Сначала выход был найден в необузданном кредитовании потребителя, то есть неразвитых стран. Поскольку это кредитование было в конечном счете направлено не на решение проблем самих этих стран, но лишь на поддержание их спроса на продукцию и услуги глобальных монополий, оно очень быстро стало чрезмерным, непосильным и привело к долговому кризису 1997–1999 годов, охватившему практически весь неразвитый мир.
Когда этот кризис был сравнительно быстро изжит, выяснилось, что источник проблем – нехватка спроса на продукцию и услуги глобальных монополий и, соответственно, кризис перепроизводства – никуда не делся.
Долгое время при помощи различных паллиативных мер этот кризис удавалось оттягивать, но одним из последних паллиативов как раз и стало стимулирование спроса при помощи раздувания спекулятивного пузыря на рынке ипотечных кредитов – сначала рискованных, потом высокорискованных, а потом и откровенно безвозвратных. Однако, стремясь отсрочить наступление кризиса, развитые страны трансформировали, усугубляя некогда незначительные диспропорции, не только свои финансовые сектора, но и все свои экономики.
В результате глобальный кризис уже перешел из финансовой сферы в реальную. Пока наиболее явный удар пришелся по автомобилестроению и всему, что связано со строительством, однако по технологическим цепочкам кризис распространяется практически на все отрасли. По сути, это уже не кризис, а депрессия, которая продлится долго. По имеющимся оценкам, экономический спад начнется в 2009 году во всех без исключениях странах «большой семерки», а в Китае, во-многом по-прежнему ориентированном на их рынки, произойдет резкое и крайне болезненное для него замедление экономического роста.
Главное, неясно, каким образом будет решаться главная проблема – отсутствие спроса для возобновления экономического роста. Теоретически это должно привести к новому технологическому рывку и краху старых глобальных монополий, однако пока даже известные сверхпроизводительные технологии блокируются этими монополиями весьма эффективно. Кроме того, массовое применение этих технологий сделает ненужными огромные массы работающих сегодня людей, последующая судьба которых, мягко говоря, неясна.
Так или иначе, выход из депрессии, в которую мы входим, изменит весь облик современного человечества, и произойдет это не очень скоро.
3. Призрачные источники нашего благополучия
Ситуация в России значительно хуже ситуации в развитых странах, так как наша экономика менее разнообразна и потому менее жизнеспособна. Все 2000-е годы пресловутое «подымание с колен» шло целиком и полностью за счет экспортной выручки, которая более чем на 60 % зависела от цен на нефть (причем эта доля неуклонно росла). Заклинания официальных пропагандистов о том, что экономический рост «во все большей степени формируется внутренним спросом», в общем, соответствовали действительности – с той маленькой поправкой, что сам этот внутренний спрос генерировался в основном все той же экспортной выручкой, просто прошедшей через большее число рук.
С 2006 года российская экономика шла уже «на двух ногах»: в дополнение к экспортной выручке фактором развития стали внешние займы. Вспоминая кликушество о «притоке иностранных инвестиций в Россию», не следует забывать о том, что 90 % этих кредитов на самом деле составляли кредиты.
Причина массового кредитования российского бизнеса была вульгарной и заключалась в политике российского государства.
Напомню, что реальный смысл «либеральных и рыночных» реформ заключался в освобождении правящей бюрократии от всякого внешнего контроля. Эта цель была окончательно достигнута к концу 2003 года, и дело «ЮКОСа» стало символом завершения этого процесса. А полностью освободившийся от всякого внешнего контроля чиновник, порожденный российскими реформами (то есть искренне не верящий в само существование «общественного блага», которому он вообще-то обязан служить), имеет огромные стимулы к коррупции и практически никаких – к содержательной работе.
Поэтому, когда Россия благодаря взлету мировых цен на сырье начала зарабатывать огромные деньги, правящая бюрократия не просто стала, вероятно, разворовывать их, стремительно переродившись в клептократию, – она еще и прилагала огромные усилия к тому, чтобы не допустить использования зарабатываемых страной денег для ее модернизации. С одной стороны, такое использование привлекало бы заработанные Россией деньги на производительные нужды и тем самым сократило бы потенциал воровства: то, что действительно потрачено на строительство дороги или дома, уже нельзя украсть. С другой (и это главное) – модернизация сама по себе потребовала бы от бюрократии серьезных усилий. Помимо реальной возможности совершения ошибок, она категорически не хотела совершать непроизводительные – в ее коллективном понимании (то есть не коррупционные) – усилия как таковые.
В результате она блокировала модернизацию, но нефтедоллары все прибывали, – и министр финансов Кудрин организовал вывод этих денег из страны и их массовое инвестирование в стратегических конкурентов России. Это сделало вредным для российского бизнеса саму уплату налогов, так как уплаченные средства шли на укрепление стратегических конкурентов российских бизнесменов, однако главное заключалось в том, что в силу колоссального масштаба вывода средств из страны внутри нее возник жесточайший голод на деньги.
Юридическим доказательством этого искусственно организованного голода служит полное расхождение динамик инфляции и денежной массы: высокий рост, а часто и ускорение роста денежной массы (вплоть до полутора раз за год) в 2000-е годы (вплоть до 2007-го) сопровождалось снижением не только официальной, но и реальной инфляции.
Более того: из-за исключительно плохого управления бюджетом во второй половине декабря каждого года наблюдались пиковые увеличения бюджетных расходов государства (в советское время это происходило на предприятиях – из-за необходимости срочно потратить прибыль, которую иначе забрали бы в бюджет). Из года в год в это время в экономику аврально вбрасывались суммы около 10 млрд долларов, что примерно вдвое (а часто и более чем вдвое) увеличивало расходы декабря по сравнению с уровнем предшествующих одиннадцати месяцев, – и этот резкий выброс в экономику денег, как показывали специально проводимые исследования, не вел ни к какому значимому увеличению инфляции!
Такое возможно только в условиях исключительно острой нехватки денег в национальной экономике, когда любой прирост денежной массы стремительно «расхватывается» ее субъектами и сам по себе просто не успевает повлиять на цены. (Рост цен в этой ситуации всецело определялся произволом многочисленных и многоуровневых монополистов.)