Шрифт:
Интервал:
Закладка:
-- Сорок пять.
-- Вам повезло.
Я изумленно посмотрела на него. Ему, должно быть, двадцать шесть, может, меньше.
-- Повезло? Почему?
-- Дожить до таких лет... Здорово!
Он выпустил мою руку, точнее (так мне показалось), отстранил ее. Потом отвернулся и закрыл глаза. Я встала.
-- Спокойной ночи, Льюис.
-- Спокойной ночи, --сказал он мягко. --Спокойной ночи, Дороти Сеймур.
Я тихонько прикрыла дверь и спустилась на террасу. Чувствовала я себя до странности хорошо.
Глава третья
-- Слушай, ты хоть понимаешь, что я никогда не излечусь? Никогда не смогу излечиться?
-- От всего можно вылечиться.
-- Нет. Между мной и тобой существует что-то неумолимое, и ты это прекрасно чувствуешь. Ты... должна об этом знать. Не можешь не знать.
Я прервала эту странную беседу, последний образчик моего творчества, и вопросительно взглянула на Льюиса. Он поднял брови, улыбнулся.
-- А вы верите, что существуют неумолимые вещи?
-- Речь не обо мне, а о Ференце Листе и о...
-- Но вы сами верите?
Я рассмеялась. Я знала, что жизнь иногда действительно представляется неумолимой и что от некоторых романов, как мне казалось, я никогда не смогу излечиться. И ничего, сижу себе в саду, мне сорок пять, я в отличном настроении и никого не люблю.
-- Верила когда-то. А вы?
-- Пока еще нет.
Он прикрыл глаза. Мы понемногу начинали говорить-о нем, обо мне, о жизни. Когда я приходила со студии, Льюис спускался из своей комнаты, опираясь на костыли, вытягивался в кожаном кресле, и, попивая виски, мы смотрели как опускается вечер. Возвращаясь, я была рада снова его увидеть, такого спокойного, странного, одновременно веселого и испуганного, как неизвестный зверек. Рада, но не более того. Я ни в коей мере не была влюблена и, что интересно, при других обстоятельствах его красота могла бы вызвать у меня испуг, даже отвращение. Сама не знаю почему-просто он слишком уж стройный, изящный, совершенный. Отнюдь не женоподобный, он тем не менее заставлял меня вспоминать о касте, описанной Прустом: его волосы походили на перышки, кожа- на ткань. Одним словом, в нем не было ничего похожего на ту детскую грубость, которая меня привлекала в мужчинах. Я спрашивала себя, бреется ли он, нужно ли ему это.
Как выяснилось, он родился в североамериканской пуританской семье. Немного поучившись, ушел бродить по стране, по дороге перепробовал кучу профессий и остановился в Сан-Франциско. Встреча с такими же бродягами, слишком большая доза ЛСД, драка, поворот машины-и он оказался здесь, у меня дома. Когда поправится, уйдет, сам не знает куда. А пока мы говорили о его жизни, об искусстве-он был достаточно образован, несмотря на свои неслыханные суждения. Короче говоря, в глазах окружающих наши отношения выглядели самыми пристойными и самыми нелепыми из всех возможных отношений между двумя человеческими существами. Но если Льюис меня постоянно расспрашивал о моих прошлых романах, то о своих не говорил ни слова, и это казалось единственно странным и наиболее опасным в мальчике его возраста.
Он говорил о мужчинах или о женщинах как о неких отвлеченных, безликих понятиях. И мне казалось почти непристойным в мои-то годы испытывать такую нежность и такие волнующе-смутные воспоминания при слове "мужчины".
-- Когда у вас появилось это ощущение неумолимости? --спросил Льюис. --Когда ушел ваш первый муж?
-- Господи, да нет конечно! В тот момент я испытала скорее облегчение. Вы только представьте- абстрактная живопись круглые сутки, круглые сутки. А вот когда ушел Фрэнк, тогда да, тогда чувствовала себя загнанным зверем.
-- Кто такой Фрэнк? Ваш второй?
-- Да, второй. В нем, конечно, не было ничего выдающегося, но он был таким веселым, таким нежным, таким счастливым.
-- Он вас бросил?
-- Его подцепила Луэлла Шримп.
Он с интересом поднял брови.
-- Вы хоть слышали о такой актрисе-Луэлле Шримп?
Льюис сделал обидевший меня непонятный жест, но я сдержалась.
-- Короче, Фрэнк был соблазнен, очарован и бросил меня, чтобы на ней жениться. Вот тогда, как Мари Д'Агу, я подумала, что уже никогда не излечусь. Я так думала целый год. Вам это кажется странным?
-- Нет. И что же с ним стало?
-- Через два года Луэлла подцепила другого, а его бросила. Он снял три дурацких фильма и запил. Таков финал.
Возникло молчание. Потом Льюис тихонько застонал и попытался встать с кресла. Я встревожилась:
-- Вам нехорошо?
-- Очень больно. Мне кажется, я никогда не смогу встать на ноги.
Я на секунду представила, как здесь навечно поселится бедный больной Льюис, и, как ни странно, эта мысль не показалась мне ни абсурдной, ни неприятной. Может быть, я уже достигла того возраста, когда человек должен взвалить на себя какую-нибудь ношу. В конце концов я бы чувствовала себя нужной и спокойно ее несла.
-- Ну что ж, тогда вы останетесь здесь, --сказала я весело. -- А когда у вас выпадут зубы, я буду варить вам кашку.
-- Почему же у меня должны выпасть зубы?
-- Говорят, такое случается с теми, кто долго не встает. Хотя, признаюсь, это выглядит парадоксом. Они ведь должны выпадать под действием силы тяжести, когда человек находится в вертикальном положении. Так ведь нет.
Он искоса посмотрел на меня, как это делал Пол, но более добродушно.
-- А вы забавная, --сказал он. --Я бы никогда не смог вас бросить. --Потом закрыл глаза, слабеющим голосом попросил сборник стихов, и я пошла в библиотеку поискать что-нибудь, что бы ему понравилось. Это тоже был один из наших ритуалов. Я читала нежно и тихо, чтобы не разбудить или не испугать его, стихи Лорки об Уолте Уитмене:
В небе есть берега, где хоронится жизнь,
И завтра не всем суждено повториться...
Глава четвертая
Я была погружена в работу, когда узнала новость. Точнее, я диктовала секретарше сочиненный мною захватывающий диалог между Ференцем Листом и Мари Д'Агу, и делала это без всякого воодушевления, потому что накануне узнала, что Листа будет играть Подин Дайк, и совершенно не представляла себе в этой роли такого смуглого, мускулистого громилу. Но в кино полно подобных неизбежных и глупых ошибок. Итак, я шептала "что-то непоправимое" на ухо моей милой всхлипывающей секретарше Кэнди -- она невероятно чувствительна, --когда зазвонил телефон. Она сняла трубку, шумно высморкалась и повернулась ко мне:
-- Мистер Пол Бретт. Мадам, он говорит, что это срочно.
Я взяла трубку.
-- Дороти? Вы знаете новость?
-- Нет. Не думаю.
-- Дорогая моя... гм... Фрэнк умер. Я молчала. Он занервничал.
-- Фрэнк Сэймур. Ваш бывший муж. Застрелился этой ночью.
-- Это неправда, -- сказала я.
Я действительно так думала. Фрэнк никогда не отличался смелостью. Море обаяния, но ни капли смелости. А на мой взгляд, для самоубийства нужно иметь достаточно мужества. Стоит только вспомнить огромное количество тех, кто только этим и занимается, но без всякого успеха.
-- Правда, --прозвучал голос Пола. --Он застрелился сегодня ночью в дрянном мотеле, недалеко от вас. Никаких объяснений.
Мое сердце билось медленно, очень медленно. Так сильно и так медленно. Фрэнк... веселье Фрэнка, смех Фрэнка, кожа Фрэнка... Умер. Странно, но иногда смерть маленького человека потрясает сильнее, чем смерть знаменитости. Я не могла в это поверить.
-- Дороти, вы меня слушаете?
-- Я вас слушаю.
-- Дороти, нужно, чтобы вы приехали. У него не было семьи, а Луэлла, как вам известно, в Риме. Мне очень жаль, Дороти, но вы должны приехать, чтобы уладить все формальности. Я заеду за вами.
Раздались гудки. Я протянула трубку секретарше и села. Она посмотрела на меня с пониманием, которое я в ней так ценю, поднялась, открыла полку с надписью "Архивы" и вынула стоящую там открытую бутылку "Чивас". Я рассеянно отпила большой глоток.
Я знаю, почему людям в шоковом состоянии дают что-нибудь выпить-в этой ситуации алкоголь производит такое мерзкое действие, что вызывает у вас чувство физического отвращения, протеста, которое лучше всего остального может вьтести из отупения.
Виски обожгло мне горло, небо, и я от ужаса пришла в себя.
-- Фрэнк умер, -- сказала я.
Кэнди опять уткнулась в носовой платок. В те нередкие минуты, когда мне отказывало воображение, я развлекала ее рассказами о моей загубленной жизни. Впрочем, она меня тоже. Одним словом, она знала о Фрэнке, и в этом было ощущение некоторой поддержки. Сейчас, после известия о его смерти, я не вынесла бы присутствия кого-то, кто о нем даже не слышал. Хотя по-настоящему его популярность давно улетучилась, о нем забыли так же быстро, как и вознесли. Сволочная штука слава, а здесь, в Голливуде-тем более. Не успеешь оглянуться-ее и след простыл. А Фрэнк, красавчик Фрэнк, счастливый муж Луэллы Шримп, Фрэнк, так любивший со мной посмеяться, умрет дважды-его имя добьют равнодушные, безжалостные слухи, вызванные его самоубийством.
Пол приехал очень быстро. Он дружески взял меня за руку, обойдясь без поцелуя, чтобы не вызвать у меня слез. Я всегда сохраняла нежную привязанность к мужчинам, с которыми была близка. Свойство довольно редкое. Человек, с которым ты проводишь ночь в одной постели, в какой-то момент обязательно становится для тебя ближе всех остальных, никто меня в этом не переубедит. Тела мужчин, сильные и одновременно беззащитные, такие разные, похожие и так не желающие этого сходства.