Я почувствовала, как дрожь меня всю охватила…
– Едемте скорее, Бог поможет, я верю, верю, верю, – твердила я в каком-то исступлении и больше всего боялась, чтобы как-нибудь он не отвертелся.
Был ноябрь, на улице гололед: ни в санях, ни на колесах не укрыться, пронзительный холодный ветер продувал насквозь. В легкой кофточке, почти замерзая, я о себе перестала думать, лишь бы удалось его сдать попечению родного Батюшки, лишь бы до него дотащить. Отец Сергий сидел и упорно молчал, изредка вздыхая, что-то бормоча. “Господи, сподоби узреть достойного слугу Твоего”, – удалось мне расслышать. Молилась я внутренне горячо и пламенно.
По приезде на вокзал я взяла билет для отца Сергия и, имея крайнюю необходимость вернуться домой, страшно боялась, что труд пропадет даром. Подвела я его к стоявшему на платформе образу и сказала:
– Клянитесь мне высоким достоинством священника, что Вы не убежите, что дождетесь
Батюшку, иначе я останусь, рискуя совсем заболеть.
– Даю вам страшную клятву перед лицом Бога, что я не уйду. Я уже поборол в себе желание бежать, ступайте с миром, – сказал он твердо и покойно.
Прошло целых три томительных дня, волнение мое возрастало, мне все мерещилось: либо он умер, либо убежал, невзирая на клятву. Наконец, на третий день вечером раздался звонок. Мое сердце затрепетало, и я, опередив прислугу, бросилась к входной двери. У ней стоял весь сияющий, лучезарный отец Сергий. Истово помолившись на образ, благословив меня, он глубоко посмотрел мне в глаза: “Если бы я не был священник и протоиерей, поклонился бы я тебе в ноги и целовал бы за то, что ты для меня сделала”…
И рассказал мне, как ехал с Батюшкой в купе, как тот вспомнил, что уже о нем молился. Картина отбытия поезда, толпа бегущих сзади людей, бросание записок с мольбой помолиться – все это уже с самого начала поразило своей необычайностью впечатление его; он сразу понял и взвесил, какую силу имеет истинный священник Господа Бога и каким он должен быть.
О. Иоанн молчал: молился и дремал. На пароходе он неожиданно взял отца Сергия за руку и повел его к носу парохода. Публика попряталась в каютах, так как необычайной силы ветер бушевал. Палуба была пуста. Отец Сергий, ухватившись за протянутый канат и нахлобучив шапку, едва пробирался за Батюшкой, который шел впереди свободно, без шапки, с развевающимися волосами, в распахнутой шубе. “Ну вот, отец протоиерей, – сказал он, останавливаясь, – Бог, очистительная стихия и я – слушаем тебя”.
Вскоре после этого события отец Сергий заболел гнойным плевритом, и случилось, что в это самое время проезжал отец Иоанн город Т. ко мне в имение. Я просила его усердно навестить болящего.
“Болезнь твоя очистительная, – сказал Батюшка, – ею Господь и немощь твою всю очистит”. И встал отец Сергий после болезни духовно здоровым, прожил после того еще 10 лет, возрастая и укрепляясь духом, и умер, горячо оплаканный безгранично его любившим приходом и семьей».
В.Т. Верховцева. «Воспоминания об о. Иоанне Кронштадтском»
Дверь покаяния
У меня за всю жизнь мою были две особые встречи. Одна такая, что я, ослепленный женщиной, пошел за ней, как вол идет на убой, и извратился путь мой.
Другая же встреча была с девушкой, исполненной кротости. Благовоспитанной душе ее я не знал цены. Я принял эту кроткую девушку как дар от Господа. И понял ужас первой встречи, грех которой никогда бы не коснулся меня, если бы я любил истину и не был бы высокого мнения о себе. Но со мною случилось по слову Писания: придет гордость, придет и посрамление (Притч. 11, 2). Что делать? Как мне выйти из того круга противоречий, в котором я оказался? Я ничего не мог понять и не видел для себя никакой возможности – и начал внутренне метаться. Скорбь и тоска преследовали меня. И когда я достаточно испил всю горечь безысходного своего положения, неожиданно, независимо от моих личных усилий, пришел для меня день искупления (Еф. 4, 30).
Помню, это было 4 февраля 1932 года. Я был в командировке на Урале. Я проснулся рано (было пять часов утра). Тоска от сознания греха своего с новой силой сжала меня. Находясь в тяжелом душевном состоянии, я взял свою любимую книгу – Евангелие. Нашел то место, где говорится о чуде исцеления слепорожденного и как Господь Иисус исцелил его и спросил потом: ты веруешь ли в Сына Божия? (Ин. 9, 35). Странное дело, мне показалось, что слова этого вопроса я ясно слышу, и они обращены ко мне. Я задумался, желая дать ответ. И только я задумался, как вдруг… почувствовал присутствие Христа и увидел яркий свет и в этом свете Его проницательный взгляд. И случилось со мной в этот момент что-то не вместимое в слова.
Мне вспомнился грех мой, и вся жизнь моя мне показалась злой и мерзкой. И чувство сильнейшего отвращения к себе охватило меня. И это сознание греховной жизни моей повергло меня в ужас. Тогда я пал пред стоящим около меня Господом и, не смея надеяться, умолял: «Господи, Господи! Я согрешил пред Тобою… спаси меня!» И когда я произнес эти слова, потряслось все мое существо и какая-то сила вошла в меня, и тогда все, что смущало меня и тяготило, ушло куда-то далеко-далеко, так, что стало как небывшее, а в душе зажглась необъятная радость прощения Божия. И стал я благодарить Бога. И вновь и вновь радость озаряла все мое существо. Наконец открылась милостью Божией дверь покаяния. После этого я встал новым человеком. Пережив все это, я потерял речь, и ничего сначала не мог говорить, и только написал другу своему, с которым Господь благословил меня жить, что Бог дал мне пережить великое прощение грехов и возрождение.
Перемена моего существа была пережита не только внутренне, но и во вне. Я не узнавал самого себя. На службе я стал делать поручаемые мне задания с небывалым для меня успехом, что и было замечено всеми. А радость не уменьшалась в силе своей, все сияла и озаряла мое существо.
Из записок А.Д. Радынского «День искупления». Машинопись
«Не прощу никогда…»
Не простить кому-то, хотя бы одному-единствеииому человеку, живому или уже скончавшемуся, значит НЕ получить прощения себе. Даже при самой подробной и, как кажется, искренней исповеди. Таков непреложный закон. О нем знают все христиане. О нем вспоминают всегда, читая «Отче наш». И все-таки бывают случаи, когда кажется, что кому-то нельзя простить. И тогда происходит то, о чем рассказал как-то владыка Антоний Сурожский.
«Мне сейчас вспомнилась одна женщина, которую я напутствовал 40 лет назад. Она умирала и просила ее причастить. Я сказал, что она должна исповедоваться. Она исповедовалась, и в конце я ее спросил:
– А скажите, не остается ли у вас на кого-нибудь злоба? Есть ли кто-нибудь, кого вы не можете простить?
Конец ознакомительного фрагмента.