– Мне не нужны талантливые дети, мне нужны талантливые мамы.
И он был, конечно, прав. Моя мама была той самой, в классическом смысле, талантливой мамой, которая подняла меня, провела через все соблазны и опасности.
Когда я занимался дома музыкой, мама иногда сама выпроваживала меня на улицу. Видя, что сын мучается, но не решается подойти к ней и отпроситься, она говорила:
– Ну, боже мой, поезжай на час, на два, сколько тебе надо. Возьми велосипед, созвонись с Игорем (у меня был школьный друг Игорь, мы вместе катались), поезжай. Накатаешься, проголодаешься – приедешь, поешь и еще позанимаешься.
Вот примерно так она мудро руководила моей жизнью.
Конечно, иногда я ее обманывал. Например, пока она была в другой комнате, ставил на пульт "Три мушкетера" и как бы занимался. Вожу смычком по струнам как попало, а на самом деле читаю. Она слышит, что звуки какие-то есть… и спокойна. Как-то у меня появилась идея воспроизвести звуками альта собственный голос, интонацию, максимально приближающуюся к слову. Например, позвать маму. И в конце концов я этого добился. Мама пришла ко мне, спрашивает:
– Ты меня звал?
Это было высшей наградой моего творческого поиска.
Много лет спустя я повторил этот эксперимент еще раз. Наше консерваторское общежитие практически примыкало к зоопарку. И вот какое-то животное, регулярно просыпаясь в половине седьмого утра, бешено кричало. И будило меня. Почему-то я решил подобрать в звуках и голос, и интонацию зверя. У меня это тоже получилось. Но это был последний такой опыт.
"Нет у него слуха, нет!"
Итак, чтобы я не стал бандитом, мне купили самый дешевый инструмент. Это была скрипка за 9 рублей 25 копеек. Хорошо помню этот момент. Я учился в первом классе, мама встретила меня после школы и за пятнадцать минут прогулки через парк мягко-мягко подвела к этой теме:
– Вот хорошо бы музыкой заняться, как ты к этому относишься? Понимаешь, ведь ты будешь меньше гулять, придется много учиться.
Я говорю:
– Да, да, понимаю.
А внутри – жуткий протест. Но обидеть маму, отказать ей – невозможно. Хотя на душе тяжело, плакать хочется. Но это еще ничего! Мы вошли в квартиру, а на столе в гостиной лежит цвета хаки маленький мешок, – у меня в душе все опустилось. Я понял, что все, конец. Это скрипка. Уже купленная, она лежала на столе…
Потом меня повели в консерваторию, в студию – проверить данные. Выяснилось, что я не могу повторить мелодию. Нет слуха! Эту проверку устроила Валя Стрельченко – студентка консерватории, певица, родная сестра знаменитой потом народной певицы Александры Стрельченко. Валя дружила с мамой, снимала у нас угол какое-то время, вот и привела к своему сокурснику "на испытание". А тот говорит:
– Нет у него слуха.
Валя на него кричит:
– Как нет? Я знаю, что есть. Ты ритм, ритм проверь.
Он простучал какой-то сложный ритм, она вновь на него напустилась:
– Это же ребенок, ты что вытворяешь?! Надо просто – есть ритм или нет. Раз есть ритм, значит, есть слух.
И мне стали развивать способности. Оказалось, что слух, конечно, был, а связки не отвечали, и я пел "В лесу родилась елочка" на одной ноте.
Слух мне развили буквально за две недели.
В нашей семье профессиональных музыкантов не было. Но музыка в доме звучала постоянно. Между прочим, родители и познакомились-то в театральной студии. У отца был приятный баритон, у мамы – хороший музыкальный слух и безупречный вкус.
Борис Абрамович, дедушка по папиной линии, знал много советских и еврейских песен, неплохо пел и танцевал. Другой дедушка был репрессирован, я его не знал, но слышал рассказы о том, что у него был абсолютный музыкальный слух и он насвистывал фрагменты симфоний, а скрипичный концерт Мендельсона мог по памяти воспроизвести от первой до последней ноты.
Бабушки тоже не отставали. Папина мама Циля Ефимовна в юности два года проучилась в консерватории по классу вокала. А мамина – Дарья Аксентьевна – прекрасно исполняла родные гуцульские песни.
Брат Женя тоже обладал хорошим слухом, сильным голосом. В школьные годы мы даже пели с ним дуэтом и импровизировали на гитарах.
Что касается меня, то, как вспоминает сегодня папа, я с детства любил "выступать на публику". В шесть лет взбирался на стул и палочкой дирижировал воображаемым оркестром. Чем не предвидение моих нынешних дирижерских увлечений!
Впрочем, один сон я запомнил на всю жизнь: почему-то еду в какой-то машине за рулем. Конечно, все мечтают в детстве порулить, но это была моя машина. Она черного цвета, а я в белой рубашке. Тепло, окно машины открыто. И я – уже гастролирующий музыкант. Еду во Львов. Вот такой провидческий сон был у меня в самом раннем детстве. Конечно, он был не случаен и, скорее всего, оказался следствием маминых мечтаний и действий.
Я – стопроцентный результат маминых трудов.
В то же время совершенно не хочется обижать папу. Он тоже потрясающая личность. Именно он развивал во мне увлеченность музыкой. Правда, не классической, но очень мелодичными эстрадными песнями и романсами. У папы был очень хороший голос.
Через несколько дней после того, как у нас появилась скрипка, в дом ввезли пианино. Это был подарок дедушки:
– Раз внука начали учить музыке, значит, в доме должно быть пианино.
И я впервые, собственно, прикоснулся к музыке именно через пианино. На скрипке я пока только пытался научиться извлекать более-менее приятные звуки, а на рояле одна нотка, другая нотка – и уже получается какая-то мелодия. И мне это нравилось. Папа говорил:
– Ну, давай, вот я спою "Очи черные", или "Я встретил вас", или что-то из репертуара Николая Сличенко или Муслима Магомаева, а ты подбирай музыку.
И вот эти песни, романсы мне приходилось просто с нуля подбирать, чтобы аккомпанировать папе. А ему очень нравилось проводить время со мной у пианино. Где-то даже сохранилась фотография – мое первое выступление на сцене. Это был "Голубой огонек" у папы на работе. Папа был ведущим. И вот та самая Валя Стрельченко, из-за которой меня, видимо, вообще начали учить музыке, в этом "Огоньке" принимала участие. Она должна была спеть какую-то песню, популярную тогда. За несколько часов до начала возникла идея, чтобы я ей саккомпанировал. Она выбрала песню "Давай никогда не ссориться, никогда, никогда". И я должен был играть на слух, без нот! Подобрал какой-то проигрыш, очень нервничал… Страшно было невероятно.
И было мне десять лет без одного месяца.
Про альт, гитару и баклажанную икру
Формально события развивались так. Меня "поступили" в музыкальную школу-семилетку. Но учиться в двух школах – общеобразовательной и музыкальной – было сложно. И после четвертого класса я был переведен в музыкальную десятилетку им. С. Крушельницкой. В скрипичном классе мест не оказалось, и маме предложили записать меня в класс альта. Родители всполошились – что такое альт и кому он нужен… Стали советоваться с музыкантами и в конце концов решили: "Важно не на чем играть, а как играть!" Для меня же решающим оказался совет одного из моих старших товарищей:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});