храма, удивлялись и спрашивали, куда же он направляется. В одно из воскресений, как только Мисаил вышел из церкви, за ним тайно последовало несколько женщин, чтобы посмотреть, куда же он пойдет. А он свернул на тропинку и через некоторое время оказался у часовни. Немного спустя подошли туда и женщины. Мисаил, не заметив их, стал молиться вслух со слезами, воздыханиями и всхлипываниями. Он произносил разные молитвы, известные и самим сочиненные, все, что помогало привести в сокрушение его сердце. Так прошло несколько часов в духовном воодушевлении и сердечном сокрушении. Пока Мисаил молился вслух со слезами, женщины вслушивались в это божественное моление.
Мисаил, закончив молиться, вышел из часовни и, увидев женщин, сильно расстроился, и даже рассердился. Он ушел, не сказав им ни слова. Женщины, умиленные тем, что им удалось увидеть, возревновали о Господе и стали говорить друг другу:
– Разве только Мисаила слышит Бог? Почему же и нам не попробовать так же молиться?
И они попробовали. Однако без наставника не так легко было учиться умной молитве. Женщины стали упрашивать Мисаила научить их этой молитве. Он же только объяснил им, что нужно делать, даже не показал, как, и совсем не захотел молиться вместе с ними. Тогда женщины начали просить Господа, чтобы Он вразумил Мисаила не оставлять их.
И ответ не замедлил прийти и, конечно, чудесным образом. Неожиданно к Мисаилу подошел один монах и сказал:
– Мисаил, возьми тех женщин, которые пошли за тобой в часовню, и всех, кого еще хочешь, и вечером приходите в подходящий и вместительный дом. Только не зови равнодушных людей. Там я научу вас умной молитве.
Мисаил послушался, хотя и избегал людей и не хотел с кем-либо молиться. Он позвал женщин, старца Иеронима, бывшего тогда еще маленьким мальчиком, и некоторых других. К вечеру все собрались в назначенном месте. Монах начал молиться со слезами и всхлипываниями. Он произносил разные молитвы и умилительные слова, исходившие из сердца с верой и устремлением, которые свидетельствовали о его горячей любви к Богу.
Так он провел всю ночь, и все опять повторилось в другой и третий раз. К концу третьей ночи, как только он закончил молитву и посоветовал Мисаилу продолжать учить христиан, то пропал из виду. Видимо, это был Ангел Божий или святой. С того времени Мисаил начал обучать желающих «умиленной» молитве, и по вечерам все собирались в разных домах и молились.
У Мисаила была дочь. Истинное чадо своего отца, она унаследовала от него все его добродетели, особое призвание к духовной жизни и была усердна к умной молитве. Мало-помалу она стала собирать разных женщин, учить и наставлять их, и они вместе упражнялись в «умиленной» молитве. Так возникло две группы. Мисаил с мужчинами молился в одной комнате, а его дочь с женщинами – в другой.
Когда девушке исполнилось 18–20 лет, она сильно заболела. Все жители деревни, а особенно женщины, беспокоились. Если с ней что-нибудь случится, они лишатся своего единственного утешения. Все стали молиться, просили Бога днем и ночью, чтобы Он ее исцелил. Ведь для них она была тем человеком, который наставлял их, соединял с Богом. Однако девушке становилось все хуже.
Отчаявшись, они обратились к Мисаилу и просили его помолиться о дочери, зная силу его молитвы и дерзновение, какое он имел к Богу.
– Просим тебя, – говорили они, – помолись Богу о ее выздоровлении. Мы не просим тебя молиться о ней как о дочери, но помолись ради нас. Если мы лишимся ее, потеряем эту единственную нашу помощь и опору, то впадем в отчаяние.
Мисаил сначала не хотел и слушать их, дабы никто не подумал, что он сильно привязан к своей дочери. Его ум был устремлен только к Богу, и в своем сердце он одинаково любил всех людей. Но к настойчивым просьбам женщин все же склонилось его сердце. Итак, по обычаю, в четверг утром, он поднялся на гору, чтобы молиться там до рассвета.
Преклонив колена, Мисаил простер к небу руки и начал молиться. Охваченный Божественной любовью, он пребывал в молитве от «стражи утренней до ночи». Он помолился и о своей дочери не потому, что переживал за нее как отец, но поскольку ему сказали, что она является утверждением и утешением христиан.
Неожиданно он, погруженный в молитву, оторвавшийся от всего земного и вознесшийся душой к небесам, услышал внутри себя тихий Божественный голос:
– Можешь поручиться за свою дочь?
– Нет, Господи, не могу. Я – грешный и знаю непостоянство людей. Сегодня моя дочь творит Твою волю.
Но завтра что? Как мне поручиться? Да будет воля Твоя. Божие посещение его успокоило, и он с еще большим усердием продолжил молитву. К вечеру к нему пришел сосед и известил его о том, что дочь его умерла и ему следует поспешить к ее погребению.
Мисаил принял весть со спокойствием и некоторым облегчением. Он имел твердую веру в Бога и в воскресение мертвых и не позволил себе плакать о временной разлуке с дочерью. Его радость о ее спасении, что чудесным образом открыл ему Господь, превосходила и саму печаль о ее смерти. И, сотворив благодарственную молитву Богу, он отправился в деревню.
Таким был Мисаил. Отец Иероним, очень любивший его, время от времени нам рассказывал о нем. «Таких людей теперь не найдешь,– говорил старец,– он был вторым аввой Исааком».
Мисаил был немногословен, кроток, любил молчание и имел глубокое чувство своей греховности. Он никому не позволял превозносить себя. И если кто решался похвалить его, то Мисаил мог уже больше с ним никогда не заговорить.
Отец Иоанн
В одной из церквей села служил батюшка по имени Иоанн. Он был главой семьи и ежедневно работал в поле, а по воскресным и праздничным дням служил в церкви. Был он очень смиренный, простой и даже неряшливый. Если встретишь его на дороге, то и не заметишь. Если же узнаешь его близко, то откроется человек с редкими духовными добродетелями. Особенно выделял его дар молитвы.
Об этом отце Иоанне старец Иероним нам рассказывал удивительные вещи, которые можно было найти лишь у древних подвижников с пламенной верой.
Вот каким его знали в Гельвери: когда он служил Литургию, то всегда сильно плакал, вздыхал и часто не мог сдержать рыданий. Столько у него было веры, и так глубоко он чувствовал таинство Божественной Евхаристии. Когда же подходило время освящения Честных Даров, его умиление возрастало до предела. Клиросные заканчивали петь «Тебе поем…», причем пели как можно более протяжно, и слышали