— Я - Фердинанд[10] де-Трастамаре, принц Арагонский, король Сицилии! Поди и скажи твоему господину, чтобы он поспешил сюда!
После этих слов молодого человека порядок в маленьком отряде разом изменился: всадники, ехавшие впереди остальных, почтительно отступили назад, а остальные сбросили с себя плащи скромных торговых людей. На стенах города и на валу люди разом зашевелились, забегали, слышно было, как отправляли спешно гонцов, и немного спустя на стене появились люди с фонарями. Судя по движению, к месту прибыл сам губернатор.
— Правду ли мне передали, что благородный дон Фердинанд Арагонский, король Сицилии, желает осчастливить меня и наш город своим посещением в столь необычное время? — спросил голос со стены.
— Прикажите этому дуралею повернуть фонарь в мою сторону, — воскликнул молодой принц, — чтобы вы сами могли убедиться. Я готов забыть оказанный мне неподобающий прием при условии, что меня немедленно впустят в город! — добавил он.
— О, я узнаю этот властный тон, столько раз призывавший арагонские войска к победе над маврами… Откройте скорее ворота, и пусть трубят в трубы для встречи именитого гостя! — приказал губернатор.
Молодой король въехал в Осма и провел здесь ночь, а на заре со своей свитой двинулся дальше. Но из Осмы он выехал совершенно иначе, чем приехал: гордым, блестящим рыцарем, на кровном андалузском скакуне, в сопровождении не одной только свиты, а и целого отряда вооруженных пиками солдат под личным предводительством самого графа Тревиньо.
Десятого октября король прибыл в Дуэньяс, местечко, расположенное близ Валльядолида. Кастильцы, более изнеженные и преданные роскоши, удивлялись боевой закаленности, сдержанности и рассудительности молодого короля, которому было всего только восемнадцать лет. Уже в этом возрасте ни один из арагонских рыцарей не мог превзойти его ни на турнирах, ни в бою.
Глава II
Хотя в это время Валльядолид и не достиг еще того великолепия, каким отличался впоследствии, когда сделался столицей императора Карла V[11], все же этот старинный город и тогда уже отличался роскошью и красотой своих улиц и дворцов. Одним из роскошнейших был, несомненно, дворец Жуана де-Виверо, боватого сеньора, где собралась избранная компания, ожидавшая с нетерпением вестей из Дуэньяса. В главной зале дворца находились две женщины. Одна из них, которой только что исполнилось девятнадцать лет, была во всех отношениях прекрасна; в чертах ее лица, в фигуре и осанке чувствовалось гармоничное сочетание дочери юга со строгой красотой готских[12] женщин, придававшее ее наружности особенную, своеобразную привлекательность. Лицо ее, руки, шея и плечи отличались белизной; белокурые волосы переходили в золотистый оттенок, но не были рыжими; глаза, полные ума и энергии, смотрели мягко.
Это была Изабелла Кастильская. Собеседница ее, Беатриса де-Бобадилья, ее подруга детства и впоследствии верная спутница всей ее жизни, отличалась совершенно иного рода красотой: это была типичная красавица испанка, с ярким цветом лица, сверкающими черными глазами и роскошными волосами цвета воронова крыла. Менее высокая, чем ее подруга, донья Беатриса была тем не менее грациозна; живая, подвижная и экспансивная, она обладала той женственностью и привлекательностью, которые вообще свойственны испанкам.
Изабелла, сидя на высоком резном кресле, беседовала с Беатрисой.
— В этом важном деле, — говорила принцесса, — я совершенно теряюсь. В таком вопросе, как выбор мужа, я не могу руководиться только своею склонностью!
— Никто в этом не усомнился бы даже в том случае, если бы вы избрали себе в мужья самого турецкого султана! Еще ребенком вас просватали за дона Карлоса, который мог бы быть вашим отцом. Затем вас пожелали выдать за короля Португальского, который мог быть вашим дедом, но вы упорно отвергли эти предложения, заявив, что рукой инфанты[13] Кастильской нельзя располагать без согласия и одобрения кастильского дворянства.
— Да, но теперь я готова отдать руку инфанты Кастильской без согласия и одобрения дворянства! — улыбнулась принцесса.
— Не говорите так! Вы прекрасно знаете, что во всем королевстве, от Пиренеев и до самого моря, нет ни одного рыцаря, который бы не одобрил вашего выбора.
— Довольно об этом, милая Беатриса, хотя если ты непременно хочешь говорить о претендентах на мою руку, то среди них есть такие, о которых стоило бы говорить.
В глазах Беатрисы сверкнул веселый огонек, и в углах губ задрожала сдержанная улыбка; она поняла, что принцессе приятно было бы слышать разговоры об избраннике ее сердца.
— Да, после великого магистра был еще герцог гиенский[14], брат французского короля Людовика[15], но последний кастилец был против этого брака. Его гордость не могла допустить, чтобы Кастилия сделалась леном[16] Франции!
— Этого бы никогда не случилось, — заметила Изабелла с спокойной уверенностью, — даже если бы я стала женой самого французского короля: я заставила бы его уважать во мне королеву и государыню нашей древней страны и никогда не позволила бы ему видеть во мне свою подданную!
— А после брата французского короля за вас сватали еще вашего родственника Ричарда Глочестера[17], который, как говорят, родился, как волчонок, со ртом, полным зубов, и который принужден таскать на спине достаточно тяжелую ношу, чтобы не обременять ее еще и делами Кастилии.
— У тебя злой язычок, Беатриса, — заметила Изабелла;- оставим герцога Глочестера в покое. Неужели ты все еще не кончила твоего перечня претендентов?
— Дон Фердинанд, — сказала Беатриса, — достойный претендент на вашу руку. О нем можно сказать только одно хорошее.
— Остановив свой выбор на доне Фердинанде, — тихо заговорила Изабелла, — я думала, что никто не может лучше обеспечить мир нашей стране и успех ее оружию, как только союз Кастилии с Арагонией.
— Путем соединения брачными узами, — пояснила Беатриса. — И, конечно, не ваша вина, что случаю было угодно, чтобы дон Фердинанд был самый молодой, самый красивый, самый отважный и самый прекрасный из всех принцев; вы лишь из политических соображений соглашаетесь назвать его своим супругом.
— Тебе, однако, известно, что я никогда не видала моего кузена, короля Сицилии, и не знаю, каков он собою.
— Без сомнения! А все же приятно, что ваше чувство долга указало вам именно на молодого, красивого и доблестного принца, короля Сицилии. По словам нашего досточтимого отца Алонзо де-Кока, из ветренного, беспечного и беззаботного дона. Андреса де-Кабрера, друга и наперсника молодого короля, выйдет также прекрасный муж для Беатрисы де-Бобадилья!