На самом деле мысли Свана были в этот момент очень далеко. Хотя это и может прозвучать несколько странно, если знать, что он думал в этот момент о соседней комнате. Вернее, о том, что он там заметил. О предмете, видеть который сегодня ему хотелось меньше всего на свете; и, увидев который, он даже немного испугался.
Часы…
Старинные часы…
Сван заметил эти часы, когда Генри, переполненный гордостью и радостью, водил гостей по дому, показывая, какую прелесть может позволить себе приобрести полицейский после ухода на пенсию. Сван переступил порог знакомой комнаты со смешанным чувством страха и любопытства — увидит ли он здесь часы?!
Часы были на своем месте, и у Свана вырвался вздох облегчения, когда он заметил безвольно повисший маятник. Часы еще никто не заводил. И тут же, как бы в ответ на его мысли, кто-то из гостей спросил…
— Генри! А почему твои часики стоят? Керосин кончился?
— Они на дождевой воде, — ответил Генри под общее хихиканье. — А сегодня, как назло, на небе ни облачка.
— А пивом заправлять не пробовал?
— Ну уж нет! Для пива у меня есть куда более полезное применение! — Генри похлопал себя ладонью по животу.
Сван был безумно рад, что к часам никто так и не притронулся. Пока, во всяком случае.
Но оставалась опасность (и она была более чем реальной), что в один прекрасный (несчастный) день сам Генри или его жена решат, что раз уж в доме есть часы, то они должны показывать точное время несколько чаще, чем два раза в сутки.
И тогда чья-то рука откроет деревянную дверцу, сквозь которую заманчиво смотрит на мир маятник; и коснется его; и слегка качнет его в сторону; и часы оживут, став жизнью этого человека.
Навсегда.
До самой смерти.
Кто-то (кажется, Гримски) настоял на том, чтобы Генри Уорвик надел свою форму, в которой он красовался в день ухода на пенсию. После долгих препирательств его удалось заставить сделать это. Правда, китель застегнулся с большим трудом и очень ненадолго — Генри не выдержал этой пытки больше пяти минут.
Сван сразу вспомнил, как они однажды вдвоем работали над каким-то очередным делом и Генри (не очень любивший форму) заявил, что день его ухода на пенсию станет последним днем жизни этого мундира. Но, видимо, воспоминания о прошлом мешали ему так поступить. Что ни говори, а работе в полиции Генри отдал все свои лучшие годы (можно даже просто сказать — все свои годы).
Теперь китель Генри висел на спинке кресла, отдыхая от тела своего пополневшего хозяина. Тут же висела и кобура с револьвером, который не раз спасал жизнь Генри.
Сван вытащил из кобуры грозное оружие калибра 0,38 и с изумлением обнаружил, что оно не только заряжено, но даже и не поставлено на предохранитель. Словно Генри сохранил свою старую привычку, за которую ему неоднократно попадало от шефа, — носить револьвер так, чтобы он всегда был готов открыть огонь.
Сван покрутил в руках оружие и оглянулся, высматривая Генри. В голове его промелькнула мысль, показавшаяся ему забавной, — гаркнуть противных голосом… «Мистер Уорвик! Вы от меня собираетесь отстреливаться?!» (Так обычно говорил шеф, заметив снятую с предохранителя пушку Генри. За этим обычно следовал здоровенный фитиль провинившемуся Уорвику, который, надо сказать, не имел на него абсолютно никакого воздействия.)
Сван пробежался взглядом по комнате и не нашел в ней ни Генри, ни Теодора Гримски — своего нового напарника.
— А они вышли в кабинет, — пояснила Свану Кристина, заметив его растерянный взгляд. — Генри поспорил с Тео, что часы работают почти бесшумно. Он убежден, что раньше вещи делали гораздо аккуратнее. Не думаю, чтобы такое старье…
Сван ее уже не слушал.
Часы…
Генри…
Тео…
Сван опрометью выскочил из комнаты.
Сван застал Генри в тот самый момент, когда он уже протянул руку к маятнику. Еще немного и…
— Стой!!! — заорал Сван.
Генри вздрогнул от этого окрика.
— Что это с тобой?! — удивился Теодор. — Перебрал малость, что ли?
— Не трогай часы, — пробормотал Сван, тяжело дыша от волнения.
— Почему это?! — изумился Генри. — Что это тебе взбрело в голову… Он замер на полуслове, заметив в руке Свана свой револьвер.
— Успокойся, Рей, — сказал Теодор. — Не нервничай, убери пушку и постарайся объяснить…
— Вы мне не поверите, — ответил Сван. — Вы сочтете, что я сошел с ума.
— А это не так? — с улыбкой спросил Генри. Но вопрос он задал несколько торопливее, чем это было необходимо. Да и сама улыбка получилась у него какая-то вымученная и с примесью зарождающегося беспокойства.
— Не знаю, — честно ответил Сван. — Может быть, это и так, но я не собираюсь проверять — так ли это на самом деле.
— А что все-таки случилось? — попытался выяснить Теодор.
— Дело в том, что эти часы приносят несчастье…
И Сван им все рассказал…
— …Глупости, — уверенно ответил Генри. — Сюжет для дешевого фильма.
Гримски молчал.
— Нет, Генри. Я не думаю, что это глупости, — возразил Сван.
— Давай проверим? — неожиданно предложил Генри. — Поспорим на дюжину пива, что ты не прав. А? Давай?
Сван посмотрел ему в глаза и понял, что Генри Уорвик не верит ему ни на грош. Он понял, что ТЕПЕРЬ-ТО уж точно Генри попытается завести проклятые часы, едва только Сван переступит порог комнаты.
— Нет, — жестко ответил Сван и поднял револьвер, который он все еще сжимал в своей руке.
— Ты что? — перепугался Теодор. — Перестань! Слышишь?
Сван тщательно прицелился, поймав в прицел циферблат часов.
— Отойдите к окну, — приказал он твердым голосом.
Уорвик и Гримски даже и не пытались ему возразить, хотя отлично понимали, что он собирается сейчас сделать. Видимо, они все-таки решили, что Сван сошел с ума, и не хотели, чтобы вместо часов он использовал в качестве мишени кого-нибудь из них двоих.
Сван смотрел на желтоватый циферблат и думал, что теперь-то уже никто в отделе не поверит тому, что он не псих. Он думал о том, что его карьере полицейского пришел конец. Но наплевать на это. Будь что будет…
Сван спустил курок. Пуля вонзилась в самый центр циферблата, вырвав и разбросав в стороны стрелки.
Вторая пуля оборвала какой-то крючок внутри, на котором держался маятник, и тот глухо стукнулся о деревянное дно футляра, немного повернулся, и в свете электрической лампочки блеснула надпись: «Мы идем вместе».
Сван продолжал давить на спуск, и ему казалось, что от часов при каждом выстреле летят во все стороны какие-то окровавленные ошметки плоти…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});