В нашей части Галактики никогда не было спокойно, хотя уже года три не случалось больших конфликтов
После обеда грузимся в машину, которую я взял в агентстве проката. "Рено-Джулия" – удобный аэромобиль, хотя в подметки не годится моему оставшемуся на Венере лимузину, сделанному по индивидуальному заказу. Но не могу же я возить свой аэро в багажнике звездолета?!
Припарковавшись возле университета, направляемся в корпус физфака. В южном полушарии Лютеции кончается лето, поэтому абитуриенты уже сдали экзамены, а студенты блаженствуют на каникулах. Второй и третий этажи отданы под стендовые сообщения, и вдоль стен горят голограммы: тексты, графики, таблицы, спектрограммы.
Прогуливаясь вдоль стендов, ловлю завистливые взгляды. Мой бизнес по оказанию экстремальных услуг приносит солидный доход, поэтому я могу позволить себе обед в люкс-кабинете, в то время как профессора со своим окладом в три тысячи сидят по углам общего зала. На мне уникальный костюм, принимающий любую форму. Такую одежонку выращивают на Гондване по индивидуальным заказам, и стоит она безумно дорого. Это даже не одежда, а живое существо, выдрессированное удовлетворять гардеробные капризы хозяина.
Каждая нить – биополимер, выполняющий одновременно несколько функций: это и биологический чип, и мускул. По моему мысленному приказу костюм может принимать почти любую форму, за несколько секунд перекраивая фасон и физические свойства ткани. В памяти изделия хранится больше трех дюжин разных моделей одежды – от классического пиджачного костюма до облегающего трико с коротким плащом за плечами. По мере надобности я обновляю банк моделей, однако это муторное дело, и порой бывает просто лень программировать новый фасон, пусть даже он очень мне нравится.
В глубине души я полагаю, что истинная себестоимость подобных костюмов не так уж и высока, но фирма "Франсуа Гобль" продает их втридорога, поддерживая статус элитной одежды. Монополия, черт бы ее подрал! На деньги, которые я выложил за этот костюмчик, можно было бы купить авто повышенной проходимости на класс повыше моего "Фольксвагена-Доминанта" с его позолоченными деталями…
Ладно, вернемся к фундаментальной науке.
Стены университетского коридора украшены докладами и стендовыми сообщениями. Время от времени я копирую на свой блокнот самые интересные работы.
Конечно, нам выдадут по кристаллу с записью тезисов, но я предпочитаю иметь полный текст работ, которые привлекли мое внимание.
Как и следовало ожидать, большинство докладов посвящено самой модной сегодня теме – зависимости течения времени от формы ЧД-полости. Многоэтажные формулы совершенно не похожи на мои, да и результаты вычислений отличаются от тех, которые получил я.
Все мы, участники Конгресса, изучаем ЧД – черные дыры. Изучаем разными методами, с разных точек зрения и вдобавок – на основе множества принципиально разных моделей. Последнее обстоятельство представляется мне самым трагичным: поскольку до сих пор не создана вразумительная концепция ЧД, и астрофизики, принадлежащие к разным школам, зачастую не понимают друг друга.
Я задерживаюсь около большого, на два десятка страниц, доклада. Среди авторов – Роберт Митрофанов-Брайзер. Когда-то мы с ним работали в окрестностях Сириуса. Работа любопытная: за сухим академическим названием скрывается идея, которая всегда привлекала меня. Если удастся решить эту задачу, наши звездолеты научатся прыгать сквозь пространство где угодно, а не только через тоннели между парами ЧД. Уже сотню с лишним лет проблема Нижняка – Циммера Вуанга не поддается натиску человеческой логики. Порой мне кажется, что тут нужна логика нечеловеческая.
– Ностальгия замучила?
Неторопливо повернув голову к источнику насмешливого голоса, утыкаюсь взглядом в благообразную эспаньолку, тронутую легкой проседью. Надо же, легок на помине! Сам Митрофанов-Брайзер, живой классик "евразийской" школы, снизошел до разговора с ренегатом. Хотя, конечно, в прежние времена Робби был хорошим парнем.
– Приветствую вас, Роберт Тимофеевич.
Он морщится.
– Давай без этикетов, а то меня затошнит – Робби с интересом поглядывает на Ольду. – Нравится?
– Еще бы! – Я не стал скрывать очевидного. – Роскошная женщина.
Ольда фыркает. Робби снова кривится и машет на меня рукой.
– Ты в своем репертуаре. Мог бы понять, что я спрашивал о докладе, на который ты пялился битых четверть часа.
Еще раз посмотрев на голограммы, я ворчливо сообщаю:
– Мне нравятся тема и постановка задачи, но не решение. Сложность математического аппарата – верный признак, что в теории что-то неблагополучно. Очевидно, неверны исходные постулаты, на фундаменте которых мы тщимся построить модель Вспомни птолемеевские эпициклы, которые на протяжении веков становились все сложнее. А потом появились Ньютон и Кеплер, написавшие очень простые, но все объясняющие формулы.
Ну вот. Не хотел конфликтов, а все равно коснулись болезненной темы. Ольда возмущенно шипит:
– Роберт Тимофеевич, Агасфер не желает признать, какого прогресса мы достигли, научившись получать стабильные решения!
Живой классик отмалчивается, предоставляя мне возможность высказаться. Ну, как знаете, коллеги. Я этого не хотел…
– И в каких пределах действительны эти решения? – осведомляюсь я, стараясь, чтобы в моем голосе не было ни намека на язвительность. – Уразумейте наконец: стабильность – математическая абстракция. Реально речь может идти лишь о квазистабильности. Публикуя такие результаты, вы обманываете прикладников, которые попытаются применить эти формулы на практике и подвергнут себя ненужному риску…
Несколько следующих минут звучат выкрики, перенасыщенные специальной терминологией. Наши вопли привлекают нездоровое внимание зала, но в конце концов мы с Ольдой замолкаем, исчерпав нормативную лексику, а Митрофанов-Брайзер примирительно замечает:
– Мадемуазель, должен признать, что наш друг в чем-то прав. Просто он всегда был максималистом. Пойми, Витольдыч, стабильные решения – максимум того, на что способна современная математика… – Он грустно усмехается. – А вообще-то жаль, что ты бросил науку.
– Как видишь, не совсем бросил. Даже доклад привез. У Робби расширились зрачки, словно он приятно удивлен. Спрашивает настороженно:
– Продолжаешь искать динамическое решение? Есть продвижение?
– Нет, увы… – Я развожу руками. – Чисто прикладные работы. Кстати, доказывающие, как опасно применять на практике стабильные решения…
Я замолкаю и прислушиваюсь. Через открытые окна и распахнутую дверь ближайшей аудитории просочились знакомые звуки. На улице стреляют из бластеров. Причем стреляют интенсивно и где-то поблизости. Слышатся крики, топот множества ног, хлопки парализующих гранат.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});