Читать интересную книгу Царевна Лизанька - Лидия Чарская

— Хорошо как нынче, Маврута! — искренним восторгом вырывается из груди царевны.

— И то хорошо, — важно соглашается та, и любующимся взглядом окидывает свою маленькую госпожу. И есть на что полюбоваться ей, маленькой «фрейлине». На диво хороша нынче царевна. Ничто, как этот простой сарафан, да белая расшитая рубаха и бирюзового цвета кокошник не может так идти к маленькой русской красавице… Даже роскошное голландское платье, в которое иной раз по желанию матери-императрицы наряжаются её дочери к ассамблеям, и то не может так хорошо подойти, как этот простой и скромный костюм.

— Ну, чего ты? Ишь, ведь, смотрит, точно узоры на мне написаны, — невольно рассмеялась царевна Лизанька, встречая поминутно восхищенные взоры маленькой фрейлины.

— И впрямь, ровно узоры. Уж очень ты из себя пригожа, царевна! — искренно вырвалось у Мавруты.

Царевна Лизанька рукой махнула в ответ на эти слова.

— Ты в комплиментах-то не усердствуй, Мавра. Мы, ведь, не на ассамблее здесь и не в батюшкиных палатах, так льстить тебе и не приходится. Впрочем, знаю, что не льстишь, — видя как обидчиво вытянулось лицо её спутницы, поспешила успокоить ее царевна. — Знаю, что любишь ты меня. Спасибо, Маврута… А вот и деревня рыбацкая… Это и есть та слобода? — оживилась она при виде небольшого поселка, к которому теперь подплывал их ялик.

— Эта самая и есть… Видишь, царевна, вон и толпа на лужайке. Гляди, гляди, в хороводы уже становятся… Слава Богу, не опоздали мы! — волновалась бойкая Маврута.

Между тем, несколькими взмахами весел, гайдуки-гребцы причалили к берегу, где находилась крошечная, самой природой созданная бухта, чудесно укрытая под сенью двух старых развесистых ракит.

— Ну, вы здесь нас и ждите… К закату вернемся… Мамушка Андреевна, а мамушка?.. Ты не опасайся, мы тут близехонько будем! — тормошила царевна успевшую уже основательно вздремнуть Лискину Андреевну.

Та с трудом раскрыла отяжелевшие веки.

— Ступайте со Христом, мои голубушки, а только в случае чего тотчас же назад. Не приведи Господь, ежели обидит кто… или согрубит… Ишь, ведь, разве тебя нынче узнаешь, золотая ты наша царевна! — окончательно приходя в себя и напутствуя вверенную её попечениям царскую дочь, тревожилась мамка.

— И-и… кто меня обидит! Гляди, чтобы я кого не обидела! — весело и звонко рассмеялась царевна и козочкой выпрыгнула из лодки, прежде чем гайдуки успели подсобить своей юной госпоже.

Очутившись на берегу реки, обе девочки взялись за руки и быстро-быстро, что было прыти, побежали в ту сторону, откуда до них уже доносилось протяжное хороводное пение, то и дело прерываемое веселым звонким смехом.

— Помни же, Маврута, я не царевна нынче, а просто Лизанька. Так меня и зови, безо всякого прибавления «ваше высочество», а не то мне все дело испортишь. Лизанька, сестрица твоя, Плотникова дочка. Слышишь? — наказывала царевна дорогой своей верной подруге.

— Да, как же так, царевна, да нешто я посмею? — смутилась та.

— Должно быть, посмеешь, ежели я тебе это наказываю.

— Ой! Дико мне, ваше высочество…

— Фу, ты какая… Опять «высочество»? Что я сказала сейчас…

— Ладно, ладно, не буду уж… Не всякое лыко в строку, царевна.

— Опять — царевна. Эк ты какая…

— Не буду, не буду, ваше высо…

— Что?..

— Не буду, Лизанька… Ой, прости ты меня, ради Бога, дерзкую, непутевую, — искренно испугалась Маврута.

Царевна только весело рассмеялась и махнула рукой.

— Нет уж, ты лучше там со мной и вовсе не разговаривай, а то опять спутаешь. И тогда прощай вся наша затея. Будут на меня смотреть, как воронье на пугало, а то еще хуже — стесняться да церемониться меня… А я повеселиться хочу, как следует от души повеселиться, Мавруша, безо всяких церемоний, — искренно созналась царевна и, все еще не выпуская руки своей спутницы, умерила шаги и уже степенно и спокойно направилась вместе с нею к пестрому хороводу.

ГЛАВА IV

Первый блин комом. — Насмешники

— Здравствуйте, девушки, здравствуйте, парни! — нежданно-негаданно прозвучал нежный, серебристый голосок-колокольчик позади собравшихся в хоровод слобожан.

Те только что на минуту оборвали одну песню, чтобы затянуть другую, как услышали за своими плечами это приветствие, произнесенное звонким приятным голоском.

Перед слободскими девушками и парнями стояли тетерь две молоденькие чисто по-крестьянски одетые девушки.

— Милости прошу к нашему шалашу, — окинув их внимательно-зорким взглядом, произнесла хороводная запевала, совсем еще юная кареглазая, темноволосая, миловидная девица, стоявшая посреди круга.

— Это и есть Танюша Онуфриева, с которой я уговаривалась намедни, — успела шепнуть царевне Лизаньке Маврута.

Таня в свою очередь узнала забегавшую к ней накануне девочку и весело закивала ей головою.

— Никак дворцового плотника дочка? — окликнула она ее.

— Она самая, — нимало не смущаясь, ответила Маврута Шепелева.

— Как видишь, сама пришла и сестренку привела с собою, — указала она глазами на царевну Лизаньку.

— Ишь, какая красавица-то у тебя сестренка, — усмехнулась Таня, не менее Мавруты, бойкая девушка.

— Ну, ступайте к нам в хоровод, коли пришли, гостями будьте! И, указав обеим девушкам их место, она махнула рукою и затянула высоким голосом песню.

Хоровод поддержал свою запевалу, и вот красивые, звонкие молодые голоса понеслись по берегу Невы многоводной, по хрустально-голубоватой тихой поверхности вод, в чащу зеленых финских лесов, поверх глубоких болотных топей.

Царевна Лизанька, крепко любившая с детства родные русские песни, с восторгом прислушивалась к ним.

Среди общего хора красиво выделялся голос запевалы Тани. Хоровод двигался сначала в одну сторону, потом в другую под звуки песни, а сама Таня, стоя посреди круга, то притоптывала ногами, то подергивала плечами или начинала плавно выплывать утицей вдоль круга.

Не скоро еще замолкло пение, остановился хоровод.

— А ну-ка, девушки, а ну-ка парни, грянем-ка-сь плясовую! — неожиданно крикнула своим звонким голоском хороводная запевала и уперла руки в бока, приготовляясь к пляске.

Вмиг все ожило и засуетилось на полянке. Откуда-то, словно из-под земли, вырос седой рыбак, с черным от загара лицом, с трехструнною балалайкой. Он уселся на пне, скрестил ноги, обутые в лапти, и, обведя глазами столпившуюся вокруг него молодежь, лихо провел по струнам рукою.

Под звуки залихватской плясовой песни, выступила вперед Танюша, и бойко крикнув:

— А ну-ка, кто со мною? Выходи! — мелко засеменя ногами, павой поплыла она по лужайке.

Не успела она сделать и одного круга, как из толпы молодых слобожан пулей вылетел парень и бросился следом за нею, то выделывая какие-то затейливые фигуры ногами, то кидаясь на землю и пускаясь в удалую присядку.

Широким кругом встала молодежь, любуясь пляшущими.

— Ай да Танюшка! Ай да Ванюшка! — одобрительно покрикивали присутствующие.

Однако, не долго оставались они только зрителями. Веселый плясовой мотив, мастерски наигрываемый старым дедкой, и огневая пляска первой пары, совсем захватили их.

— Эй, дорогу! Шибче играй, дедушка! Знай наших — слобода рыбацкая, рыбачки — Божьи работнички, веселятся нынче! — выкрикнул какой-то парень из толпы и, подхватив за руку первую попавшуюся девушку, кинулся с нею в круг.

За второю парой заплясала и третья. За третьей — четвертая… Скоро вся лужайка покрылась танцующими. Только и слышалось притоптыванье лаптей, да веселое гиканье и поминутные взрывы смеха или возгласы одобрения.

Девушки то вьюнами вились по лужайке, то плыли плавной лебединой поступью, то порхали бабочками, едва касаясь ногами земли.

Но вот уморившаяся Танюша первая выбежала из круга танцующих и, приблизившись к любовавшимся издали на пляску своим маленьким гостям, Лизаньке и Мавруте, бросилась подле них на траву.

— Ой, устала… Моченьки моей нету… Индо ноженьки все свело… — говорила она, глядя на девочек веселыми, искрящимися глазами. — А вы что же не танцуете… Аль не умеете вовсе?

— Нет, мы умеем… — обиделась Маврута, — да её высочес… — начала она и тотчас же осеклась и замолкла на полуслове, встретившись с испуганным и предостерегающим ее взором царевны. И тотчас же нашлась и поправилась:

— Да моя сестренка у нас в дворцовых сенях лучшей плясуньей считается.

— Что? Неужто-ж и впрямь? А ты не врешь грехом, девушка? — недоверчиво усмехнулась Таня.

— Врет поди… Нешто может такая маленькая да лучше всех отличиться, — подхватили другие девушки, незаметно присоединившиеся к юным собеседницам.

— И то приврала малость гостьюшка наша… — поддержали их и парни.

— А ежели не вру? А ежели царев… — запальчиво начала было Маврута и снова прикусила язычок, встретясь взором со взорами царевны, — а ежели и впрямь сестрица моя Лизанька за пояс заткнет любую у вас плясунью? — обвела она блестящим вызывающим взглядом веселую толпу слобожан.