Он переводит свой взгляд на Руперта.
— Сегодня вечером будет вечеринка у Лорда Джеки, — эти темные, окаймленные густыми ресницами глаза, вернулись к ней. Непроницаемые, как всегда. — Не хотели бы вы прийти, в качестве моих гостей? — его голос звучит в интригующем сочетании мягкости бархата и хрипотцы. Как будто он обращается непосредственно только к ней. Этот голос вызывает приятную дрожь, пробежавшуюся по всему ее позвоночнику. Незнакомые ощущения приводят ее в замешательство, она пытается не встречаться с ним глазами, и переводит взгляд на Руперта.
Брови Руперта взлетели так, что, почти достигли, его волос.
— У Лорда Джеки? — повторяет он, с нескрываемым восторгом на лице.
Он, похож на человека, который нашел бутылку редкого вина в своем скромном погребе. — Это потрясающе мило с вашей стороны, мистер Баррингтон. Потрясающе. Конечно, мы с удовольствием, — он быстро соглашается за них двоих.
— Хорошо. Я сообщу ваши имена при входе. Увидимся там, — он кивает Лане, и она отмечает, что, по-видимому, он одержим чистоплотностью и контролем. В жизни этого мужчины нет места для бардака. У него для всего есть место и все на своем месте. Затем он удаляется. Руперт и она смотрят ему вслед. Его походка говорит, что он в высшей степени самоуверенный человек.
Руперт поворачивается к ней лицом, и его выражение говорит ей, что у нее появились шансы в результате этих слов.
— Ну и ну, — произносит он, растягивая слова. — Ты должно быть мой талисман.
— Почему?
— Во-первых, я заключил сделку, которой добивался последние год-полтора, потом великий человек не только соизволил со мной поговорить, но пригласил меня на вечеринку, проводимую сливками высшего общества.
— Кто он?
— Он, моя дорогая, новое поколение, пожалуй, самой богатейшей семьи в мире.
— Баррингтон, — шокировано шепчет Лана.
— Он даже пахнет старыми деньгами, создает новые, и является самым влиятельным человеком, не так ли? — спрашивает Руперт, и громко ржет собственной шутке. От Руперта исходит запах, натертой лимонной цедры. Цитрусовый аромат напомнил ей «Фейри», жидкость для мытья посуды.
Появляется официант, интересуясь, чтобы они хотели выпить.
— Мы будем пить ваше самое лучшее шампанское, — рокочет Руперт, и подмигивает Лане. — Мы празднуем.
Бутылка в ведерке со льдом с помпезностью прибывает. Единственный раз, когда она раньше пила шампанское, был с Билли, когда они нарядились и преподнесли себя, как невесту и подружку невесты в Ритце, и Лана разыгрывала это, чтобы получить сорок тысяч фунтов в их карманы, путем разрезания свадебного торта. Они осушили половину бутылки шампанского и целый поднос с канапе, и бродили по различным значимым комнатам. Впоследствии, Билли красиво их поблагодарила и сказала, что им пора уединиться. Как они смеялись, возвращаясь обратно на автобусе.
Лана наблюдает, как официант мастерски извлекает пробку. Он открывает бутылку с тихим шипением. Другой официант в черной жилетке быстро предлагает специальное обслуживание на этот вечер и спрашивает их, не готовы ли они заказать.
Руперт смотрит на нее.
— Говядина на кости здесь очень хороша.
— Я думаю, я просто закажу все, что и ты.
— Я реально предпочитаю стейк Тар-Тар.
— Тогда я буду то же самое.
Он смотрит на официанта.
— Дюжину устриц для начала, стейк Тар-Тар и гарнир из овощей и картофельного пюре.
— На самом деле, я не очень голодна. Мне не нужно устриц, — быстро говорит она.
Когда официант уходит, он поднимает бокал.
— За нас.
— За нас, — повторяет она тихо. Шампанское не лезет в горло.
Она делает маленький глоток и не чувствует вкуса. Она ставит бокал на стол и смотрит на свои руки.
— У тебя очень красивая кожа. Это было первое, что я заметил. И это... отличительная черта легко достается тебе?
— Да, — признается она с опаской.
— Я знал, — с гордостью сообщает он, потянув носом. — Я знаток кожи. Я люблю пробовать ее на вкус и на ощупь. Я даже могу представить твой вкус. Вина. — Его глаза наблюдают за ней поверх ободка его бокала. Она делает все возможное, чтобы не замечать перхоть, которая обильно покрывает плечи его костюма в тонкую полоску, но при последнем замечании, он вскидывает голову, и шквал белых пылинок летит с его головы и приземляется на девственно чистую скатерть. Ее глаза беспомощно следят за их движением. Она поднимает взгляд и встречается с его отвлеченным взглядом.
— Что я получу за свои деньги?
Лана моргает. Это все неправильно. Она не должна быть здесь. В этом платье и туфлях, сидя перед этой пошлой, дающей деньги, мразью, спрятавшегося за ручной работы рубашкой с золотыми запонками и богатого, принадлежащего к высшему классу. Этот мужчина деградирует и оскорбляет ее, хотя бы просто своим взглядом. Она страстно желает очутиться где-нибудь еще. Но она здесь. Все ее кредитные карточки подчищены до гроша. Два банка бестактно отказали ей.
И ей больше ничего не остается, как быть здесь, в этом платье и этих распутных туфлях... ее желудок скручивается в узел, но она улыбается, надеясь, что это соблазнит его.
— Что бы вы хотели за ваши деньги?
— Забудь, что я хочу на данный момент. Что ты продаешь? — его глаза вдруг стали жесткими.
— Себя, я думаю.
Он фыркает с безжалостным смехом.
— Ты необыкновенно красивая девушка, но, честно говоря, я могу получить за твою цену пять супермоделей первого класса. Что заставляет тебя думать, что ты стоишь таких денег?
— Я — девственница.
Он перестает смеяться. Подозрительным взглядом светятся его бледно-голубые глаза.
— Сколько тебе лет?
— Двадцать, — Ну, ей будет через два месяца.
Он хмурится.
— И ты утверждаешь, что все еще девственница?
— Да.
— Сохраняла себя для кого-то особенного, не так ли? — его тон раздражает.
— А это имеет значение? — ее ногти впиваются в кожу, когда она сжимает кулак.
Его глаза поблескивают.
— Нет, я полагаю, нет, — он замолкает. — Как я узнаю, что ты не обманываешь?
Лана сглатывает. Вкус ее унижения — горький.
— Я могу пройти какие-нибудь медицинские тесты, если вы потребуете их от меня.
Он смеется.
— Нет необходимости. Нет нужды, — отказывается он. — Кровь на простыни будет достаточно для меня.
Когда он произносит эти слова, кровь стынет в жилах у Ланы.
— Все отверстия на продажу?
Ох! жестокий мужчина. Что-то умирает внутри ее, но она вспоминает образ своей матери, и отвечает четко и уверенно:
— Да.