Читать интересную книгу Великое рок-н-ролльное надувательство-2 - Илья Кормильцев

Для любителей исторических мифов достаточно будет сказать: если русский рок выражал идеологию победившей элиты, то где же тогда правительственные концерты в КДС? золотой дождь внимания и государственные премии? Нет, в Кремле пела и плясала истинная, посконная любовь кремлян — попса. Проводила «Рождественские встречи» дебелая Алла Пугачева, заводил свою вечно одинаковую песню с вечно разными словами лилипут Газманов, ублажали ресторанный досуг малиновых пиджаков «На-На» и Шафутинский. Рокеров не было на этом празднике жизни. (Пара-тройка орденков полученных теми, кто сдуру примчался на августовские баррикады, не в счет. Кого только на этих баррикадах не было! Без преувеличения две трети нынешних разоблачителей «антинародной олигархии» на них так или иначе отметились.)

Это — о тусовочных радостях. Если же говорить о творчестве, вы не найдете у рокеров вроде бы ожидаемых пеанов наступившим светлым временам. От «Московской Октябрьской» БГ до «Титаника» НП, от демонических кошмаров «Алисы» до разночинской тоски Шевчука (промолчу уж о конкретно политизированных Талькове и Летове) — все было наполнено ощущением надвигающейся катастрофы, подступающего кошмара, наставших темных веков.

Любить начальству нас было не за что, но и мочить — тоже невозможно. Вседозволенность была необходимым условием для реванша советско-антисоветского либерально-патриотического курятника и ее издержки полагалось воспринимать со стоической улыбкой, памятуя о том, что каждый ее день пополняет твой счет на несколько миллионов долларов.

Итак, подводя итог, в каком-то смысле для нас наступило новое подполье — только относительно сытое и комфортное. Безусловно, у этой ситуации, как и у всякой ситуации на свете, имелась своя изнанка. Имя ей было — коммерциализация. Потому что в новых условиях выжить могли только монстры. Весь же второй эшелон, молодая смена русского рока оказались обречены на вымирание в соответствии с суровыми законами социального дарвинизма.

Сколько великолепных групп погибло в начале девяностых! «Нюанс» и «Вежливый отказ», «Апрельский марш» и «Выход»… дополните список сами. Кто-то спекся, кто-то ушел в бизнес, кто-то эмигрировал… Это отсутствие резерва со временем сыграла трагическую роль в кризисе и последующем угасании русского рока.

Ну и становление капиталистической системы шоу-бизнеса. В 90-ые мы еще гордились тем, что, в отличие от попсовиков, сами набирали и увольняли директоров и никогда не проплачивали эфиры. Но было понятно, что общие законы рано или поздно возобладают — на то они и общие законы.

Если в СССР мы были вирусом в организме несвободы, подтачивавшем его изнутри, то в новой реальности мы сами оказались одной из многих временных автономных зон, паривших в мутном хаосе, поднятом падением Берлинской стены, и вирусы несвободы одолевали наc уже снаружи.

Инкубационный период закончился весной 1996 года. Как я умолял, как уговаривал Хипа (тогдашнего директора «Наутилуса») во время долгих, бесконечно долгих телефонных разговоров между Прагой и Москвой не делать этого! Он лепетал в ответ, что-то про деньги, про давление Лисовского и Стаса Н., про то, что отказываться никак нельзя. Я не то чтобы проявлял особую идейность и сознательность: я просто чувствовал селезенкой, что этого делать нельзя. Но мы очень гордились тем, что все решения в нашей группе принимаются коллегиально: чего стоила моя селезенка против мнения товарищей? «Наутилус», как и целый ряд других рок-групп, отправился в тур «Голосуй или проиграешь».

Я вовсе не хочу выглядеть рыцарем без страха и упрека. Я оказался немногим лучше своих сразу же капитулировавших перед натиском политтехнологов от шоу-бизнеса товарищей. Не прошло и пары месяцев, как теплым пражским утром я пошел и сам сделал это. Проголосовал за Ельцина.

IV

Бубенеч — район низкорослый. Особнячки, в основном посольские, утопленные в зелени; кривые, непредсказуемые улочки. Я с трудом нашел избирательный участок, показал паспорт, сделал шаг внутрь — и оказался в параллельном мире. Или совершил путешествие в прошлое — это уж кому как понравится. В моей родной школе № 70 в дни советских выборов оборудовали точно такой же избирательный участок: зеленое пыльное сукно на тяжеловесных столах с инвентарным номером, притаившимся где-то с оборотной стороны свилеватой ножки, кабинки для голосования, похожие на католические исповедальни, в которых евразийская империя отпускает на день грехи своим гражданам, опустившим бюллетень в сухую безлюбую щель обшарпанного ящика. Откуда они взяли это все в центре Праги? Доставили тяжелым военным самолетом еще в те времена, когда Империя была в силе? Или закупили по дешевке на свалке уже здесь, списав валютные средства на якобы осуществленный евроремонт? Бог весть…

Отметившись в списке я, на ставших внезапно ватными ногах, направился к кабинке, утешая себя типичными рассуждениями онкологического больного: пойти на операцию — может есть еще какой-то шанс. Уклониться — конец неизбежен. Зашел в кабинку, поставил птичку, вспомнил былое-далекое и мысленно сказав: «Прозит, Борис Николаевич!» опустил бюллетень в ящик. Вышел из кабинки, прошел в соседнее помещение. Там заканчивалась имперская иллюзия: там был буфет, где удивительные для европейского города типажи пили водку из пластиковых стаканчиков, а затем гасили в них окурки под звуки разудалой песни «Да, мы — бандиты, да, мы налетчики…» Выскочил на улицу мимо пыльного посольского хмыря, вдохнул воздух полной грудью. Совокупление со старухой состоялось.

Я думаю, что все самое страшное, трагическое, кошмарное, произошедшее с нами в последующие годы было заслуженной карой за соучастие в этом акте сексуальной магии. Ведь в отличие от того сближения, что случилось десятью годами ранее, сделанное уже нельзя было списать на юношескую наивность.

Предвыборная кампания закончилась, все вернулось на круги своя. Заказчики расплатились с артистами по положенному прайсу и снова забыли про их существование. Этот цикл отношений с цыплятами (которые, впрочем, к тому времени стали шикарными петухами с хвостами от Версаче) повторится еще не раз. Словно те, запомнив, что есть такая волшебная и недорогая ложечка, которой в критический момент можно пробивать брешь, каждый раз по привычке хватались за нее, не замечая, что в ней все меньше звонкого серебра и все больше — тусклого, податливого олова.

Затем промчался бурный и дурной конец декады, устремившейся к миллениуму. Распалась при обстоятельствах достойных римейка рассказа «Проклятие гробницы фараона» моя группа. Прогремел дефолт, отделивший зубчатой пилой валютного курса время надежд от времени безнадежности. Сорвалось с ломких губ Лагутенко словечко «рокопопс», выкинутое как белый флаг окончательной капитуляции невозможного островка свободы перед циничной реальностью. И в тот самый момент в судьбе казалось бы уже окончательно списанного в архив русского рока случился новый поворот. Курятник в очередной раз перессорился между собой, выясняя, кто же будет сидеть на верхней жердочке. Цепкая лапка слетевшего с насеста и отброшенного ударом клюва аж за Ла-Манш петушка в очередной раз схватилась за спасительную ложечку.

По свидетельству очевидцев чудо произошло в одном из московских мебельных магазинов. Один молодой человек — еще совсем недавно преуспевающий директор столичной FM радиостанции, а теперь временно безработный — вышагивал по торговым площадям и подыскивал себе подходящий диванчик. (Или это был журнальный столик? Я не помню, да это, в сущности, и неважно.) Гораздо важнее то, что в этот момент в кармане у него зазвонил мобильный телефон. Молодой человек поднес к уху трубку и безразлично произнес: «Алло?» В следующее мгновение выражение его лица изменилось: «Да, Борис Абрамович, я слушаю!»

Как утверждает статистика, в мире существует не менее трехсот тысяч Борис Абрамовичей. Однако каким-то мистическим образом все невольные свидетели этого телефонного разговора поняли, с каким из них именно ведется беседа. По крайней мере, когда молодой человек закончил произносить в трубку бесконечные «конечно», «разумеется» и «я согласен» и осмотрелся по сторонам, он с изумлением отметил, что весь персонал салона — консультанты, продавцы, кассиры и охранники — в полном составе выстроился кружком вокруг него и напряженно взирает, словно на упавшего с неба марсианина.

История умалчивает о том, был ли куплен тогда диванчик (или журнальный столик?). Для нее важен тот факт, что в тот вечер на свет появилось «Наше радио». И вместе с ним наступил новый этап в жизни многострадального больного, по имени русский рок, которому реаниматологи никак не давали впасть в утешительную кому.