Читать интересную книгу Книжная жизнь Нины Хилл - Ваксман Эбби

– Нет, но это предвкушение у тебя на лице убивает весь настрой.

Усмехнувшись, Лиз пошла по своим делам.

– Ты даже не представляешь, насколько забавна эта твоя способность, – бросила она через плечо. – Не забудь завтра одеться посимпатичнее. Должен зайти Мефистофель.

– Хорошо, – Нина, нахмурившись, посмотрела ей вслед, потом попыталась вспомнить, сколько точно длится день на Юпитере. Она ничего не могла с собой поделать, он длится… 9 часов 55 минут. Слава богу. Когда Нина не могла что-то вспомнить, это было для нее пыткой. Как когда чешется нёбо во рту или зудит между пальцами ног от комариного укуса. Приходится лезть туда и чесать, пусть даже место чересчур чувствительное. Лиз думала, что все многочисленные увлечения Нины были для нее способом выйти в свет и пообщаться с людьми, но она ошибалась. Дело было в том, что мозг Нины, не находя себе занятия, слетал с катушек и начинал сводить ее с ума нескончаемым потоком мыслей или навязчивыми вопросами, на которые ей нужно было найти ответ. Квизы, чтение, книжный клуб – все это было лишь средством самообороны.

Глава 2

в которой мы узнаем, что раздражает Нину

Нина шла домой в золотом сиянии, заливающем вечерний район, в тот волшебный час, когда осветители и просто случайные прохожие мечтают о том, как проведут ночь. Люди вокруг гуляли после работы с собаками, говорили по телефону, не обращая внимания на то, как косые лучи солнца отражаются от окон и дверных молотков, и на то, что пастельное небо кажется полупрозрачным, как одежда на завсегдатаях ковровых дорожек. Нина часто думала, что по части архитектуры Лос-Анджелес не слишком красивый город, но несколько раз в день небо делает его прекрасным. Как и подобает Голливуду, осветителем здесь выступает бог.

В этот час медно-рыжие волосы Нины пламенели в солнечном свете. Знай она в ту минуту, как чудесно выглядит, непременно сфотографировала бы себя. Но, к сожалению, она думала только о том, как здорово было бы поесть маринованных огурчиков – порезанных или целиком, и упустила возможность. Она была не из тех женщин, которые обращают на себя внимание на улице. Ее внешностью нужно было проникнуться, а безучастное выражение лица подсказывало, что вам вряд ли дадут шанс это сделать. Маленькая и тоненькая, она походила на олененка, но стоило с ней заговорить, как становилось понятно, что на самом деле это лиса. Как однажды сказала ее хорошая подруга Ли, Нина не была вредной, она лишь называла вещи своими именами.

Нина снимала флигель одного из особняков на Виндзорском бульваре. Это было очаровательное местечко с отдельным входом, никак не сообщающееся с главным зданием. Идеальное жилье для Нины. Владельцы дружили с ее матерью и к тому времени, как Нина окончила университет, чудесным образом завершили ремонт своего флигеля. Они великодушно предложили его Нине в аренду, и та с радостью согласилась.

Кот Фил ждал ее, сидя на калитке. У него была двуцветная коричнево-кремовая шерсть, белые лапки и черный кончик хвоста. Когда калитка открылась, он спрыгнул и побежал вперед нее по лестнице, вздернув хвост, как флажок на детском велосипеде. Нина заметила, что на коврике перед дверью лежит большой, но однозначно мертвый червяк. Кот небрежно стал рядом, как будто говоря: «Ах да, чуть не забыл, я принес тебе червя. Ничего особенного, просто мертвый червяк, которого я убил собственными лапами и принес тебе. Подумал, вдруг тебе захочется немного подкрепиться после работы». (Похоже, он насмотрелся «Винни Пуха».)

Нина наклонилась и погладила его по голове:

– Спасибо, Фил. Замечательный червяк.

Фил потерся об ее ногу, явно пребывая в восторге от самого себя. Может, другие кошки и сидят целый день дома, вылизывая задницы, а он занимался делом.

– Только я приберегу его на потом, если ты не возражаешь.

Фил пожал плечами.

Открыв дверь, Нина вошла в дом, сбросила обувь и украдкой положила червя на кухонную стойку, чтобы выкинуть, когда кот отвернется. Посмотрела на большущие настенные часы: до квиза оставался еще час. Нина поставила чайник: время расслабиться и привести себя в порядок. Она любила свою квартиру, хотя «квартира» – слишком громко сказано. Скорее, это была одна большая комната с ванной и крошечным кухонным уголком, но в ней было вдоволь света и книжных полок, а что, собственно, еще нужно? Большие двойные окна на южной и западной стенах наполняли комнату солнцем и яркими цветами, а книжные полки поднимались от пола до потолка. У окна стояло огромное кресло, в котором Нина могла читать часами, чем она и занималась. Персидский ковер, весь в тиграх и птицах, красных и оранжевых пятнах, был сувениром из какой-то маминой поездки и появился где-то через две недели после того, как она перевезла свои вещи (кровать, кресло, шесть коробок с книгами, кофемашину, котенка и доску для заметок). К нему был прикреплена записка: «Он много лет у меня хранится, подумала, что он может понравиться тебе. Дай знать, если захочешь забрать остальное».

Остальное? Нина сразу же позвонила матери.

– Мам, привет. Ты где? – так звучало ее обычное приветствие.

– В Лондоне, дорогая. А ты?

Мама была австралийкой, но ее акцент с годами смягчился и почти не проявлялся. Иногда она забавно произносила слово «футбол» или называла леденцы «карамельками», но не разгуливала в бушменской шляпе с пробками.

Нина улыбнулась, услышав мамин голос – то, что она лучше всего в ней знала.

– Я в Дубае, мам, на крыше «Бурдж-Халифа».

– Правда? – в голосе мамы послышалось воодушевление. – И как вид?

Нина вздохнула:

– Нет, мам, шучу. Я в Лос-Анджелесе, там же, где ты меня и оставила.

– Ясно, – мама явно была разочарована тем, что Нина не унаследовала ее тяги к странствиям. Она никогда не говорила этого напрямую, но ей и не требовалось.

– Так что с этим ковром? – спросила Нина, тыча в свернутый ковер ногой.

Ей было слышно, как мама прихлебывает чай. Скорее всего, разговаривая с Ниной по телефону, она делала одновременно еще три-четыре дела. Всегда чем-то занята… Разве это весело?

– Помнишь, когда я была беременна тобой, я жила в Лос-Анджелесе?

– Конечно, – как и все люди, Нина знала историю своего происхождения наизусть. Нельзя сказать, чтобы Кэндис была потаскухой, просто ее не интересовали романтические отношения. Много лет назад Нина спросила у нее, почему она не сделала аборт, и мама рассмеялась в своей обычной манере.

– Ну, я подумала, что это будет приключение, и оказалась права.

Слово «приключение» она произносила так же забавно, как «футбол».

– Ковер великолепен. А что там еще?

– По-моему, полно всего. Съезди посмотри, если хочешь.

Кэндис тогда назвала место, где находится склад. Теперь, оглядываясь в своей замечательной квартирке, Нина видела вокруг мебель, на которую, возможно, писалась в детстве. Обитый килимом диванчик, пуфик из Раджастана, который Фил считал своим, и столько произведений из маминой коллекции, сколько она смогла унести. Единственную свободную от книг стену покрывали фотографии: Рут Оркин, Анри Картье-Брессон, Инге Морат, несколько снимков, сделанных самой Ниной, из тех, что ей нравились, журнальные обложки и постеры с изображениями знаменитостей, ее «уголок визуализации», состоящий из календаря и доски для заметок (только не смейтесь, вам самим хотелось бы быть такими же организованными, как Нина), фото мамы и Фила, когда тот был котенком. У стены стояла односпальная кровать «Мальм» из ИКЕА – вместе с комодом той же серии, заметьте. Кстати, множественное число от слова «Мальм» будет просто «Мальм», а не «Мальмы», хотя это и звучит очень вкусно: «Ооо, это у вас шоколадные мальмы?»

Подобрав почту, Нина покормила Фила и налила в бокал вина. Потом подошла к уголку визуализации, остановилась возле него и, нахмурившись, посмотрела на доску для заметок с вдохновляющими картинками, цитатами и лайфхаками, которыми она никогда в действительности не пользовалась. Нине нравилось быть организованной, но она все время чувствовала, что ей есть куда стремиться. Она обожала составлять списки, раскладывать файлы в папки разных цветов и каждое утро ровно полчаса изучала свой органайзер, намечая цели на день и просто размышляя. Разумеется, для этого ей приходилось выделять в утреннем расписании особое время. Но она хотела, чтобы само планирование включало в себя нечто большое. Иногда она составляла списки того, что уже сделала, единственно затем, чтобы все вычеркнуть, и не могла отделаться от мысли, что это глупо, но в то же время удивительно приятно.