водки на халяву пришел пожрать. На
кой мне ваш Кала? Кто он вообще такой?! Водку мне налейте.
Шмакей. Черт! Как же я имя забыл его?.. Костя? Кирилл? Нет, не то…
Продавщица. Мухомор, как ты не знаешь? Ты ж его собутыльник.
Мухомор. Ей-богу, не помню. Как-то по пьяни он мне говорил, как его зовут, но это было давно.
Нина. Да как ж не помнишь, дурень? Вспомни.
Серега. Водки! Водки!
Ак Колак. Вот незадача. Собрались на поминки – да не поймем, кого поминаем.
Шмакей. И смех и грех.
Продавщица. Да что вы маетесь! Вон жена его сидит – сопли жует. Зинка! А, Зинка? Как мужа-то твоего звали?
Зинаида. Что Зинка-Зинка? Информационная стойка я вам что ли? У меня горе такое, а вы: Зинка-Зинка.
Мухомор. Ишь! Как заговорила. (Подчеркивая слова.) «Информационная стойка». Мы и слов-то таких не знаем.
Продавщица. Все потому что мы на Юг не летаем и в аэропортах не бываем.
Нина. Ой, все ты знаешь – кто, где бывал. Коль все знаешь, шо же не скажешь нам, как покойника звали?
Продавщица. А я всех вас, деревенских алкашей поименно должна знать?
Нина. Долги ведь записываешь.
Продавщица. А я только цифры записываю: сколько задолжал и номер дома. А имена меня мало интересуют.
Серега (так же: с заплетающимся языком). Девочки, не ссорьтесь.
Ак Колак. А фамилия у него какая?
Мухомор. Чего, Зина, молчишь? Ты его жена или я?
Зинаида. Да откуда я знаю?! Не жена я ему была!
Продавщица. Ух, ты! Как же это я об этом не знала? Все ведь знаю…
Зинаида. Отстань!
Продавщица. А если бы он пропал, как бы ты его искала? Ни фамилии не знаешь, ни имени. Как же ты тогда с ним жила?
Зинаида. Будет тебе новость недели – этакая деревенская сенсация! Всем расскажи, что не жена я ему была. Сожительница!
Шмакей. Забавный вы народ, алкоголики.
Нина. Да, не такие мы блатные, как вы – барыги. Уж какие есть. Любите и жалуйте.
Шмакей. Да помолчи ты… (Зинаиде.) Ты, Зина, не огорчайся, что имени не знала. Всякое бывает. Я вот тоже имя своей бабы, из-за которой загремел, уже не помню.
Серега. Водочки мне кто-нибудь налейте, наконец.
Мухомор. Закончилась водка! (Показывает ему неприличный жест.) Вот тебе, а не водочки!
Гребешков (читает на этикетке пустой бутылки вслух громко). «Ка-лужс-кая».
Серега (приподнимается; делает шаг). Я те ща8, знаешь, что сделаю?!
Спотыкается и падает. Ак Колак его поднимает и усаживает.
Я тебе! Да я тебя!..
Гребешков. Калужская водка… Точно! Вспомнил!
Нина. Чего?
Зинаида. Что?
Гребешков. Фамилию вспомнил! Тьфу ты! Калугин он!.. Калугин. Потому его и Кала называли. Сокращённо от фамилии.
Шмакей. Ах, ну да. Калугин. «Калугин, к доске… Калугин, родителей в школу… Калугин, двойка!..» (Грустно улыбается.)
Забегает Крысеныш.
Крысеныш. Папа, вставай, пошли. (Тащит за локоть.)
Серега (почти засыпает лицом к столу). Пшли прочь, черти… пшли прочь.
Крысеныш. Пап, пошли домой.
Серега. А! это ты, Крысеныш.
Крысеныш кое-как оттаскивает Серегу из-за стола и уводит.
Продавщица (смотрит вслед). Видали? Папой называет. А он его Крысенышем. (Тяжело вздыхает.) А пацану пятнадцать лет… Что воспитание дурное с молодежью нашей делает? Между прочим, парень мог бы вырасти хорошим достойным человеком. Но, видимо, не судьба. Гнить ему здесь, в деревне с дядей-вором, пока не застрелят как собаку при очередной краже. А жаль пацана.
Гребешков. Тебе бы свою семью, своего ребенка. Была бы у тебя своя семья, ты бы в чужие нос не совала. Баба ты одинокая, вот и любопытная.
Продавщица. Да в годах я уже. Какие дети? Свое счастье я давно проворонила.
Гребешков. А записку ту порви. Занесу я тебе эти два рубля.
Продавщица. Что это я вправду из-за этих двух рублей?.. Зачем мне грех этот – чужую семью рушить.
Гребешков (встает). Не грусти.
Мухомор (Гребешкову). Хороший ты мужик, Гриша. Приходи ко мне по вечерам. Вместе будем напиваться и звезды считать. Ты же астроном вроде?..
Гребешков. Да географ я. Изучал болота – застрял в болоте. Никому не нужный географ. Язва общества.
Мухомор. А там, на дне еще есть? Передайте-ка мне бутылку.
Передают.
Зинаида. Быстро вы теперь его забыли все. Не один собутыльник – так другой. Да-а… так и живем.
Нина. Мы будем к тебе в гости как прежде ходить. Будем… Ты насчет должка-то не забудь. Помнишь, да? Триста рублей: за квашеную капусту, соленые огурцы и за водку.
Зинаида. Помню-помню.
Шмакей. Может, вам, сударыня, деньгами помочь?
Зинаида. Ой, с деньгами туго. (Всплакнув). Совсем денег нет.
Нина. Бери-бери. Деньгами, какие бы они не были, в твоем положении не брезгают. (Мухомору.) Эй! Вставай. Домой пора. (Резко приподнимает его.)
Гребешков. Я, пожалуй, тоже пойду, коль встал… Там бутылочка уже совсем пустая?
Нина. Да, пустая. Последние капли мой с горла9 лизнул. (Мухомору.) Пошли, говорю.
Ак Колак. Я, Зинаида, вам премного благодарен за закусочку, водочку. Соболезнования вам свои выражаю. Жаль, что имя Калы мы так и не вспомнили. (Встает.) Пойду я. (Жмет Шмакею руку.) Свидимся на этом районе.
Гребешков. Стойте! Стойте!..
Все смотрят на него.
Крест нательный стащили… Серега! Серега это сделал! Я ему сейчас морду набью! У-у, ворюга. Гад. Сукин сын!
Мухомор. Видали профессора? В тихом омуте…
Нина (Мухомору). Рот закрыл и пошел впередь меня.
Гребешков. …Тащит, все тащит… Ух, я им устрою. И его засажу, и Крысеныша этого. (Уходит, бормоча себе что-то под нос.)
Ак Колак. Всем благ. (Уходит.)
Нина. А я думаю, что вон тот длинный гусь украл, который сейчас ушел, как его там… Ак Колак этот… Крест украли нательный! Он же веры другой, для него это так – металл… Точно он!.. Боже ж ты мой! Ничего святого у людей не осталось. (Мухомору.) Вставай, скотина. Впереди пошел, ну!
Нина, подперев худого Мухомора на свои сильные широкие плечи, уходит.
Шмакей. Хех! Видали казачку? Не баба, а огонь! (Незаметно для продавщицы сует Зинаиде купюры в карман). Это тебе на первое время. Мужик был, мужик умер. Горем себя не губи. Свидимся. (Теребит за щеку.) Пока. (Уходит.)
Зинаида улыбаясь, смотрит вслед.
Продавщица. Кстати о кресте… Слушай, Зинаида. А как там, на кресте было написано-то имя?
Зинаида (с довольной улыбкой). Оно мне надо теперь – его имя?
Продавщица. Ну как не надо? Ты же могилу навещать будешь.
Зинаида (вздыхает, но не печально). Ой, ну какая могила? Какая могила? Я даже не знаю, где его похоронили.