Читать интересную книгу Письма из ада - неизвестен Автор

Например, есть город неправды или дипломатов и т. д. Рай отделен от нас глубокой, непроходимой бездной, в которой находится резиденция сатаны. Там постоянно горит огонь, выделяющий черный дым, который омрачает свет из рая и погружает нас во тьму. Иногда дым менее густ (мы называем эти мгновения днем), лучи света опять озаряют нас, и мы издали видим жилище Бога и окружающих Его блаженных. Не удивляйся, что я говорю о Боге. Мы знаем о Его существовании; знаем, что Сын Его так любил грешников, что умер за них на кресте и что, если б мы уверовали в Него перед смертью, то были бы спасены. Но теперь мы даже забыли имя Спасителя, зная, что, если б только вспомнить это имя, все было бы хорошо, и теперь нашли бы мы покой. Увы! Поздно!..

Четвёртое письмо

Условия, при которых я вырос, нельзя назвать счастливыми. Мои родители так мало походили друг на друга, что знающие их спрашивали себя, как мог совершиться такой брак. Отец мой был человек тихий, сдержанный, безответный. Будучи во главе большой, известной фабрики, он оставался незначащей, незамеченной личностью. Только при более коротком знакомстве можно было оценить его, и тогда в его спокойном взгляде и простых речах чувствовалось так много глубины, что невольно являлась мысль, что он не совсем обыкновенный человек. Моя мать была главное лицо в доме: она была светская дама, в полном смысле этого слова, и при том необыкновенной красоты, которую сохранила до поздних дней. Многие считали ее холодной и бездушной; отчасти это мнение было справедливо, но у нее была сильная воля, много энергии и редкий ум.

Все удивлялись ей, но мало кто любил ее. Я последовал примеру других в своих чувствах к ней. Она была олицетворенное совершенство. Безукоризненной наружности, безупречной в исполнении своих обязанностей, как светских, так и домашних, и религиозных.

Чем более я припоминаю прошлое, тем более вижу, как она дорожила мнением общества.

Наш большой дом был разделен на две части. В одной первенствовал отец; в другой мать. Я был любимцем последней и оставался постоянно при ней. У матери были беспрестанно гости, приемы, вечера; отец занимался лишь делами. О хозяйстве заботилась сестра моего отца, тетя Бетти. Она составляла резкую противоположность с моей матерью и была единственное существо, умеющее развлекать. Все было у нее на руках в доме, и она считала себя созданной для спокойствия и счастья брата, почему и не выходила замуж.

Всегда веселая, она иногда поражала своими странностями и своей необычайной наивностью. Несмотря на свои многочисленные недостатки, у нее было детское, теплое сердце, и вся жизнь ее была одной проповедью о заповеди Христовой, любить Бога и ближнего. Я нежно любил ее и с удовольствием слушал ее наставления в религии. От нее я заимствовал первые понятия о долге; от нее приобрел горячую веру, которую, к сожалению, потом утратил. Я был уже взрослым молодым человеком, когда тетя Бетти умерла.

Смерть ее произвела на меня сильное впечатление. Моя мать предназначила меня для военной службы, она гордилась мной, моей красотой и хотела, чтоб я блистал в свете, но отец восстал против этого; я поступил на службу под его управлением и с первых шагов окружил себя беспутной, развращавшей меня молодежью. Когда мне минуло двадцать лет, я потерял отца. В то время я сильно занемог, и доктора посоветовали мне поехать в деревню, отдохнуть для подкрепления сил. Наша усадьба мне надоела, и я предпочел провести лето в домике лесничего, на берегу моря. Старик лесничий жил там со своей дочерью Анной. Анна! Думал ли я тогда, что это имя возбудит во мне столь тяжелые воспоминания? Мои силы скоро восстановились, и от скуки я стал ухаживать за Анной. Она была почти невоспитанной мещанкой, но в ее простом обращении и в открытой душе было столько гармонии и свежести, что они поневоле приковывали к себе.

Она обращала в шутку все слова лести и отчасти дичилась меня, не потому, чтоб почувствовала опасность (она еще не имела понятия о любви), а потому, что чистые натуры невольно страшатся сетей и ловушек. Она была весела, как бабочка: всему радовалась, всем наслаждалась. Я не любил ее, но хотел увлечь ее, овладеть ею, и, после многих преследований, я наконец вполне достиг своей цели. Ее нельзя было узнать: она пала, как сломленный цветок, как птичка с разбитым крылом. Смех и песни замолкли, она ходила с опущенным взором, с сознанием, что я погубил ее. Эта перемена имела в ней тоже свою прелесть, и я из сострадания стал думать о прочных узах с нею. Но моя опытная, умная мать видела меня насквозь. Она не противоречила мне, а лишь намеками, насмешками силилась отклонить от задуманного. У нее жила воспитанница, десятилетняя девочка-сирота. Она постоянно указывала мне на нее как на ребенка, обещающего быть блестящей партией, как по красоте, так и по состоянию. Лили была действительно хороша, и я мало-помалу привык смотреть на нее как на свою будущую жену. Я даже старался развить в ней качества, нравящиеся мне, и уже представлял ее в будущем женщиной, мною созданной, мною, по моему взгляду.

Наконец, я даже поручил матери уладить дело с Анной и с тех пор не виделся с бедной девушкой.

Пятое письмо

Я начинаю привыкать к своему тяжелому положению. Живу опять по прежнему, но не по собственному желанию, а потому, что неведомая сила заставляет меня действовать так же, как прежде действовал на земле. Я, бывало, в обществе вижусь со старыми знакомыми. Ты удивился бы, если б я назвал тебе некоторых хороших людей, то есть таких, которые жили лишь для добывания насущного хлеба, не думали о ближнем и о том, что мы все дети одного Отца. Они заботились о своих семействах, делах и т. п., и в этой мелочности проходила жизнь их. Есть и такие, которые могут похвастать многими добрыми делами, но и они жили себе на погибель. Хвала мира ничего не стоит. О тех хозяйках, занятых лишь кухней, стиркой и детской, о тех отцах семейств, забывающих все, кроме домашнего, могу сказать одно: они наказаны здесь тем, что им делать нечего и они погибают от скуки. У них стремлений нет никаких, но зато былые привычки, которых удовлетворить нельзя, тревожат их покой. Я очень веселюсь с тех пор, как познакомился со всеми окружающими меня. В свете я был изящным, приятным, богатым, красивым молодым человеком, здесь я против своей воли играю ту же роль, воображая себя таким же. Все приглашают меня как вновь прибывшего. Духи любят разнообразие и новости. Недавно я был зван на вечер пьяниц, хотя не знаю, чем заслужил такую честь. Нам подали множество съедобного и всевозможных напитков, но каждый раз, как мы приближали к устам лакомый кусок или стакан вина, мы чувствовали одну пустоту и невольно завидовали иногда бедному крестьянину, питающемуся черным хлебом и рюмкой водки. Я дал бы все, чтоб иметь хоть такую скудную пищу, но действительную, которую мог бы осязать, а не воображать только! Тут мы подвержены искушениям Тантала: видим, но не пользуемся ничем и вместе с этим принуждены повторять одни и те же шутки, не выражающие веселья и чувствуя их пошлость. Присутствие женщин на наших пирах не развлекает нас, а увеличивает тоску. Часто удивляюсь я тому, как мог находить прежде удовольствие в этой мишуре, в которой принужден теперь искать напрасно развлечения. Правду сказал Ахиллес: "Лучше быть несчастным на земле, чем царем или героем в аду!" Безумны люди, лишающие себя жизни, в надежде найти за гробом лучшую долю. Но еще безумнее сокращающие ее своим вечным недовольством. Эти последние жалуются на судьбу, на ближних, постоянно оплакивают то или другое: в грустном созерцании мирских волнений и горестей не пользуются данными им минутами счастья и таким образом сами отравляют свою жизнь, преувеличивая темную сторону ее, не подозревая, что эти скоропреходящие неприятности - ничто в сравнении с тем, что мы переносим в аду. На земле иногда забываешься, находишь утешение в дружбе или в словах лести. Здесь нет иллюзий. Мы видим друг друга насквозь: разговаривая, знаем, какие недоброжелательные мысли скрываются под самыми нежными речами и, зная это, видя помыслы дурные, принуждены разыгрывать гнетущую, тяжкую, ненужную комедию. Многое открывается и разъясняется здесь. Вот примеры: А... был убит на дуэли. Он дрался за оскорбление, нанесенное его молодой супруге. Недавно он встречает здесь своего бывшего соперника и с горечью упрекает его в прошлом. Тот отвечает хладнокровно:

- Безумный, о чем бесишься? Забудем все и будем друзьями.

- О чем бешусь? - кричит А... - По-твоему безделка, что ты оскорбил мою жену и после того отнял у меня жизнь!

- Узнай же наконец истину, - отвечает тот. - Я был возлюбленным твоей жены, и когда роман этот наскучил мне, она отомстила клеветой!

Не знаю, стали ли они друзьями после этого, но неожиданное разъяснение обдало холодом.

Два родственника сидели вместе.

- Я создан был для стихотворения, - говорил один из них. - Мои первые произведения имели громадный успех!- Знаю это лучше тебя, ответил другой. - Я же писал критику о них во всех журналах.