Читать интересную книгу Двадцать три ступени вниз - Марк Касвинов

Какое же отношение к "мольбам" рекомендует начальству посол? Во всяком случае, не "безразличие". "При всем своеобразии положения, - пишет он 20 июня, - следующее представляется велением момента: мы не должны допустить, чтобы в России у противников агонизирующей большевистской системы вновь сложилось объединение с Антантой... Наши ответы на их запросы не должны носить характера абсолютного нет".

Не говорить "нет" означало, по существу, сказать "да". Этого не могут отрицать и шпрингеровские комментаторы. Обойдя скромным молчанием промашку кайзеровской дипломатии насчет "агонии большевизма" (да они и сами возвещали ее десятки раз за пятьдесят лет), эти господа поясняют: "Идея состояла в том, что большевики должны быть свергнуты, буржуазная Россия восстановлена, условием же восстановления ставился переход России на курс полной ориентации на Германию" (8).

Иначе говоря, проект вызволения царя кайзером был частью более обширного плана ликвидации советской власти с помощью германских штыков, восстановления старой, скорее всего царской, России с полной переориентацией такого Российского государства, то есть того, что милостиво оставит от него берлинский генштаб, - на союз с германским империализмом и подчинение германскому контролю. В такой план без особого труда вписывались и царь, и наследник, фамильно близкие и уже потому наиболее приемлемые. Оставалось лишь извлечь их из ссылки и возвратить в Зимний дворец. Потому-то "Вильгельм II и привел в действие все рычаги, чтобы спасти семью своего русского кузена" (9).

Вслед за Нейгардтом и Мирбахом может внести свою лепту в уяснение обстоятельств тех дней и Рицлер. Заметим, что бывший советник кайзеровского посольства в Москве в результате краха кайзера без работы не остался: с 1920 года он подвизается в качестве ведущего эксперта по восточноевропейским проблемам в министерстве иностранных дел Веймарской республики. Сюда, на Вильгельмштрассе, летом 1921 года явился некий Н. А. Соколов, белоэмигрант, обретавшийся во Франции. Отрекомендовавшись Рицлеру следователем по делу о казни царя, получившим на то полномочия в 1919 году от "верховного правителя" Колчака, гость осведомился, не может ли герр доктор сообщить ему какие-нибудь полезные сведения по исследуемому вопросу.

Правительство его величества кайзера, сказал без обиняков Рицлер Соколову, через свое посольство в Москве пыталось в 1918 году сделать для заключенных "все возможное и даже невозможное". В подтверждение сказанного Рицлер извлек из архивов и показал Соколову пачку документов. В их числе следующие:

A) "Посольство в Москве. Министерству иностранных дел. Июль 1918 года.

Должно ли быть повторено решительное представление относительно бережного отношения к царице, как германской принцессе? Не считаете ли вы, что распространять представление и на цесаревича было бы опасным, так как большевикам, вероятно, известно, что монархисты склонны выставить на первый план цесаревича? Недоверие большевиков в отношении германских представлений еще более усилилось вследствие недавних слишком откровенных заявлений генерала Краснова на Дону. Рицлер " (10).

Б) "Министерство иностранных дел. Поверенному в делах в Москве. Июль 1918 года. С представлениями в пользу царской семьи согласен. Буше".

B) "Посольство в Москве. Министерству иностранных дел. Июль 1918 года. Сделал снова соответствующее представление в пользу царицы и принцесс германской крови с указанием на возможное влияние цареубийства на общественное мнение. Чичерин молча выслушал мои представления. Рицлер" (11).

Документы, переданные Рицлером Соколову, свидетельствуют, по словам последнего, о том, что "русские монархисты вели переговоры с немцами о свержении власти большевиков". А "в рамки этой темы" входила проблема освобождения царя, которое и монархический центр, и выступавшие на юге белые генералы "должны были оплатить какими-то услугами немецким военно-политическим планам как в центре страны, так и в разгоревшейся вооруженной борьбе на периферии, оккупированной или намечавшейся к оккупации германскими вооруженными силами" (12).

Издалека, из Тобольска, а потом из Екатеринбурга Романовы напряженно следили за движением сил, которые, как они надеялись, вернут им свободу, а может быть, и власть. "Николая не покидала уверенность в том, что "Германия хочет дать царю и его сыну возможность возвратиться на трон, порвать с союзниками и вступить с союз с Германией" (13). Эта уверенность была столь велика, что Романовы одно время всерьез гадали, когда и куда вывезут их из заключения. "Они были того мнения, что их отправят в какой-нибудь из приграничных городов, где они и будут переданы германским войскам" (там же), Конкретно назывались пункты; Долгоруков, состоявший при царской семье, говорил, например, что ее передача немцам состоится, по-видимому, в Риге.

Одновременно чета Романовых пристально следила за развернувшимися на юге и севере вооруженными диверсиями бывших царских генералов, принятых на службу и довольствие кайзеровским командованием. "Добрые вести о Каледине и Краснове идут с Дона, - утешается Александра Федоровна в одном из своих писем к Вырубовой. - Дай бог удачи их святым начинаниям" (14).

Те же генералы под эгидой кайзеровского командования выступили и первыми мастерами по устройству жестоких кровопролитий на оккупированных немцами русских территориях; это - приближенные Николая II, десятилетиями состоявшие в его свите или окружении, лично ему преданные, его возвращение на трон открыто или тайно поставившие своей целью: Алексеев, Краснов, Каледин, Богаевский, Скоропадский, Маннергейм.

В то самое время, когда на Исаакиевской площади Нейгардт и Будберг по ночам пробирались к Мирбаху для тайных переговоров об освобождении царской семьи, наказной атаман войска Донского Каледин на юге устанавливал первые связи с германским командованием, пытаясь с его помощью превратить Дон в базу и исходный плацдарм российской контрреволюции. В декабре 1917 года отрядам Каледина удалось захватить Ростов. Около двух месяцев длилась кровавая оргия калединщины, отметившей свой путь по донской земле виселицами и расстрелами. В ожесточенных боях, смелыми контрударами Красная гвардия и партизанские отряды надломили калединское воинство. Не дожидаясь конца, атаман 29 января 1918 года покончил самоубийством.

Тем временем в Оренбурге поднимает монархический мятеж атаман Дутов. С балкона городской думы он обращается к белоказачьим отрядам с пьяной и путаной речью, в которой заклинает их "не вкладывать шашки в ножны" до тех пор, пока не "воссияют в блеске былой славы и попранныx прав государь император и его царственный сын". На юге за первым раундом следует второй. Место Каледина занял Краснов. Тот самый, который несколько месяцев назад, разбитый у Пулковских высот и доставленный в Смольный, был отпущен на свободу под честное слово впредь не поднимать оружие против советской власти. Его слово чести стоило дешево. Получив 11 мая 1918 года атаманскую булаву, он обратился к Вильгельму II с холопским посланием, в котором объявил Дон состоящим под немецким протекторатом, а заодно провозгласил своей целью "восстановление в правах" Николая II и его сына. С середины мая до конца июня Краснов получил от немцев 46 орудий, 88 пулеметов, 12 миллионов патронов. Пятнадцатитысячный свой отряд Краснов, получив оружие, смог развернуть в восьмидесятитысячную армию. Он установил режим. страшного террора. Вот приказ генерала Денисова, его правой руки: "Самым беспощадным образом усмирять рабочих, расстреляв, а еще лучше повесив на трое суток каждого десятого из всех пойманных".

Трудовой Дон поднялся на решительную, отчаянную борьбу против кайзеровских прихвостней. Подала руку помощи Красная Армия. Перед лицом надвигающегося крушения очередной прогерманской авантюры Краснов счел за благо вовремя убраться. Он передал атаманскую булаву генералу Богаевскому и бежал в Германию.

Примерно такую же карьеру проделал на немецкой службе бывший командир царскосельского лейб-гвардейского полка (где служили великие князья), бывший генерал-адъютант его величества, полтавско - черниговский помещик, уроженец германского города Висбадена П. П. Скоропадский. С первого взгляда Скоропадский приглянулся генералу Герману фон Эйхгорну, в начале 1918 года сменившему генерала фон Линсингена в должности командующего оккупационными войсками на Украине. 29 апреля 1918 года Скоропадский был провозглашен в Киеве "гетманом Украины". Продержался он семь с половиной месяцев, всячески помогая оккупантам грабить страну и вешать непокорных, а как только побежали немцы с охваченной пламенем всенародного восстания Украины, вслед за ними поспешил унести ноги и бывший генерал-адьютант.

Названные генералы Николая II в ожидании его возвращения расчищали для него (или для его сына) площадку на юге и востоке. Еще один из той же плеяды и под тем же общим командованием усердствовал на Севере. Незаурядные способности карателя генерал Карл Густав Эмиль Маннергейм показал уже в начале гражданской войны, развязанной в Финляндии кликой Свинхувуда. Но особенно блеснул он вскоре после того, как реакционное финское правительство заключило 7 марта 1918 года отдельный договор с Германией. С помощью подоспевшего с десантными силами немецкого генерала Рюдигера фон дер Гольца Маннергейм организует обширный и жестокий карательный рейд для подавления рабочего класса и Красной гвардии. От Або, Ханко и района Ловиза оба генерала, царский и кайзеровский, вместе рвутся вперед. Во имя чего - это определится через несколько месяцев, когда Финляндия будет объявлена монархией, а претендентом на несуществующую финскую корону выступит Фридрих Карл Гессенский, родственник последней русской царицы.