— Нет, я с тобой…
Схватившись за руки, мы бросились бежать. Сумка с бутылками неудобно оттягивала руку. Я подумал, что надо было просто плюнуть и выбросить ее.
Водитель, заметив нас, усмехнулся.
— Что, влюблённая парочка, погостили?
— Погостили. Нам бы назад, в Москву.
— Что ж, садитесь…
Я забрался на заднее сиденье, втянул всхлипывающую подружку. Ольга тут же уткнулась мне в плечо и заревела в голос. Я не спрашивал, что случилось, хотя самые неприятные догадки уже стали закрадываться мне в голову. Если это было то, о чем я подумал, то мне предстоял нелегкий разговор с другом.
Водитель о чем-то болтал, а я из вежливости отвечал невпопад — мне было не до него. Гладил плечи девчонки, пытаясь унять ее дрожь.
— Никита… — она икнула, оторвавшись от моего плеча, заглянула мне в лицо. — Зачем он так…
Я не мог ответить — не знал, что сказать. Не хотел знать, что Оля увидела в доме. Достаточно было, что Артём обидел нашу общую подружку, свою невесту, мою любимую девушку. Зачесались кулаки. Я пожалел, что уехал. Надо было самому войти в дом, выяснить все и действовать по обстоятельствам.
Нам повезло, что уже вечерело, и дороги были свободны. Водитель, смекнув, что никто из нас не собирается поддерживать его болтовню, замолк и прибавил скорость. Ольга тихо всхлипывала у меня на плече. Моя рубашка, в том месте, где девчонка прижималась лицом, была горячая и абсолютно мокрая.
— Мы уже почти приехали, — пробормотал в ее макушку. — Потерпи…
— Никита, зачем он так? — Я молчал. Пусть выговорится. — И она… Почему? Зачем?
Машина остановилась. Я достал деньги из кошелька, передал их довольному водителю и, выйдя, протянул руку девчонке.
В подъезде, как всегда, царил полумрак — постарались любители откручивать лампочки. Пока ждали лифт, Ольга молчала. Она уже перестала плакать, но всё ещё дрожала. В лифте стояла, отвернувшись от меня, и едва двери отворились, бросила:
— Спасибо, Никит, — направилась к своей двери.
— Оль? Хочешь, я останусь с тобой?
Она помотала головой.
— Нет, мне надо побыть одной.
Она скрылась за дверью, а я ещё долго стоял, раздумывая, правильно ли поступил, оставив ее наедине с горестными мыслями.
Глава 4
Оля
Меня словно сбросили с небес на землю. Ещё минуту назад, счастливая и беззаботная, я открывала дверь, не думая обнаружить любимого парня, своего жениха, в объятиях своей же лучшей подруги. Или нет, она была в объятиях Артёма — если это ещё можно было назвать объятиями. Пара схлестнулась в страстном захвате так, что я сначала не поняла, где у кого голова, а где ноги и руки. Чтобы рассмотреть эту картину, мне хватило нескольких секунд, растянувшихся на сюрреалистический замедленный фильм, от которого меня едва не стошнило. Мой Тёмка и Ритка! Как? Когда? Почему?
Они заметили меня, застыли — я видела ужас в глазах у обоих. Бросилась бежать. Врезалась во что-то жесткое, едва удержавшись на ногах. Никита. Как вовремя он здесь оказался. Его надежные руки обхватили меня, заставив чувствовать себя в уютном и мягком коконе. Он спасёт меня от самой себя. Слезы назойливо просились наружу, и я дала им свободу.
Совсем выскочило из памяти, как мы доехали до дома, как я оказалась в своей комнате. Только поняла, что одна. На тумбочке в прихожей лежала записка от мамы, что она уехала к подруге на дачу и вернётся только на следующей неделе. Как здорово, что она не стала свидетелем моих слез.
Быстро сбросив одежду, я вошла в ванную и открыла кран в душевой кабине. Вода, смешиваясь со слезами, смывала их, растворяла и приносила успокоение. Мне вдруг до боли захотелось, чтобы рядом оказался Никита, мой самый лучший и надежный друг. Друг? Сейчас мне не хотелось, чтобы он им был. Мне нужны были его ласковые руки на моем теле, его губы на моем лице, хотела чувствовать его разгоряченное дыхание.
Не совсем сознавая, что делаю, я быстро выскочила из ванной и, схватив телефон, набрала номер Никиты. Он ответил сразу, словно ждал, что позову. И понял, что нужен мне, едва я произнесла его имя.
Уже меньше чем через полминуты я открывала ему дверь. Стояли в тесной прихожей, напряжённо вглядываясь в лица друг друга, молчали. Надо было что-то сказать, и я усмехнувшись, спросила:
— Шампанское принёс? — Он кивнул и показал из-за спины руку с зажатой в ней бутылкой. — Проходи в комнату. — Он послушался, не отрывая от меня странного взгляда, и только оказавшись в комнате, я поняла, что стою перед парнем, завернутая лишь в махровое полотенце. Одной рукой Никита схватился за воротник рубашки, словно тот его душил. Я осторожно освободила его руку от бутылки, отставила ее на стол. — Никит, обними меня…
Он зажмурился, отступил на шаг, но было поздно. Руками скользнула вверх по его груди, нащупала пуговичку, расстегнула, затем вторую…
— Лёль, не надо… — голос хриплый.
— Никита, я хочу…
— Я не могу. Ты и Артём… вы…
— Перестань, о чем ты? Какой Артём? Он занят, — я рванула рубашку, обнажая его загорелую мускулистую грудь — о такой Тёмке даже и не мечтать. Острое желание чего-то неизведанного пронзило меня. — Я хочу, чтобы ты был у меня первым.
— Ты пожалеешь об этом… Мы не должны…
— Кит, я знаю, что ты хочешь меня. Ты всегда меня хотел. Да ты наверняка голодный после армии. Ну? Давай начнём с поцелуя. — Я нагло задрала лицо, подставляя губы. Никита с силой сжал мои плечи, словно пытаясь оторвать меня от себя. — Пожалуйста…
Он покачал головой, на миг я увидела огонь страсти, полыхнувший в глазах парня, а потом его губы накрыли мои — нетерпеливо, словно он сам боялся, что передумает. Все закружилось, завертелось, казалось, я распадаюсь на мелкие частички. Задыхалась от опьяняющего восторга.
— Чужая радость, что ты со мной творишь… — пробормотал, на миг отрываясь от меня, только для того, чтобы стянуть с меня полотенце. Со всей силой прижималась к его телу, немедля желая слиться воедино — невинная жалкая куртизанка с горящими глазами. Ладонь сама легла на его выпирающий орган. Он выдохнул, осоловело оглядел меня, обнаженную. — Мы не должны…
— Молчи… — Я уже расстегивала его брюки, юркнула в них рукой. Никогда не делала такого с Артемом, хотя он, безусловно, этого очень хотел. Мне было как-то стыдно. Но он не был Никитой, не был таким близким мне. Не с ним я целовалась впервые, и, видит бог, не он будет моим первым мужчиной. Брюки Никиты тяжело упали на пол, брякнув пряжкой ремня. Парень дернулся, простонал. Его член упирался мне в живот. — Не бойся, — шептали мои губы.
А я боялась. Боялась, что он оттолкнёт меня, скажет какую-нибудь глупость типа «нам нельзя», «у тебя есть жених». Я прижалась губами к его рту, только чтобы он, ничего не говорил….
Не помнила, как мы оказались на диване. Я, — судорожно оглаживая его мускулистое, такое красивое тело, сжимая ладонями крепкие ягодицы, и он — нависший надо мной.
— Ты уверена?
— Иди к черту! — обхватила его бёдра ногами.
— Тебе будет больно, — прошептал мне на ухо. Почувствовала как его орган коснулся меня там. — Господи, ты такая красивая, Лёль… — Его губы спустились по виску вниз, на шею, ещё ниже, затем втянули сосок, заставив меня вскрикнуть от сладостной истомы. — Я… я у меня это первый раз… Чёрт, я дурак, наверное…
Запустила пальцы в его волосы на затылке.
— Никит, посмотри на меня… И у меня первый раз… ты мой, а я твоя. Уже поздно… — Он простонал, попытался войти в меня и, увидев, как я скривилась от боли, затих. — Не останавливайся! — крикнула, подаваясь ему навстречу.
Он врезался в меня, я закричала от боли, невольно впившись в спину парня ногтями. Он застыл, во взгляде ужас, смешанный со страхом.
— Лёль… — Я застонала. Он заполнил меня, такой большой, горячий, желанный. Я двинулась навстречу, наверное, инстинктивно, уже мало что соображая. Боль начала затихать, уступая место острому, какому-то животному удовольствию. — Я люблю тебя, — услышала словно сквозь туман, прижалась губами к его груди, шепча в ответ: