Тяжело вздохнув, Малфой призвал все свои последние силы и, выписывая в воздухе руны, нараспев произнес сложную формулу заклинания.
Из палочки вырвался поток золотого света, перетекая в чашу и соединяясь с зельем. Оно начало бурлить и подниматься вверх рассеянными мелкими каплями, образуя небольшое золотистое облачко. Частицы кружились в медленном танце, занимая каждая свое место. Сначала это напоминало совершенно хаотичное движение, но через минуту Драко понял, что может видеть подобие человеческого лица.
Начал удлиняться нос, проявились скулы и брови, очертания пухлых губ.
Отрастали волосы. Много волос.
Через несколько мгновений Драко смотрел прямо в золотистое лицо Гермионы Грейнджер.
Гребаная золотая девочка.
Не думая о том, что делает, Драко попытался трансгрессировать. Только магия Мэнора спасла его от расщепления, потому что адреса Грейнджер он не знал.
Его затопила неконтролируемая ярость. Он одним движением смел со стола чашу. Силуэт распался на тысячи мелких частиц и осел на все поверхности лаборатории мелкой золотой пылью.
Дыши, Драко, дыши.
Да как она..? Что она..?
Он не мог найти разумного объяснения. Грейнджер была точно не из тех, кто затаскивает в постель с целью быстро выскочить замуж.
Они уже четыре года работали практически бок о бок и, надо сказать, неплохо ладили. Их совместно разработанные операции заканчивались успешно в девяносто девяти процентах случаев. С ней было интересно. В первый год, конечно, возникали сложности. Очевидно, они оба с трудом проглатывали привычные со школы «приветствия» и пытались их заменить более общественно-приемлемыми. Но с каждым днем это давалось все легче.
Несмотря на его скептицизм, он видел, что Грейнджер действительно оставила прошлое в прошлом. Он постарался сделать также.
Итак, вместо вечеринки в честь своего двадцатипятилетия, он сделал ребенка героине войны, старшему аналитику Аврората, золотой девочке недоаваженного Поттера, бывшей невесте идиота Уизли и своей… ну… подруге. С натяжкой, но все же. Коллеге.
Сразу после того, как она застала его в кабинете со Сьюзен Девиш, очень желающей его захомутать, в весьма компрометирующей позе.
О, Мерлин всемогущий.
Драко вспоминал прошедший месяц. Они контактировали, как обычно. Все было как обычно. Грейнджер была самой отвратительной лгуньей на свете, она никогда не смогла бы скрыть от него такое.
Он вспомнил как залилось малиновым румянцем ее лицо, когда она оценила обстановку в его кабинете в ту злосчастную пятницу. Она практически швырнула папку с отчетом ему в голову и выскочила из кабинета.
Нет, она бы не смогла. Если только…
Если только она тоже ничего не помнит.
***
Поиски в библиотеке Министерства ничего не дали. Очевидно, такая специфическая литература могла быть только в Академии, где обучались целители.
Если она вообще была, напомнила себе Гермиона.
Было без пяти восемь. Она уже десять минут мерила шагами коридор перед чёрной дверью Отдела Тайн. В животе было какое-то странное тянущее ощущение, как будто вот-вот начнутся месячные, и ей это не нравилось. Иметь ребенка неизвестно от кого ей тоже не нравилось. Но сама мысль о ребенке была… тёплой. Ее ребенок. Она — мама. Гермиона обнаружила, что иррационально улыбается. В этот момент двери лифта открылись, и из него вышел Теодор Нотт. Наваждение прошло.
— Грейнджер.
— Мистер Нотт.
Нотт улыбнулся. Довольно приветливо.
— Давайте без лишнего пафоса, мисс Грейнджер, — он протянул ей руку для рукопожатия. – Распорядись судьба иначе, мы могли бы стать друзьями.
Гермиона хотела спросить, как именно «иначе», но прикусила язык. Встреча началась лучше, чем она ожидала.
— Хорошо, я не против.
— Проходи. — Он открыл перед ней дверь и ждал пока она войдет.
Гермиона снова прикусила язык, чтобы не прокомментировать эту галантность, и подумала, что ей вообще стоило его отрезать и общаться исключительно письменно, потому что ее сарказм мог в любое время выйти из-под контроля.
Она разместилась в удобном кожаном кресле в его кабинете, на всякий случай отказавшись от любых любезно предложенных напитков, чтобы не провоцировать привередливого ребенка.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Нотт устроился за своим столом, с интересом ее рассматривая. Он практически не изменился со школы. Хотя они настолько никак не контактировали, что если изменения и были, то точно не ей их замечать.
— Итак, признаюсь, твое письмо меня очень заинтриговало. Не представляю, что от меня могло потребоваться старшему аналитику доблестных Авроров на личной встрече. Прошу, я внимательно слушаю, — он сложил ладони домиком и опустил на них подбородок, всем своим видом излучая сдержанную заинтересованность.
Гермиона постаралась выглядеть более уверенно, чем была на самом деле.
— Я действительно здесь по личному вопросу, но он находится в пределах твоей профессиональной компетенции, — на этих словах Нотт поморщился, как бы напоминая про излишний пафос, — и я хотела бы быть уверенной, что наш разговор строго конфиденциален. — Гермиона решительно смотрела ему в глаза, надеясь увидеть в них степень его правдивости.
— Грейнджер, всё, что говорится за дверью Отдела Тайн, остается за этой дверью. Наши контракты не позволят мне обсудить что-либо за его пределами даже со своим коллегой, с которым мы работаем над одним делом. Поэтому, давай ближе к сути.
Гермиона набрала побольше воздуха.
— Месяц назад кое-что… в общем, я не помню целый день своей жизни. Вернее сказать ровно сутки. С 13.00 пятого июня до 13.00 шестого июня, — на этих словах Нотт ощутимо подался вперед корпусом, удивленно вскинув брови. — Я бы хотела знать, был ли это Обливиэйт или что-либо еще. И по возможности… вспомнить, что именно тогда случилось.
Гермиона рвано вдохнула воздух, который закончился пока она говорила.
— Ты говоришь пятого июня? — Нотт, казалось, ушел в какие-то свои мысли, растерянно потирая подбородок.
— Да, это точная дата.
— Так и почему ты пришла только месяц спустя? Возможно, если бы ты пришла сразу было бы проще.
Гермиона почувствовала, как ее щеки и уши начали гореть.
— Я не поняла этого сразу.
— А теперь..? — Нотт пристально смотрел на нее, ожидая, что она продолжит.
— А теперь… открылись некоторые… непредвиденные обстоятельства. Но это не столь важно на самом деле. Гораздо важнее, сможешь ли ты что-то с этим сделать.
— Не столь важно… Ну что ж, давай попробуем посмотреть, — он развернулся в кресле, задумчиво рассматривая приборы, стоящие в шкафу позади его стола. — Ты когда-либо испытывала легилименцию на себе? — спросил он, расставляя на столе Омут памяти и еще несколько странного вида конструкций.
Глаза Гермионы загорелись жаждой знаний. Она даже на мгновения забыла о причинах своего визита, зачарованно рассматривая неизвестные ей приборы.
— Грейнджер? — окликнул ее Нотт. — Легилименция?
— А да… То есть нет. Не доводилось.
— Добровольное согласие уже половина успеха, — Гермиона поежилась, представив себе насильственное вторжение в свой мозг, – поэтому я хочу, чтобы ты максимально расслабилась, закрыла глаза и представила себе утро пятого июня самым подробным образом, как только сможешь. Я буду наблюдать со стороны и попробую сделать так, чтобы ты не почувствовала моего присутствия. Дай знать, когда будешь готова, — Нотт вытащил палочку.
Гермиона вполне осознавала, когда шла сюда, что ее ждет, но все же не смогла должным образом подготовиться. Пустить в свою голову чужого человека это не то, к чему вообще можно быть готовой.
Она постаралась выбросить из головы вчерашний день своей жизни и все, что связано с беременностью. Перед глазами появился ее уютный кабинет в Министерстве, стол, заваленный пергаментами, удобное рабочее кресло и чашка ароматного черного кофе, с которого она всегда начинала каждый свой день.
- Я готова, - сказала Гермиона более уверенным голосом, чем чувствовала себя на самом деле.