Читать интересную книгу Увидеть лицо - Мария Барышева

Он пошарил по карманам и достал обтянутую красной замшей небольшую коробочку, открыл и принялся внимательно изучать лежавшие в ней пластмассовые макеты колец и перстней. Взял один из макетов — причудливое, но не аляповатое сплетение гибких ветвей и чешуйчатого змеиного тела и, рассматривая его, задумался, как кольцо будет выглядеть в золоте. Талантливая девочка, ничего не скажешь, воображение так же искусно, как и пальчики! Недаром едва придя в мастерскую, просидела на серебре всего три дня — он сразу перевел ее на модели — самый престижный цех, который его подчиненные именовали «шоколадным». Одно плохо — очень уж много пьет, ладно хоть после работы, а не во время. Впрочем, все его подчиненные пили по страшному. Оно и понятно — работа не сахар. Сам знает, сам был мастером, а после так свезло — стал директором филиала и с тех пор к инструментам не притрагивается. Ему всего лишь недалеко за тридцать, так что здоровье, слава богу, успел сохранить.

Борис положил макет обратно и взял другой, попутно глянув на часы и слегка нахмурившись. Пора бы уж и приехать.

* * *

Жора Вершинин проснулся, зевая и потягиваясь — и то и другое от души и со вкусом, как делают это здоровые люди в прекрасном настроении.

— Ээх! — сказал он и потянулся еще раз, широко раскинув руки, благо соседа у него не было. Все равно, простора маловато и в узком пространстве его большое, отменно мускулистое тело помещалось с большим трудом. Жора был гигантом с устрашающим, грубовато вылепленным смуглым лицом и знал, что при взгляде на него многим невольно представлялась арена, звон тяжелых мечей и хруст костей, вполне вероятно, их собственных. Люди, не знакомые с ним, часто пугались — и совершенно напрасно. Вершинин был добродушен до безобразия и вывести его из себя было крайне сложно, даже если человек обладал большим искусством в этой области. В свои двадцать семь лет он последний раз дрался в седьмом классе и с тех пор больше не ввязывался ни в какие конфликты, впрочем, при его появлении любые конфликты как-то сами собой сходили на нет. Жора не любил ни драк, ни ругани, ни кровавого мордобоя на экране. Больше всего на свете он любил покой. Любил завалиться на диван с интересной книжкой, или засесть за стратегическую компьютерную игру, или сразиться с кем-нибудь в шахматы, или просто поговорить об интересных вещах. Путешествовать он предпочитал не по городам, а по глобальной сети, на улицу выходил редко, в основном для деловых встреч или изучения ассортимента книжных и компьютерных магазинов, и длинные волосы, сейчас собранные в роскошный хвост, отрастил, скорее всего, исключительно потому, что лень было ходить в парикмахерскую, а вызывать парикмахера на дом Жора не хотел — он не пускал к себе кого попало. Жить Вершинин предпочитал один — девушки, задерживаясь у него больше, чем на три дня, пытались наводить в квартире свои порядки, убирать вещи, рыться в компьютере, а этого он не любил, поэтому одинокая жизнь его вполне устраивала. В его большой квартире имелось все, что нужно, с сетью принадлежавших ему Интернеткафе особых хлопот не было, свой город он не покидал, и если бы не похороны старшего брата, Жора не оказался бы в этом автобусе. Изначально ехать не хотел Колька и он с детства терпеть друг друга не могли и фактически считались братьями лишь потому, что у них были общие родители. Бросив школу после восьмого класса, брат долго мотался по стране, пока не осел в Пятигорске, где женился и где его, в конце концов, благополучно и прибили в пьяной драке в какойто низкопробной забегаловке. Никаких отношений они не поддерживали, и узнав о его смерти, Жора слегка расстроился, а где-то в глубине души вздохнул с облегчением. Он предпочел бы попрощаться с непутевым братом мысленно, но мать настояла, чтобы он поехал — уж что-что, а настаивать она умела, прекрасно зная, что является единственным человеком, которому Жора не мог отказать ни в чем.

Он глянул на часы — ехать еще минут сорок, не меньше, можно было бы и еще поспать, но спать уже не хотелось. За окном поливало, как из ведра, в приоткрытую форточку тянуло свежестью, и некоторое время Жора, чуть прищурившись, с удовольствием смотрел, как бесконечно летят мимо мокрые осенние деревья и сползают по стеклу капли. Он любил дождь. Кроме того, дождь в дорогу — это к удаче. К похоронам, правда, удача не имеет никакого отношения, но, по крайней мере, дорога должна быть хорошей.

Жора повернул голову. Напротив него, в соседнем ряду хорошенькая брюнетка в черном кожаном френче копалась в своей сумочке. Полы ее френча высоко поддернулись, давая Жоре возможность в полной мере оценить длинные ноги брюнетки. Ноги были хороши.

Почувствовав его взгляд, молодая женщина подняла голову и взглянула на Вершинина. Ее антрацитово-черные и блестящие, как крышка рояля, волосы были безжалостно стянуты в тугую «ракушку», тонкие брови, похожие на усики бабочки, резко взмывали вверх, придавая лицу удивленное выражение, широко расставленные карие глаза смотрели с редкой холодностью, и на первый взгляд брюнетка казалась законченной стервой, что, впрочем, нисколько не умаляло ее телесных достоинств. Жора вскользь улыбнулся ей и отвернулся, напоследок еще раз скользнув взглядом по ее голым коленям. Взяв с соседнего кресла захваченную с собой «Энциклопедию мировых сенсаций ХХ века», он открыл ее на истории китайской императрицы ЦыСи и углубился в чтение, чуть покачиваясь в такт движению автобуса.

* * *

Ольга Харченко раздраженно отвернулась, немало удивленная тем, что здоровенный жлоб с на редкость не обезображенной интеллектом физиономией, который плотоядно глазел на ее ноги, оказывается, умеет читать. Ее взгляд упал на запотевшее стекло, испачканное темнокрасным — ее собственной дорогой помадой. Идиот, ссутулившийся в водительском кресле, либо сел за руль впервые в жизни, либо пребывал в крайне тяжелом похмельном состоянии. Тряхануло так, что она в прямом смысле слова «вцеловалась» в стекло, чуть не выбив себе зубы. Сон не то что рукой смахнуло — сдернуло, грубо и довольно болезненно. Спросонья Ольге показалось, что кто-то подобрался к ней и влепил хорошую пощечину — причем сделал это так, словно имел на это полное право.

Просыпайся! Сейчас!

Оттого, вскинувшись, и развернулась резко, выставив перед собой согнутую левую руку — то ли отбить следующий удар, то ли ударить самой. Но рука почти сразу расслабленно легла на колени, а ладонь другой взлетела и осторожно потрогала губы. Больно. Вот идиотизм!

Роясь в сумочке в поисках зеркала, Ольга попыталась вспомнить, снилось ли что-нибудь. Но сны запоминались ей крайне редко, не запомнились и в этот раз. Ничего. Только голос… кто-то разговаривал с ней в том сне. Она не помнила ни лица, ни слов — только голос — теплый, бархатистый, обнимающий и удивительно сексуальный. При воспоминании о нем в низу живота заныло, и она посмотрела на увлеченного книгой жлоба уже почти благосклонно. В конце концов, экземпляр не так уж плох, хотя, как правило, такие качки в постели мало на что были способны, а то и не способны вовсе — жрали всякую дрянь для наращивания мускулов, всякие стероиды и превращались в полных импотентов — уж онато знает. В ее «Вавилоне» таких был целый выводок, но использовать их можно было лишь в качестве декораций, больше они ни на что не годились.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});