Читать интересную книгу Катрин Блюм - Александр Дюма

Вскоре я заметил, что веду себя очень неосторожно. Оглядываясь на волка, я не смотрел себе под ноги, и стоило мне споткнуться, как волк приготовился к прыжку.

К счастью, я не упал, но волк оказался уже не более чем в десяти шагах от меня.

На мгновение я почувствовал, как ноги мои подкосились. Несмотря на десятиградусный мороз, по лбу у меня тек пот. Я остановился — волк остановился тоже.

Мне понадобилось пять минут, чтобы прийти в себя, и моему спутнику это время показалось, видимо, слишком долгим: усевшись, он снова завыл, и вой его был еще более жалобным и голодным, чем в первый раз.

От этого воя дрожь пробрала меня до самых костей.

Я вновь двинулся в путь, поглядывая теперь себе под ноги, и останавливался всякий раз, когда мне хотелось взглянуть, как далеко от меня идет волк.

Он пустился в путь вместе со мной и, останавливаясь всякий раз, когда это делал я, держался от меня на расстоянии, однако оно постепенно сокращалось.

Через четверть часа он был не более чем в пяти шагах от меня.

Я приближался к парку, а это означало, что до Виллер-Котре оставалось не более километра. Но дорога там была перерезана широкой канавой — той знаменитой канавой, которую я пытался перепрыгнуть, чтобы показать прекрасной Лоранс свою ловкость, но к несчастью порвал свои нанковые штаны, сшитые по случаю моего первого причастия, — помнишь, я тебе это рассказывал?

Конечно, я перепрыгнул бы через эту канаву, и, ручаюсь, более удачно, чем в тот злосчастный день, но для этого мне надо было разбежаться, однако я не успел бы сделать и несколько шагов, как волк бросился бы мне на спину.

Следовательно, мне надо было идти в обход и пройти через загородку с турникетом. Все было бы ничего, если бы меня не отделяла от загородки густая тень, отбрасываемая большими деревьями парка. Что может случиться, когда я буду пересекать это темное пространство? Может быть, темнота вызовет у волка ощущение, прямо противоположное моему? Меня этот мрак пугал, а его, возможно, сделает более дерзким? Ведь чем гуще темнота, тем лучше волк видит.

Однако выбора у меня не было, и я углубился в темноту. Без преувеличения могу сказать, что у меня на голове не было ни единого сухого волоска и рубашка моя промокла до нитки. Проходя через турникет, я оглянулся: мрак был настолько густым, что даже смутных очертаний не было видно, лишь два огонька, словно раскаленные угли, пылали во тьме.

Пройдя через турникет, я резко толкнул перекладину, и она загремела. Этот шум напугал волка, и он на мгновение остановился. Но почти сразу же он перескочил через загородку, и так легко, что я не услышал даже поскрипывания снега под его лапами, когда он вновь оказался позади меня на том же расстоянии, что и прежде.

Я шел по самой середине просеки, стараясь идти строго по прямой.

Вновь очутившись на свету, я увидел позади себя уже не только два пугающих глаза, светящихся во тьме, но и всего волка целиком.

Когда мы стали приближаться к городу, инстинкт, видимо, подсказал ему, что я могу от него ускользнуть, и он подходил ко мне все ближе. Он был уже не более чем в трех шагах от меня, а его все еще не было слышно — ни шума шагов, ни дыхания. Словно это было какое-то фантастическое животное — призрак волка!

Тем не менее я продолжал идти вперед. Я пересек площадку для игры в мяч и оказался на так называемом Партере — большой лужайке, открытой и гладкой, где можно было не бояться угодить в рытвину. Волк был от меня так близко, что, если бы я резко остановился, он уткнулся бы носом мне в ноги. Мне страшно хотелось топнуть ногой или хлопнуть в ладоши, выкрикнув при этом какое-нибудь крепкое ругательство, но я не решался, хотя, если бы я осмелился, волк скорее всего убежал бы или, по крайней мере, отошел бы подальше.

Мне понадобилось десять минут, чтобы пересечь лужайку и подойти к углу стены замка.

Там волк остановился — это было в каких-нибудь полутораста шагах от города.

Я продолжал идти, теперь уже не торопясь, а волк сел и снова, как раньше, стал смотреть мне вслед.

Когда я отошел от него шагов на сто, он в третий раз издал вой, еще более тоскливый, чем в первые два раза. Ему ответили дружным хором все пятьдесят собак своры герцога Бурбонского.

Вой голодного волка выражал горькое сожаление по поводу невозможности откусить хоть кусочек моей плоти — теперь это ему было совершенно ясно.

Не знаю, долго ли еще он так сидел, но я, едва почувствовав себя в безопасности, кинулся бежать изо всех сил и прибежал в лавку моей матери бледный и еле живой.

Если бы ты знала мою бедную мать, то мне незачем было бы тебе говорить, что она была перепугана моим рассказом больше, чем я, переживший это приключение.

Сняв всю мою одежду, она переодела меня в чистую рубашку, согрела грелкой мою постель и уложила меня так, как делала это раньше, лет за десять до того, потом принесла мне чашку подогретого вина, и выпитое вино, ударив мне в голову, усилило мои сожаления о том, что я не отважился прогнать своего врага, сделав какой-нибудь смелый шаг, о чем не переставал думать в пути.

А теперь, милое дитя, позволь мне, как умелому рассказчику, этим эпизодом закончить мои воспоминания. Ничего более увлекательного я бы тебе больше не смог сообщить. К тому же предисловие получилось очень пространным, куда длиннее, чем следует. Выбери среди всех историй, которые я пересказывал по десять раз, ту, что я мог бы поведать читателям. Только смотри подумай хорошенько, ведь ты понимаешь, что если выбор будет неудачным, то скучать-то придется тебе, а не мне.

— Ну хорошо, отец, расскажи нам тогда историю Катрин Блюм.

— Ты действительно этого хочешь?

— Да, это одна из моих любимых историй.

— Ну что же, пусть будет одна из твоих любимых.

Слушайте же, мои дорогие читатели, историю Катрин Блюм. Я расскажу вам ее, выполняя желание ребенка с голубыми глазами, которому я ни в чем не могу отказать.

Брюссель, 2 сентября 1853 года.

I

НОВЫЙ ДОМ У ДОРОГИ В СУАСОН

По самой середине северо-восточной части леса, окружающего Виллер-Котре (мы о ней не упомянули, поскольку начали наше путешествие от замка Виллер-Эллон, а закончили у горы Вивьер), проходит, плавно извиваясь, словно огромная змея, дорога из Парижа в Суасон.

Эта дорога вначале проходит по лесу у Гондревиля на протяжении одного километра, потом срезает угол возле Ла-Круа-Бланш и, оставив слева дорогу на Крепи, делает небольшой изгиб перед карьерами у источника Прозрачной воды, низвергается в долину Восьен, выбирается из нее, почти по прямой линии доходит до Виллер-Котре, прорезает его под тупым углом и, выйдя с другой стороны городка к подножию горы Данплё, снова поворачивает, теперь уже под прямым углом, продолжая свой путь между лесом и равниной, где когда-то возвышалось прекрасное аббатство Сен-Дени, в развалинах которого я весело бегал ребенком; теперь от него остался только хорошенький сельский домик, побеленный, крытый шифером, украшенный зелеными ставнями, утопающий в цветах, в яблоневом саду и в трепещущей зелени осин.

Затем она решительно ныряет в чащу леса, пересекает его и выходит через два с половиной льё около почтовой станции под названием Верт-Фёй.

На протяжении этого долгого пути можно увидеть один-единственный дом, стоящий справа от дороги. Он был построен во времена Филиппа Эгалите для лесничего, и называли его тогда Новым домом. И хотя прошло уже почти семьдесят лет с тех пор, как он вырос будто гриб у подножия огромных тенистых дубов и буков, дом по-прежнему сохраняет это название своей далекой юности, как стареющая кокетка, требующая, чтобы ее называли просто по имени.

Да почему бы и нет? Ведь Новый мост, построенный в 1577 году при Генрихе III архитектором Дюсерсо, все еще называют Новым!

Но вернемся к Новому дому, центру тех стремительно развернувшихся незамысловатых событий, о которых мы собираемся поведать, и познакомим с ним читателя, подробно описав его.

Новый дом стоит, если идти из Виллер-Котре в Суасон, почти сразу за Прыжком Оленя, местом, где дорога зажата меж двух склонов; оно называется так потому, что однажды во время охоты герцога Орлеанского — разумеется, Филиппа Эгалите: Луи Филипп, как известно, вовсе не был охотником — испуганный олень перепрыгнул с одного склона на другой, преодолев таким образом расстояние более чем в тридцать футов!

Вот в устье этого узкого прохода и видишь перед собой примерно в пятистах шагах Новый дом — трехэтажную постройку под черепичной крышей, в которой проделаны слуховые окна. На первом и втором этаже по два окна.

Окна эти расположены в стене, обращенной к западу, то есть в сторону Виллер-Котре, в то время как на фасаде, обращенном к северу, то есть на дорогу, находится дверь, ведущая в нижнюю залу, и окно, освещающее спальню последнего этажа.