— Милая, ты уже ложишься? — раздался чуть встревоженный женский голос.
Девушка огорченно нахмурилась, наблюдая за тем, как то же самое сделала и миниатюрная золотоволосая блондинка в зеркале.
Она ведь ещё хотела попробовать отправить даэсу последнее письмо! Сказать, как она волнуется, переживает и ждет. Что уже, кажется, почти чувствует легендарное притяжение пары, пусть даже они ещё не встречались…
Но двери распахнулись, и в комнату вошла высокая светловолосая женщина, статная и величавая до сих пор. В темно-синих глазах мелькали смешинки, хотя выглядела она безупречно, как и подобает замужней дэссе.
Роскошные волосы уложены в сетку, строгое темно-синее платье с серебряной вышивкой и пышной юбкой шло матери необыкновенно, как и длинные серьги с сапфирами.
Альдисса радостно улыбнулась, не заметив усталости и сдерживаемой тоски в глазах женщины.
— Детка, ты почему ещё не спишь?
— Уже ложусь, мам, — улыбнулась и едва сдержалась, чтобы не кинуться ей на шею.
Наедине с мамой вовсе не хотелось быть сдержанной чопорной дэссой. Вот отец был куда строже, с ним бы она не рискнула отступить от установленного этикета, хоть и была уверена в глубине души — папа все равно поймет и простит.
— Не могу дождаться завтрашнего дня, — призналась, поворачиваясь спиной и ожидая, когда мать распустит шнуровку корсета.
— Какой же ты ещё ребенок… Рано Мальгрим решил заключить брак, тебе ещё года два бы поучиться, а после замужества едва ли это удастся…
— Почему? — спросила с искренним любопытством, — даэс Адис очень понимающий и чуткий, мам! Он мне писал много раз, что никогда не будет препятствовать моим увлечениям и будет только рад, если его супруга будет интересоваться чем-то кроме вышивки и посиделок с подругами! — возразила пылко.
Спустив ниже сползшее до талии платье и переступив через него, Альда с удовольствием надела шелковую ночную рубашку, стараясь не краснеть при мысли о той, что была заготовлена для первой брачной ночи.
Ох… В груди снова сладко заныло, хотя она смутно представляла, что же должны делать этой ночью супруги. Но что-то приятное наверняка, если об этом столько шепчутся служанки…
— Хорошо, если так, — негромко отозвалась мать, как будто замыкаясь в себе. Неужели обижается, что Альда скоро уедет из дома? Или здесь что-то другое?
Знаний действительно не хватало, но как быть, если в этом мире всем управляют мужчины, а они, женщины, созданы для уюта и тепла супружеского дома? Разве это так уж плохо?
Смутная тревога заставила проговорить с матерью до позднего вечера, и только её любимое теплое молоко с пенкой немного успокоило взбудораженное сознание и заставило улечься в постель.
В сон она провалилась как в яму, чтобы проснуться от яростной резкой вспышки боли, скрутившей грудь. Ни крикнуть, ни дернуться. Что это? Альдисса в панике металась внутри одеревеневшего тела, пока не ощутила резкий толчок.
Все ныло, во рту стоял гадкий кислый привкус, какой был, когда она приболела животом, а голова нещадно кружилась. Но самое главное было то, что она снова чувствовала тело! Пусть оно было ватным, непослушным, но больше она не была бесчувственным бревном!
Только спустя несколько тактов Альде удалось привстать. Отчего-то постель была ужасно жесткой, почти каменной, чего в принципе не могло быть в её уютной комнатке. Глаза распахнулись сами собой и на губах застыл крик.
Это была вовсе не её комната. Серые обшарпанные стены. Растрескавшийся древний комод в углу. Маленький стол с единственным трехногим табуретом. Низкий потолок. Тщательно отмытый, но все равно оставшийся грязно-коричневым пол.
Темно-болотного цвета шаль в изголовье кровати.
Это не её! Не может быть её! Сердце в груди истошно стучало.
Альда поднялась на нетвердых ногах, сама не зная, куда собирается бежать и что делать, когда её взгляд упал на раму зеркала. Дернулся к стеклу.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
И замер, столкнувшись со взглядом грозовых, темно-серых глаз на совершенно незнакомом лице. Девушка в зеркале побледнела. Нахмурилась, протянув руку вперед. Собственная рука дернулась, как заводная.
Боль. Растерянность. Страх. Ошеломление.
Все это обрушилось в единый миг. Сердце неприятно кольнуло — и она начала падать на пол. Медленно и неотвратимо, так же, как подступала темнота.
Но прежде, чем она сомкнулась окончательно, Альдисса дэс Найрайн, никогда не владевшая ни каплей силы, ухватила и сжала свое сознание в одно маленькое зерно, оставляя в нем все свои воспоминания, догадки, рассуждения и подозрения.
Её смерть не будет напрасной — она в это верила.
Голова раскалывалась. Глаза слезились. Во всем теле было отчетливое ощущение, что по нему, как минимум, пробежала стадо слонов. Или грифонов… Воспоминания смешивались, наезжали одно на другое, и я с трудом могла разобраться в том, кто я вообще есть. Если могла, конечно. Альдисса или Карина? Взрослая женщина, которой не везло на тепло родных рук — или девчонка, которую предали близкие ей люди? В том, что это предательство, Кара — я все-таки решила считать себя именно ею — не сомневалась.
Слишком ювелирный подход. Слишком точно отсчитанное время, а в итоге… Что же произошло?
Из горла вырвался сиплый стон. С трудом удалось пошевелить правой рукой и ногой. Зашипеть сквозь зубы кое-что о косоруких да-шерошш, которые умудрились скамейку ошкурить так, что теперь даже сквозь платье вся пятая точка в занозах. Выругалась снова. Вслушалась в резкий чуть шипящий голос. Откашлялась. Из горла вырвался надрывный смешок.
Я бы твердо была уверена, что сошла с ума, а видение с когтистой смертью — лишь очередная версия глюков. Возможно, бутылка устроила слишком сильный ушиб головного мозга… Проблема в том, что прежней Кариной я больше себя не ощущала. Очень сложно сосредоточиться, когда в твоей голове толкутся воспоминания, обрывки, эмоции и горе трех существ.
Женщины с Земли. Девчонки из закрытого государства, где возможна магия. И ещё одной девочки. Той самой, от которой мне с Альдиссой досталось тело. Её личных воспоминаний практически не было — пока, по крайней мере. Все существовало на уровне ощущений.
Как, например, сейчас. Говорить о себе, как о человеке, было… непривычно? Противно? Изнутри обожгло смутным раздражением. А как же тогда? Да и имя — Карина (не Альдисса, упаси Создатель!). Оно больше не было моим. Такое же потерянное, как и прежняя жизнь, о которой не получалось сейчас толком сожалеть.
Я жива. Жива, процессор побери! И чтоб этим смертям всю жизнь только баги попадались…
Я поморщилась. Тело, при пробуждении бывшее деревянной колодой, начало потихоньку отмирать — и ныть. Вставать пришлось долго и трудно — так, что уже успела Альдиссиных родичей помянуть и по папе, и по маме, и по кузькиной матери, и прочим неведомым суч… то есть сущностям. Так, и что мы имеем?
Подошла поближе к старому — все в каких-то разводах и трещинах — зеркалу. Именно в него смотрелась Альдисса. Увы, картина если и изменилась — то не в лучшую сторону. Бич всех женщин — даже сказочных — лгать и не думало. И синяки под глазами показало, и бледные, совершенно обескровленные губы, и усталость во взгляде. Да, в гробу-то это “чудо” точно симпатичнее бы смотрелось…
Так, а это что такое? Потянулась ближе. Чуть не упала, прицыкнула на саму себя. Расслабилась, тоже мне! Расслабишься на том свете, благо, уже приглашали, даже гид нашелся!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Помимо когда-то симпатичной, а теперь скорее скелетообразной фигуры, тельце порадовало меня потемневшими до неестественно яркой синевы глазами. Растрепанными липкими от пота темными прядями волос. И прелестными небольшими коготками на пальцах.
Я не удержалась — царапнула втихую зеркало. И едва не упала снова, увидев змеящуюся по стеклу царапину. Вот так коготки. Вот так девочка-цветочек!