Зорро умел долго и методично выслеживать добычу, мог часами подкарауливать в зарослях, но сегодня любопытство брало над ним верх, и ему хотелось сначала просто понаблюдать за повадками двуногого, а сожрать его потом, когда проголодается по-настоящему.
Зорро просто обалдел от восторга, когда двуногий подпалил муравьиную кучу. Он еле дождался, пока двуногий уйдет, чтобы закидать пламя влажными, истекающими соком, ветками, и, подвывая от предвкушения, начал выкатывать из угольев крупных жареных муравьев.
У зверя даже мелькнула мысль не жрать двуногого, а бродить за ним, подъедая жаркое из обугленных муравейников. Печеных муравьев Зорро обожал. А двуногий, видимо, нет. Ведь он не съел ни одного, только поджарил их для Зорро. А ведь неплохо бы... Не надо искать остроребрые камни, не надо стучать ими друг о друга у подножия муравейника, не надо раздувать огонь, искры которого так и 'норовят куснуть тебя в глаз. Надо только красться следом за двуногим и жрать то, что он приготовит.
Но не делать этого у Зорро было три причины. Во-первых, двуногий сильный зверь. Если бы ему немножечко ума, он давно бы уже поджарил своего преследователя со всеми потрохами. А ведь ум и опыт - дело наживное, значит, рисковать не стоит. Во-вторых, Зорро все-таки очень хотелось сожрать двуногого, а он не привык себе ни в чем отказывать. И, в-третьих, двуногий все равно шел к логову аяллы, а Зорро не намерен был уступать ей свою добычу. Аялла была уже близко, и тем более следовало торопиться.
Коваль вогнал мачете в трухлявый ствол поваленного дерева и тяжело опустился рядом. Потом, не выпуская из левой руки бластер, достал из сумки фляжку. Утолив жажду, он вытряхнул остатки воды на ладонь и протер съеденное мошкой лицо.
"Покажись я в таком виде в приличном обществе - ни одна собака меня не узнала бы", - устало подумал он, чувствуя под пальцами вздувшуюся бугристую кожу. Закурил. Но смесь табачного дыма с гнилыми ароматами джунглей показалась астронавту отвратительной, и он выплюнул сигарету.
Сумка была уже на плече, а мачете в руках, когда бесшумная желтая тень, выросшая за спиной, обхватила Коваля поперек груди мощной лапой. Стас увидел, как из-под шерсти выскользнули и легли ему на сердце тусклые клинки когтей. Он вскрикнул и ткнул мачете себе за спину. Лезвие уперлось во что-то твердое и, лязгнув, сломалось. В ту же секунду Стас почувствовал, что когти мягко вошли ему между ребер. Джунгли рухнули ему на голову.
Очнулся он от боли. Нестерпимо саднило между ключицами. Захотелось потрогать. Стас поднялся на ноги, тяжело и трудно. Потянулся рукой. Но в поле зрения попала знакомая жуткая лапа. Коваль попробовал оттолкнуть ее, и другая такая же желтая когтистая лапа вошла в поле зрения слева. Потом он увидел под ногами собственный растерзанный труп и понял, что неизбежное свершилось.
Астронавт опустился на четвереньки, и, волоча за ремень бластер, хозяин бетианских джунглей Зорро пошел в чащобу, в сторону, которую показывала стрелка компаса.
Так начался второй этап жестокой эстафеты.
Зорро был упрямым зверем. Ковалю было с ним нелегко. Зорро хотелось то залезть на дерево, чтобы вволю поохотиться на ликуров, то обсосать ягодный куст, то выудить из речки волосатую змею. Однажды зверь учуял в буреломе след самки, и Ковалю стоило огромных трудов удержать его на трассе.
Особенно плохо было, когда Стас засыпал или терял сознание. Тогда разум зверя брал власть над телом в свои руки, и Зорро куролесил в свое удовольствие. И все-таки астронавт неожиданно для себя стал уважать его за силу, бесшабашность и молодецкую удаль, с которой тот этаким былинным Васькой Буслаевым шел по джунглям.
Коваль удивился тому, с какой легкостью Зорро выучился обращаться с бластером и с каким мастерством сразил однажды на поляне крупного травоядного, так срегулировав мощность заряда, чтобы не сжечь, а только заживо поджарить тушу. Это было тем более удивительно, что астронавт в эти его действия не вмешивался. Похоже было, что Зорро - если и не разумное, то, во всяком случае, - полуразумное существо.
Бластер мог бы послужить прекрасным испытанием на разумность, если бы Зорро следующим утром не утопил его при форсировании глубокой медленной реки.
Из зарослей метнулось пятнистое тело, сотканное, казалось, только из острых клыков и прыжка. Зорро сшиб его лапой, и зверь покатился по траве, мешая шипение с бульканьем вырывавшейся из разорванной глотки крови. Зорро ушел, не оглядываясь, лишь объяснив мысленно Стасу: "Аялла. Не едят". Коваль понимающе кивнул лобастой головой зверя. Они уже привыкли и не чуждались общества друг друга. Шкиперу определенно повезло, что именно этот зверь настиг его первым. Но, к сожалению, оказалось, что и на Зорро бывает проруха.
Это случилось в предгорьях. Они шли все выше и выше по склону, поросшему частым кустарником. Зорро томился от палящего солнца. Зверю раньше не приходилось выходить из джунглей под прямые лучи светила, и теперь он чувствовал, что густая шерсть не спасает его от перегрева... Именно поэтому с такой радостью кинулся он в пронзительно-холодный горный ручей. Потом, освеженный его ледяными струями, закусив счастливо подвернувшейся водяной змеей, Зорро разнежился на берегу. Дремота сморила Зорро. А Коваль... Коваль проворонил приближение опасности.
Когда зверь открыл глаза, эта гадость была уже рядом. Мохнатое тело, размером со средний арбуз, напоминало то ли печной горшок, то ли окарикатуренную мортиру, подползающую к Зорро на шести вывороченных коротких лапах. Дюжина мелких глазок вокруг зияющего жерла недобро горела синим.
Зорро с удивлением и любопытством уставился на пришельца. Коваль понял, что пути этих бетианских созданий ни разу не пересекались. Втянув ноздрями пряный запах "мортиры", Зорро заурчал и шагнув к страшилищу. В нем снова проснулось желание сожрать. А Ковалю пришелец был инстинктивно неприятен. В нем чудился какой-то подвох. Но ни на окрики, ни на уговоры Зорро не реагировал.
"Мортира" вела себя нагло. Она бесстрашно таращилась на Зорро немигающими глазками и ждала чего-то.
Потом Коваль почувствовал сильный толчок в плечо. Брошенный на "мортиру" взгляд сразу же выявил виновника. Из широкого жерла валил вонючий пар.
Зорро разозлился, прыгнул на ловко увернувшегося обидчика, цапнув когтями только воздух, и покатился кубарем вниз по склону, ревя от обиды, досады и боли.
Час спустя в темном скальном убежище, он пытался зализывать свою рану. Это было небольшое рваное отверстие, как раз между костяными бляшками на плече. Из раны уже не сочилась больше кровь, но лапа сильно распухла и ворочалась с трудом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});