- Быстро, сын мой, - повернулся он к молодому де Сен-Брио. - Поставь на алтарь небеленые восковые свечи. Поспеши, я буду готов к тому времени, как ты вернешься. Да, и смени алтарное покрывало. Положи черное.
- Да, святой отец.
Юноша удалился.
Свернув зеленую ризу, отец Брайт вернул ее на место в ящик, вынув взамен черную. Сегодня он отслужит реквием по душам усопших верных - вдруг, паче чаяния, и граф находится в их числе.
Его Королевское Высочество герцог Нормандский просмотрел официальное письмо, только что напечатанное для него секретарем. Оно было адресовано: "Serenissimo Domino Nostro lohanni Quarto, Dei Gratia, Angliae, Franciae, Scotiae, Hiberniae, Novae Angliae et Novae Franciae, "Rex", Imperator, Fidei Defensor..." - "Нашему Светлейшему Повелителю, Джону IV, Милостью Божией Королю и Императору Англии, Франции, Шотландии, Ирландии, Новой Англии, Новой Франции, Защитнику Веры..."
Дело было вполне рутинное: простое уведомление своего брата, короля, что вернейший слуга Его Величества Эдуард, граф Эвро, закончил свое бренное существование. Одновременно испрашивалось утверждение Его Величеством непосредственной наследницы графа Элис, графини Эвро, в качестве законной правопреемницы.
Закончив чтение, Его Высочество удовлетворенно кивнул и нацарапал снизу подпись: "Ricardus Dux Normaniae".
Затем, взяв отдельный лист бумаги, он написал: "Дорогой Джон, ты не мог бы малость это попридержать? Конечно же, Эдуард был развратник и - хуже того - бестолочь; несомненно, он схлопотал ровно то, что заслужил, однако мы, к сожалению, не имеем понятия, кто же это отправил его на тот свет. А вдруг как раз Элис и проделала дырку в своем братце - у меня нет никаких надежных данных, что это не так. Как только появятся подробности, сразу же извещу тебя. Со всей любовью, твой брат и слуга, Ричард".
Положив оба письма в приготовленный конверт, он запечатал его. Хорошо бы поговорить с королем по телесону, но только вот еще никто не придумал, каким образом перекинуть эти самые проводочки через Канал.
Запечатав письмо, герцог задержал конверт в руках. На его лице, красивом скандинавской, белокурой красотой, появилась задумчивость. Дом Плантагенетов[3] прошел через восемь столетий, кровь Генриха Анжуйского уже почти исчезла в его отдаленных потомках, но нормандская кровь ощущалась не слабее, чем раньше, пополняемая все новыми и новыми вливаниями от норвежских и датских принцесс. Мать Ричарда, королева Хельга, жена покойного Его Величества Карла III, знала всего десяток-другой англо-французских слов, да и те произносила с густым норвежским акцентом.
И все равно, ни в языке, ни в манере держать себя у Ричарда, герцога Нормандского, не ощущалось ровно ничего скандинавского. Он не только принадлежал к старейшей и наиболее могущественной династии Европы, но и был крещен именем, выдающимся в этой семье. Имя Ричард носили семь королей Империи; по большей части это были хорошие короли, хотя, быть может, и не всегда "хорошие" в житейском смысле слова люди.
Даже старина Ричард Г, довольно-таки разнузданно проведший первые сорок с чем-то лет жизни, потом остепенился, взялся наконец за правление королевством и справлялся с этим делом великолепно все оставшиеся ему двадцать лет. Долгое и мучительное выздоровление от полученной при осаде Шалю раны странным образом изменило его к лучшему...
Все еще оставались шансы, хотя и небольшие, что герцогу Ричарду представится случай поддержать честь своего славного имени и в роли короля. Закон гласил, что в случае смерти суверена парламент должен выбрать королем одного из Плантагенетов, и, хотя избрание одного из двоих сыновей Джона Ланкастерского было гораздо реальнее, чем избрание Ричарда, полностью отбрасывать такую возможность было нельзя.
Ну а тем временем честь своего имени будет поддерживать герцог Нормандский[4].
Свершилось убийство, значит, должно свершиться и правосудие. Граф д'Эвро был знаменит своим справедливым, хотя и суровым судейством почти так же, как и своим распутством. Равно так же, как его развлечения не знали никакой меры, его правосудие не сдерживалось милосердием. Тот, кто его убил, получит и правосудие, и милосердие - насколько такое милосердие будет во власти Ричарда.
Хотя Ричард этого и не формулировал, даже мысленно, он считал про себя, что роковой выстрел произведен или униженной, подвергнутой насилию женщиной, или каким-либо мужем, которому милорд граф наставил рога. В результате, не зная, собственно, ничего о деле, герцог заранее был склонен к милосердию.
Ричард опустил письмо в почтовый мешок, который этим же вечером пересечет Канал на борту пакетбота, и повернулся в сторону худощавого человека средних лет, чем-то занимавшегося за письменным столом в другом конце комнаты.
- Милорд маркиз, - окликнул он задумчиво.
- Да, Ваше Высочество? - Маркиз Руанский поднял глаза от своей работы.
- А насколько правдивы все эти истории, что рассказывали про покойного графа?
- Правдивы, Ваше Высочество? - Маркиз немного задумался. - Я бы поостерегся давать точную оценку. Как только у человека появляется такая репутация, число приписываемых ему прегрешений быстро начинает превосходить число действительных. Без всякого сомнения, многие из историй, что рассказывали про него, - сущая правда; с другой стороны, много и таких, которые имеют очень слабое отношение к фактам. В то же время очень вероятно, что есть много происшествий, о которых мы никогда и не слыхивали. Однако совершенно точно то, что он признал себя отцом семи незаконнорожденных сыновей, и я бы рискнул сказать, что при этом он проигнорировал нескольких дочерей, - все это, обратите внимание, от незамужних женщин. Установить его адюльтеры, конечно же, значительно труднее, однако, думаю, Ваше Высочество может быть уверенным - они случались далеко не редко.
Откашлявшись, маркиз добавил:
- Если Ваше Высочество ищет мотивы, боюсь, что людей с мотивами чересчур много.
- Ясно, - сказал герцог. - Ну что ж, посмотрим, какую информацию добудет лорд Дарси. Он поднял глаза на часы:
- Они должны быть уже там.
Затем, будто отбрасывая дальнейшие размышления на эту тему, герцог взял со стола новую пачку документов и вернулся к работе.
Понаблюдав за ним несколько секунд, маркиз слегка улыбнулся - молодой герцог относился к своим обязанностям серьезно, но достаточно уравновешенно. Несколько романтичен - но какими были в девятнадцать мы сами? Во всяком случае, ни его способности, ни благородство сомнений не вызывают. Кровь королей Англии всегда дает о себе знать.
- Миледи, - мягко произнес сэр Пьер. - Прибыли следователи герцога.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});