Дома я долго рассматривала снимок, который отобрала у доктора, точнее просто не отдала. Брат всегда говорил, что мозга у меня нет, а тут вроде как доказательство — вот он. И небольшое пятнышко, которое в перспективе убьет меня через пару-тройку месяцев, как повезет. А страха так и не появилось. Может, потому что мне кучу раз угрожали смертью — за царапину на машине или за разбитую любимую мамину вазу. Никто меня не убивал, естественно. Вот и к опухоли у меня сложилось такое же отношение. Вроде как она кричит мне: «Лен, тебе хана!», а я только хихикаю в ответ.
Осознание нагрянуло, как немцы, неожиданно и почему-то среди ночи. Когда на фоне стресса появилась бессонница, еще бы ему не нагрянуть. По потолку мелькал свет от фар мимо проезжающих машин, а у меня сна ни в одном глазу. Чем еще заняться, как не самокопанием? Это я зря, конечно, но при мысли, что прожитые мной годы претендовали на звание самых никчемных, становилось в разы хуже. На третьем десятке я умудрилась заработать лишь опухоль мозга — жилплощади у меня своей не было и работы, которая не вызывала бы у меня желания вскрыться перед началом новой трудовой недели тоже. С родителями я не общалась с тех пор, как умер брат, единственный человек в этой ненормальной семейке, который меня ценил, любил и действительно заботился. Если умница спортсмен братик всегда был самостоятельный и взрослый, сам решал, чем ему заняться и куда податься, то я была отцовской неудачей. Никогда у него в роду девки, видите ли, не рождались, всегда только пацаны и даже у братьев его все поголовно мальчики. Одна я выпилилась и с какого-то черта девочкой родилась, виновата в этом, конечно, была я. А раз в штанах нет необходимого, то и на свое мнение я права не имею. Потом на горизонте появился папин партнер по бизнесу, у которого как раз сын моего возраста и любимые родители решили, что это неплохая возможность выйти в плюс. Я думала иначе. Какой был скандал, когда я прямым текстом заявила их Ванечке, что он мне противен. На защиту встал брат, который собирался после вуза забрать меня к себе. Не успел. Его жизнь оборвалась в один из летних вечеров, когда он возвращался домой и его сбил какой-то нетрезвый водитель. Я думала с ума сойду, лишившись единственного дорогого мне человека, но время все притупляет и боль тоже. А родители довольно быстро отошли от потрясения и возобновили свои планы на меня… На пороге вновь появился Ванечка номер два, я даже не спросила, как его там на самом деле зовут. Это был второй самый большой скандал в доме, тогда-то мне и высказали все, что не могли, пока я была за братской спиной: и тварь я не благодарная, и в роддоме меня оставить надо было, семью не позорить, и не на что негодная я. Мне поставили условие: или я выхожу за этого напыщенного индюка в костюме, или вали на все четыре стороны. Они ожидали, что я испугаюсь. Они удивились. И уже четыре года я их не видела из шести, что с ними не живу.
В общем, жизнь у меня на яркие краски и радостные события не богата. Даже любовник мой был любовником ещё десятку баб, некоторым даже за деньги. «Парень», конечно, не то название, но для меня понятие «любовник» всегда значило немного больше, чем просто человек, с которым ты спишь. Я подумала, что ему, Сергею, надо бы сказать о моей болезни. Сочувствовать он не станет, ему должна понравиться мысль, что он скрашивает последние дни той, кого в обозримом будущем не станет. Сергей тот еще козел, сволочь и очень много циник, наверное, это меня в нем и привлекло. Хотя вру, привлекло меня его тело. Сергей выглядит, как парень с обложки, как сын богатого папы, как тот, кто влюблен в собственное отражение в зеркале. Порочная красота. Я всегда знала, что девочкам свойственно влюбляться в мудаков, мне просто нравился этот эгоистичный придурок и ни о каких отношениях между нами и речи идти не могло. Мы просто иногда проводили вместе время, и все.
Сергей, словно почувствовав что-то, заявился следующим же вечером, когда я, вернувшись домой с магазина, едва успела смыть с себя весь негатив поглощённой бытовухой толпы. Обмотавшись белым полотенцем, я вышла из ванной комнату и направилась к входной двери, где надрывался дверной звонок. У нас нет какой-то договоренности или четкого расписания, он может появиться неожиданно и в любой момент, даже элементарно не набрав мой номер и в этом было что-то такое… В этом была какая-то своя прелесть, поэтому я несмотря на то, что люблю, когда все идет по плану, никогда не возмущалась по этому поводу.
У меня нет глазка на двери, но я знаю, что это он, хотя бы потому что ко мне больше никто не захаживает. Ни родственники (слава тебе, Господи), ни несуществующие друзья. Отпираю дверь, и она тут же сама открывается, являя моему взору вышеупомянутого мужчину. Как всегда, великолепен и обаятелен. Он шумно вваливается в мою маленькую прихожую, и я улавливаю запах его одеколона, терпкий, но вкусный. У него никогда слово с делом не расходится, поэтому закрыв за собой дверь и оценив мой не совсем одетый вид, он широко улыбается и тут же распустив руки, уже забирается под мягкое махровое полотенце. Он вообще предпочитает много не говорить, а сразу переходить к цели своего визита, хотя если выпьет, то его просто не заткнешь. Забавное наблюдение.
Словно что-то ощутив, он отрывается, странно вглядываясь в полумраке коридора в мои глаза, когда я не собираюсь в благоговейном трепете отдаваться ему вотпрямщас:
— Все нормально? — аккуратно интересуется, не зная, чего ожидать от моего молчаливого поведения, а я кусаю щеку и гадаю, стоит ли говорить ему сейчас, или пусть лучше соседи сообщат, когда после моей смерти он в очередной раз нагрянет в гости без предупреждения, — Случилось чего?
Наверное, все-таки стоило сказать, так будет, по крайней мере, честно. Как люди вообще кому-то сообщают о таком? О своей приближающейся кончине. Заплакать что ли? Да как-то не хочется. Сухо проинформировать и заранее пригласить на похороны?
Вздыхаю и поправив сползающий край полотенца, шлепаю босыми ногами в сторону единственной жилой комнаты в квартире, где достаю из стола с компьютером малость измятый снимок, который столько раз уже в руки брала, что удивительно как это он еще не облез.
— Вот, — протягиваю мужчине снимок, круто развернувшись на пятках и конечно же он тут, потопал следом, торопливо скинув обувь у двери.
— И что это за хрень? — Сергей с любопытством вгляделся в снимок, выхватив его из моих некрепких пальцев и развернул как положено.
— Мой мозг, — равнодушно пожимаю плечами и складываю руки за спиной, переминаясь с ноги на ногу в ожидании, что вот он сейчас все поймет и я пойму, что не ошиблась на его счет.
— Хм, а вот эта штука очень похожа на… — подозрительно всматривается в снимок и касается указательным пальцем светлого пятна.
— А это опухоль, — любезно подсказываю и добавляю следом, — А ещё я умру месяца через два — три, как повезет.
— Вот как, — после минутного молчания выдает Сергей, никак не поменявшись в лице, — Так у нас что-нибудь сегодня будет, или мне завтра зайти?
Я невольно улыбнулась — он вел себя именно так, как я ожидала. Разве не прелесть? К чему эти сочувствующие взгляды, сожаления и скорбное молчание, когда последние дни своей жизни можно провести… Забыв о том, что малость умираешь?
— А ты все ещё хочешь? — довольно хмыкаю, отобрав у него уже ненужный снимок и кидаю его поверх документов на столе, едва не уронив накрененную стопку, а впрочем, все равно, упадет она или нет.
— Теперь даже больше, — улыбается в ответ и на талии вновь оказываются руки, — Исключительно из благородных намерений — тебе надо бы напоследок как следует на…, — зажимаю рукой его рот, не позволив в моем присутствии так грязно выражаться.
— Пошляк, — беззлобно фыркаю и отнимаю руку и его губы тут же растягиваются в довольной усмешке.
— Я, наверное, даже на ночь останусь, — доверительно сообщает и немного подумав, выдает, — У тебя есть какие-нибудь дикие фантазии? — деловито интересуется и мне становится смешно.