Читать интересную книгу Как убить золотого соловья - Войтек Стеклач

– Давайте все запишем, – предложил капитан. – Только спокойно. Выпьете кофе?

– Да, – ответил я.

– Сигарету?

Я послушно закурил. Пока мы еще не вышли из комнаты, я всякий раз вздрагивал, когда фотограф щелкал затвором, и окружающие меня предметы и люди начинали тонуть в еще более густом тумане.

– Я понимаю, для вас это был шок, – сказал капитан. – Так что ограничимся самым необходимым.

Сидя в передней и глядя на часы, я думал только о том, когда же появится «скорая».

– Итак, Честмир Бичовский, тридцати лет, профессия – музыкант.

Когда «скорая» приехала, врач вызвал милицию, а санитар остался стоять у двери. Он смотрел на меня как на сумасшедшего и, видимо, считал, что я попытаюсь сбежать. От кого? Впрочем, меня не интересовали мысли санитара.

– Я пришел около половины десятого, – произнес я, и капитан придвинул ко мне пепельницу. – Мы договорились на восемь.

– Почему вы опоздали?

Я усмехнулся:

– Надо было ее знать, – и махнул головой в сторону комнаты.

– Ну, я-то ее только по телевизору видел, – светски сказал капитан.

– Извините, – я глотнул кофе. – Если она сказала – в восемь, то прийти в полдесятого значило в самый раз… К тому же у нее была запись в «Беседе» – я с ней говорил после обеда.

– В «Беседе»?

– Нет, она приехала ко мне… Мы играли в Доме трудящихся.

– Но вы договорились на восемь.

– На восемь. На всякий случай я ей еще позвонил.

– Когда?

– Сразу после восьми.

– Сюда?

– Сюда.

– И ее не было дома?

– Нет, – покачал я головой. – Никто не взял трубку.

– А когда вы кончили выступать?

– В шесть, как обычно. Мы всегда по субботам кончаем в шесть, а потом с семи до девяти репетируем в малом зале. Новую программу…

– Значит, с семи вы репетировали, а чуть позже восьми звонили? – перебил меня капитан.

– Нет, – сказал я, и чашка задрожала у меня в пальцах. – Я не был сегодня на репетиции.

– Почему?

– Когда ко мне утром приехала Зузана, то я сказал нашему шефу, что не приду на репетицию… Потому что мы кончаем в девять, а то и позже.

– И где вы были?

– Дома.

– Так вы звонили сюда из дома?

– Да.

– Пан Бичовский, – с интересом посмотрел на меня капитан, – если вы после выступления поехали домой, то почему же не оставили дома инструмент?

Мой футляр со скрипкой лежал на столе.

– Я знаю, это выглядит глупо…

– Пан Бичовский…

– Мы собирались устроить небольшое торжество… Так договорились.

– И вы хотели поиграть для хозяйки? – понимающе спросил капитан.

– Ну да.

– А что это должно было быть за торжество, осмелюсь спросить? – в голосе капитана звучала ирония.

– Мои именины… Мы хотели их отметить. Я должен был вернуть ей сегодня ключи.

– Вот как, – протянул капитан.

– Вы все равно это узнаете, – сказал я нервно. – Дело в том, что мы уже разошлись.

Мы оба помолчали. Затем капитан задумчиво погасил сигарету.

– Дело обстоит не лучшим образом, – заметил он тихо. – Пан Бичовский, вы живете один?

– Один, – ответил я.

– Где?

Я лихорадочно соображал. После выступления я оказался дома примерно без четверти семь. Голова болеть перестала, зато донимал голод. В закусочной на Петршинах я съел два бутерброда. Да, это было где-то без четверти семь. Встретил ли я кого-нибудь из знакомых? Нет, никого.

– Значит, из дома вы звонили Зузане Черной только один раз. После восьми. Правильно?

– Да, – сказал я.

– Но пришли вы в полдесятого?

– Да, – сказал я.

– Видимо, были совершенно уверены, что к этому времени Зузана Черная вернулась домой?

– Я понимаю, это выглядит глупо…

– Вы это уже говорили, пан Бичовский.

– Я не был уверен! Просто мне не хотелось больше звонить.

– И вы решили, что даже если хозяйки не будет, то вы ее подождете. Как-никак ключи у вас были.

– Ничего я не решил, – закричал я. – А ключи у меня, понятное дело, были.

– Да вы успокойтесь, пан Бичовский, – любезно сказал капитан. – А этот нож, – он показал глазами в сторону комнаты, – этот нож – ваш?

4

Дискотечная публика освободила зал «Ротонды», и барменша пани Махачкова открыла свою лавочку. Обычно в «Ротонде» с восьми до полдесятого шла какая-нибудь программа, чаще всего ширпотреб, рассчитанный на молодежь, а с десяти «Ротонда» превращалась в джаз-клуб. Вместе с клубом открывался бар, и, хотя по понедельникам было затишье: джазовая программа не исполнялась, пани Махачкова работала, как всегда, с десяти вечера до двух ночи, обслуживая не только поклонников джаза. Было в порядке вещей, что в понедельник сюда набивалось довольно много народу – в основном музыканты и их друзья, которых у входа тщательно фильтровал Вацлав Бубеничек. Но на сей раз он этим заниматься не стал, только проверил кассу, перекинулся парой слов с девицей, которая в обклеенной афишами будке продавала билеты, и отправился со мной в бар.

– Да это никак Честик, – радостно воскликнула пани Махачкова, – а я уж думала…

Она осеклась.

– Чего люди не наболтают, – усмехнулся я, стараясь выглядеть как можно непринужденней.

Что именно пани Махачкова думала, мне было совершенно ясно. Убийца Честмир Бичовский перед судом… Убийство из-за поруганной любви… Кровавое злодеяние ослепленного страстью безумца… Обманутый скрипач заносит стальной нож… Подарок к свадьбе становится уликой… Сердце на рукояти ножа, нож по рукоять в сердце… В свободные минуты, когда торговля спиртным замирала, пани Махачкова, сидя за своей стойкой, запоем читала истрепанные книжечки, именуемые обыкновенно низкопробной литературой.

– А мы уж тут с паном Бубеничеком думали… – Махачкова не договорила. – Но я рада, Честик, правда, очень рада.

Предположим, подумал я.

– А что вам налить?

Я попросил вина, а вышибала Бубеничек, как обычно, апельсиновый сок. Мы пока были в баре единственными посетителями, и пани Махачкова, обслужив нас, вернулась на свое рабочее место в углу, где на электроплитке всегда бурлила вода для кофе и где она держала часть своей библиотеки – самые свежие, недавно добытые шедевры.

– И что вы об этом думаете? – спросила она сочувственно.

– Жуткое дело, – сказал я, поскольку Бубеничек молчал. Вопрос пани Махачковои, впрочем, и не относился к нему.

– Ведь правда? – обрадованно закивала эта заядлая книжная моль.

Я надеялся, что теперь-то она оставит нас с Бубеничеком в покое, но жестоко ошибся.

– Вас это, должно быть, страшно потрясло, Честик?

– Совершенно верно, – сказал я сдержанно, и тут она наконец заметила и молчание Бубеничека, и мое нежелание поддерживать разговор и, покачивая крутыми бедрами, отбыла в свой угол.

– Насколько я понимаю, – раздумчиво произнес Бубеничек, – если тебя не посадили, то ты, наверное, не виноват.

Я сделал глоток вина и встретил его внимательный выжидающий взгляд.

– Послушай, – сказал я, – я ведь любил Зузану.

– Знаю, – ответил Вацлав Бубеничек, – ходило много разговоров о том, как вы любили друг друга.

Иронизировал он или нет, я не понял. Да и не так это было важно.

– Сегодня их, наверное, допросили.

– Кого?

– Ребят из Зузаниного ансамбля, – сказал я, – у них в ту субботу была запись в «Беседе». Может, кто-то ее подвез домой, может, кто-то зашел к ней. Я пришел в полдесятого – и опоздал.

– Опоздал, – сказал Бубеничек, – а теперь ты хочешь поиграть в Шерлока Холмса.

– Зачем?

– Это я должен спросить – зачем, – усмехнулся Бубеничек, – не твоя это забота.

– Может, и моя, – отрезал я.

Бубеничек, сосредоточенно тянувший через соломинку свой сок, на мгновение задумался. У пани Махачковой, сидящей в уголке бара, лежала на коленях раскрытая книжка, а на цепочке висели очки. Бубеничек извлек из кармана пачку «Спарты», протянул мне, из другого кармана достал австрийскую зажигалку, и мы оба закурили.

– Она ведь тебя бросила. Вы не разошлись, нет, это она с тобой разошлась; кто-то ее пристукнул, так ты решил, что уголовка слабовата для такого дела, загорелся местью и захотел сам найти этого гада. Что, не так?

Хотя такая интерпретация моих чувств выглядела чересчур упрощенной, кое-что в ней все же было.

– Допустим, – согласился я.

– И если я хорошо тебя понял, то тебе пришлось бы по душе, – Бубеничек от удовольствия даже заерзал на своем табурете, – окажись злодеем Богоушек Колда.

– Ну, в такие детали я еще не вдавался.

– Ой ли?

– Серьезно.

Что касается Богоушека Колды, то играть в прятки смысла не было. Вот уже примерно полгода, как он пытался занять мое место рядом с Зузаной – и, кажется, небезуспешно. Это знали все, так что должен был знать и Бубеничек. Тем более, что вышибале было известно и такое, чего все знать никак не могли. Поэтому не стоило водить его за нос, если и я в свою очередь хотел что-нибудь выведать.