на стенах.
— Тьфу ты, поверила сумасшедшей, — ругнулась про себя девушка и, развернувшись на каблучках, решила идти домой.
— Красавица, сигареткой не угостишь?
— Я… мне… Вот…
Перед ней стоял сатир. Обыкновенный такой сатир, среднего роста, с витиеватыми рожками, коричневой шерсткой и бородкой. Но самое страшное, что он был настоящим. Сейчас, конечно, очень продвинутые гримеры, но такие наглые физиономия и ухмылка не получаются ни у гримеров, ни у изготовителей масок по технологиям последнего хайтека.
— Не куришь, что ли, подруга? — глаза его округлились в непонимании.
— Кккуррюю… — выпалила Зоя и дрожащими руками протянула пачку.
— Новенькая, что ли? — сатир, не спрашивая, вытащил из пачки три сигареты.
— Да.
— Добро пожаловать в наш любимый город. Ведьма?
Зоя не знала, что ей на это ответить. Скажешь «да» — может случиться, что придется доказывать. Скажешь «нет» — кто этих сатиров знает? Она решила поступить, как в старом анекдоте про хохлов.
«— Грицко, у тебя СПИД есть?
Грицко думает: скажу «есть» — скажет «поделись», скажу «нет» — скажет «жадина».
— Есть, но маленько, только для личного пользования».
— Ведьма, но только я начинающая еще.
— Понятно. Как кого найти, подсказать? Всего два империала.
— Нет, спасибо, не нужно. Я сама найду. Только скажите, пожалуйста, тут все как в обычном Вертепске?
— Как понять «как в обычном»? Это и есть обычный Вертепск.
— Но вот в своем городе, или, точнее, в своем измерении, я бы не смогла встретить такого, как вы.
— Ну уж дудки. Смогла бы. Но только если б я захотел. Сейчас ты находишься в нормальном Вертепске, со всеми его возможностями, а раньше на тебя действовала наша защита и ты видела нас как обычных людей. Вот и все. Ты и сейчас можешь поехать спокойно на метро домой и лечь спать, думая, что это всего лишь сон. Но завтра ты обнаружишь, что сон твой стал явью и твоя соседка — какая-нибудь вампирша или дриада.
— То есть я сейчас в своем времени и местности?
— Да. Сколько объяснять можно? Ты все там же, где и была, просто заклинание сняло пелену с твоих глаз. Вот и все.
— Большое вам спасибо.
— На спасибо сигарет не купишь. С вас, прекрасная леди, два империала.
— За что?
— Как за что? Естественно, за справку. Справка тоже денег стоит, молодая леди.
— Вот у вас законы-то…
— Не у вас, а у нас. Не забывайте, пожалуйста, но это и ваш мир тоже.
— Вот, возьми, — Зоя протянула сатиру, порывшись в сумке, две монетки.
— Сигаретки еще не будет?
— Будет. Только одна сигарета равна одному империалу.
— А недавно просто так отдала.
— Но недавно я не знала, что за совет денег берут.
— Быстро учишься. Далеко пойдешь.
Вспомнив, что метро еще работает, Зоя решила посетить тетю Альберту, припомнив, что та говорила, что ведет практику и тут и там.
Метро было и тут таким же, как обычно. Те же станции, те же поезда, вот только машинист был необычный. Насколько она помнила курс легенд и фольклора, была честно уверена в том, что в личине машиниста прятался кобольд. Зоя не задумывалась, что будет, когда она попадет к ведунье. Она не задумывалась даже над тем, что тетя Альберта может жить не там, где практикует. Сейчас для девушки была только одна цель — добраться до станции метро «Молодежная». Все остальные проблемы она думала решать по мере их возникновения.
— Девушка, вы время не подскажете?
Зоя открыла уже закрывающиеся глаза и увидела перед собой ослепительно красивого молодого юношу.
— Даже и не думай. Я не стану с тобой спать, и тем более тебе не удастся пополнить свое состояние моей энергией.
— Да я ничего такого не думал. Просто хотел время узнать.
— Инкуб, — это слово Зоя сказала, как подчеркнула красной ручкой, — ты можешь кому угодно объяснять про часы, время и другую интереснейшую ахинею, но только не мне. Я из той породы людей, которая видит вашего брата насквозь. Так что дурочек в подворотнях совращай.
— Извините, я не знал, что вы ведунья, прошу прощения, — инкуб склонил голову в поклоне.
Зоя закрыла глаза и резко их открыла обратно. Перед взором остались видна горящая дата «30 июля».
— Кстати, тридцатое июля — день траура по тебе, год точно не разглядела, — бросила девушка в спину удаляющемуся инкубу, и дата погасла.
Тот вздрогнул, обернулся и посмотрел вопросительно на Зою.
— У меня синдром Кассандры.
— Тьфу ты, нечисть какая! — сплюнул инкуб. — Идиотка…
Он развернулся и пошел в другой конец вагона. И с каждым шагом плечи его опускались все ниже и ниже.
Рядом что-то зашуршало, и боковым зрением Зоя заметила, как разношерстная публика на ее скамейке начала потихоньку отодвигаться от нее, как от прокаженной. Одна кривенькая бабушка с большой бородавкой на носу, проходя мимо, обратилась к девушке:
— Что ты отшила этого наглеца, это правильно. Но дату смерти говорить было глупо и неразумно. Такие вещи вообще не говорят без убедительной просьбы. Синдром, конечно, синдромом, но люди, когда гриппом болеют, платочек с собой носят, чтоб не кашлять на других. Так что учись молчать, милочка, иначе ляпнешь такое кому-нибудь поопаснее и посильнее, а он в ярости и гневе тебе милую головушку снесет. Тут не только такие сопляки водятся.
— Да не могу я, бабушка, молчать. Прет это из меня.
— Молчать не можешь — язык проглоти или вырви. Без языка-то жить можно, а без головы только привидениям обходиться свойственно.
— Но…
— Молчи, дура. Я сама вижу, что ты видишь сейчас. Проглоти язык свой поганый и молчи. Не все правду знать хотят, иная правда острее лжи по сердцу режет.
Зоя хотела сказать что-то в ответ, но слова комом колючек застряли в глотке.
— Вот так-то лучше. Научить молчать тебя, доченька?
Комок из горла не исчез, потому девушке оставалось только кивнуть, что она и сделала.
— Ну, тогда поехали со мной, милая. Будем учиться врать и использовать твой дар на благо себе, а не во вред.
Квартирка бабушки Златы была не похожа на все виданные Зоей до этого квартиры. Вроде бы все убрано и разложено по полочкам, как у добротной хозяйки, но создается такое ощущение, что квартира вывернута вверх дном. Вроде и подметено везде и даже вымыто, пыли нигде не видно, но появления таракана или паучка ждешь, как только входишь в прихожую. Странная эта квартира была. Мебель стоит антикварная, дорогая на вид, но застелена белою тканью, как это делают в доме покойника или музеях, чтобы пыль не потревожила дорогую обивку.
— Ну что, Зоя, будешь моей