На территории области, в Десногорске, была построена мощная атомная электростанция — жемчужина, я считаю, нашей отечественной энергетики. С размахом заработало производство по огранке бриллиантов. Появился авиационный завод с 12 тысячами рабочих мест. Неуклонно набирало обороты автостроение в Рославле, Ярцеве и самом Смоленске, где были открыты филиалы московского гиганта — ЗИЛа. Стали смоляне выпускать и массу изделий для оборонки, и всевозможные приборы, и средства вычислительной техники, и электролампы, и оборудование для легкой промышленности и жилищно-коммунального хозяйства. А что мы имели в 70-80-е годы на селе? Самый крупный в СССР клин посевов льна. Весьма, кстати, доходной сельхозкультуры. Увеличивалось у нас и производство зерна, овощей и кормов для скота. Был рост поголовья скота и птицы.
Короче говоря, к концу советского времени Смоленщина звезд с неба в экономике не хватала, но располагала в промышленности и сельском хозяйстве таким потенциалом, который позволял ей уверенно смотреть в будущее.
Н.А. Если я вас правильно понял, основу смоленской экономики составляли тогда высокоточная обрабатывающая индустрия и агропромышленный комплекс. То есть те отрасли, по которым реформы Ельцина — Гайдара ударили особенно больно. Как сказалось первое пятилетие реформ на экономической ситуации в области, и как вы можете оценить действия областной власти в то время: она помогала экономике выжить или не мешала ее удушению?
А.П. Честно говоря, судить-рядить сейчас о деятельности моего предшественника Глушенкова мне не хочется. Мы, новая команда областной администрации, ее проанализировали, выводы сделали — и теперь это все ушло в историю. О последствиях же реформ на Смоленщине к тому времени, когда я стал губернатором, вкратце скажу. Вот несколько фактов.
На нашем авиазаводе, как я уже обмолвился, работали 12 тысяч человек, осталось — 3 тысячи. Причем ушли самые молодые и, стало быть, самые перспективные кадры. Примерно также обстояли дела на предприятиях военно-промышленного комплекса и заводах других высокотехнологичных отраслей.
А теперь обратим взор к селу. Из 124 тысяч гектаров льняного поля области сохранилось только 4 тысячи. Льнопроизводство в нашем АПК было наиболее прибыльным. И если знать, что оно сократилось в 40 раз, то легко можно представить, какой удар был нанесен по всему сельскому хозяйству Смоленщины.
Глубокий кризис в экономике области был создан, разумеется, макроэкономической политикой в стране. Но давно известно: как навязанные сверху обстоятельства определяют жизнь людей, так и сами люди могут изменять обстоятельства — хотя бы частично. И исходя из этого, я в 1998-м выставил свою кандидатуру на губернаторских выборах.
Н.А. Когда в августе 1991-го в Москве свершилась демократическая революция, вы возглавляли самый экономически могучий район Смоленска — Промышленный. Но вам, выдвинутому в председатели исполкома с поста секретаря райкома запрещенной КПСС, остаться во власти было невозможно. Путь же в бизнес для вас никто не закрывал. Появилась бы в Смоленске коммерческая фирма Прохорова, и вы — полный сил 38-летний управленец, имеющий тьму дружеских связей с распорядителями собственности, могли бы лично материально процветать в стремительно нищающей области и даже могли бы превратиться в олигарха как минимум смоленского масштаба. Но вы, после увольнения из Промышленного исполкома, почему-то поступаете на не престижную и малооплачиваемую хозяйственную госслужбу — становитесь заместителем начальника Смоленского жилкомхоза. Там вы дожидаетесь конца антипартийной истерии, и как только появляется шанс, возвращаетесь во власть — сначала на выборах получаете должность главы администрации Промышленного района, потом — мэра Смоленска и, наконец, в 1998-м — пост губернатора Смоленщины. Что толкало вас к власти и что заставило отказаться от вполне реально светившей вам карьеры областного олигарха?
А.П. Мне, уволенному из Промышленного исполкома, никто никакой престижной, по вашим словам, должности во власти не предлагал. Предложений же заняться бизнесом была масса. Некоторые из них выглядели очень соблазнительно. Но принять их не позволили моя натура и мое воспитание: я могу браться только за такое дело, которое знаю и к которому лежит душа. О коммерции же я имел весьма смутное представление, и вникать в ее правила, приспосабливаться к царившим в ней нравом не желал категорически. Личное благополучие — это хорошо, но насилия над самим собой оно не стоит. И как только появилась возможность устроиться в жилкомхоз, я без колебаний направил туда свои стопы.
Хозяйственная деятельность — моя профессия. Я был заведующим промышленно-транспортного отдела, извините за тавтологию, Промышленного райкома КПСС и его вторым секретарем, в обязанности которого входило опять-таки курирование промышленности. Ее проблемами, само собой разумеется, и проблемами сферы услуг населению я напрямую занимался как председатель Промышленного райисполкома. И поэтому и в жилкомхозе, и в должностях главы администрации Промышленного района, и мэра Смоленска я был на своем месте. И многие люди вам могут подтвердить, что с моим приходом на каждую из упомянутых должностей на вверенном мне участке работы происходили перемены к лучшему. Баллотироваться же в губернаторы я согласился не без сомнений. Область — это не только города, но и веси, а мне основательно погружаться в сельские проблемы не приходилось; и стоит ли браться за незнакомый гуж?
Развеяли мои сомнения доводы старших товарищей: тебе всего 45 лет, ты не потерял способности учиться и, зная механизм городского хозяйства, без особого напряга уразумеешь механизм хозяйства сельского — законы управления одинаково действуют и там и тут. Так на самом деле и оказалось. Главное для руководителя области — иметь хозяйственный опыт и привычку повседневно держать руку на пульсе экономики и социальной жизни. Нет у губернатора такого опыта, нет такой привитой с молодости привычки, толку от него не будет.
Н.А. В свое время власть в Курской области получил губернатор-любитель генерал Руцкой, и с каждым годом его правления все больше знаменитых курских черноземов зарастали бурьяном и кустарником. Еще один губернатор-любитель, генерал Лебедь, ныне управляет Красноярским краем. И край трясет. На тушение там экономического пожара недавно ездил президент Путин. Дилетанты во власти, как правило, отличаются высокими амбициями и начинают с самоутверждения — что хочу, то и ворочу.
То есть перетряхивают кадры, перекраивают структуру управленческих звеньев, внедряют новые масштабные эксперименты в экономике, затевают передел собственности. А с чего начали свою губернаторскую деятельность вы, управленец-профессионал?
А.П. В 1998-м я был одним из самых молодых губернаторов России. Но самоутверждаться и набивать себе цену в родном крае, где я и институт закончил, и где с молодости работал, мне абсолютно не требовалось — вся смоленская элита знала, чего я стою, какие у меня есть плюсы, какие минусы. Тем не менее почти сто процентов высших областных руководителей мне пришлось заменить. Почему?
Став губернатором, я стал наследником пустой казны. Пенсии и зарплата бюджетникам в области не выплачивались месяцами, детские пособия не выдавались годами. Наполнить казну можно было только одним способом — силой власти помочь предприятиям-налогоплательщикам вырваться из кризиса, в котором они находились. А для этого прежняя команда обладминистрации была малопригодна. Костяк новой команды я составил из тех, кто имел солидный хозяйственный опыт, кто доказал умение выживать в рынке, и кто, соответственно, мог оказать предприятиям реальную экономическую помощь — причем очень скорую.
В первую очередь энергия нашей администрации была брошена туда, где производственная жизнь теплилась. Кому-то мы замораживали долги, кому-то давали временные льготы, кому-то обеспечивали кредиты с щадящими процентами, кому-то за пределами области находили инвесторов или потребителей.
Мы действовали тогда на самом деле, как бригада скорой помощи. У меня не хватало времени на сон дома, и с тех пор я научился отсыпаться в автомобиле. Даром наши усилия не пропали. По мере того, как самые жизнеспоспособные предприятия области мало-помалу вставали на ноги и обеспечивали поступления налогов в бюджет, мы получали возможность и расширять сферу наших антикризисных мер, и решать социальные проблемы.
Работа администрации в авральном режиме постепенно сменилась на работу в режиме более или менее плановом. Раньше чрезвычайные экономические ситуации предопределяли наши действия, теперь мы сами пытаемся, и небезуспешно, диктовать развитие ситуаций: вот это можно и нужно сделать сегодня, это — завтра, это — послезавтра.