Читать интересную книгу Демянский «котёл». Серия «Бессмертный полк» - Александр Щербаков-Ижевский

А внутри металлической тюрьмы уже околели танкисты. Рации у них не было, а посыльного из батальона послать забыли. И приказа к отступлению у них не было. А за самостоятельное оставление боевой машины, у трибунала безальтернативно-расстрел.

Так и сидели внутри танкисты и ждали своей смертушки, толи от мороза, толи от немецкого снаряда. Толи герои, толи смертники?

По нему начали бить бронебойными. Снаряды иногда перелетали, ну и нам по ходу досталось в окопах.

По обеим сторонам нашей траншеи притулились убитые. Кровь от них стекала прямо на дно, превращаясь в лужицы. От кого доля больше вытекла, от кого меньше. Эти бордово-рубиновые желеобразные лужи постепенно сворачивались и замерзали на морозе.

В любом случае мы были в грязи, в крови и вообще хрен знает в чём.

Одежда наша пропиталась, смёрзлась и стала, как картон. Ломалась на морозе и оголяла тело. Кальсоны не спасали. Зуб на зуб не попадал. И вскочить, попрыгать было нельзя. Немецкий снайпер запросто достать мог. Лицо и губы окоченели так, что разговаривать было не возможно. Кожу стянуло, как маску. Да и о чём было, собственно, говорить. Мысли у всех были одни

– Выжить бы только. Сейчас продержаться от мороза. А потом и в бою.

Но всё равно, было страшно холодно. До жути!

И сколько нам жить осталось?

Говорили, что от предыдущей усиленной дивизии в три стрелковых полка хватило на два часа.

Вон они остатки, ползут обратно из пекла раненные, окровавленные и грязные, с серыми лицами, запёкшимися губами и лихорадочно блестящими глазами. Кряхтят, стонут, матерятся.

Может быть, им и в следующий раз повезёт?

В нашу траншею сполз майор с парой автоматчиков из штаба полка

– Где взводный? – спросил, – это ты что ли Иван Щербаков? – и ткнул в мою грудь грязным пальцем. – Всё брешешь и никак не набрешешься? Храбрости не хватает, взводный? Данные липовые подаёшь в штаб. Герой он, говорит. Кому другому лапшу навешивай, взводный!

У меня от удивления чуть планшетка из рук не выпала. И тут я вспомнил…

А дело было так. Мы отдыхали в небольшой рощице на краю леса. И, вдруг, услышали надсадное рычание большегрузных машин. По звуку можно было сразу понять, что это не наши маломощные полуторки.

Из леса, неожиданно, выползла пара немецких вездеходных грузовиков. Видимо, заплутала в просёлочных дорогах немчура. Ну, и вывалилась на нашу позицию, как на блюдечке.

Не раздумывая и не обсуждая, мы быстро установили миномёты и дали первые пристрелочные выстрелы. А там понесло-о-ось!

И как-то всё сразу удачно для нас сложилось, что первыми же минами обе машины накрыли. Оставшихся фашистов добивали из трёхлинеек.

Потом, после боя, насчитали 29 человек убитыми.

По прибытии на закреплённые позиции роты я сразу доложил по инстанции. Для проверки на место боя сразу отрядили двух бойцов. Они мигом исчезли.

Немного погодя слышим, что в том краю завязалась ожесточённая перестрелка.

Когда бойцы прибыли обратно, то сообщили неожиданную весть. На просеке они насчитали всего четыре вражеских тела. Я был убеждён, что они, скорее всего из-за выстрелов, не стали приближаться к разбитым машинам, а со стороны разглядели только четыре фашистских трупа.

Начальство зло скрипнуло зубами и обозвало меня «болтуном». Боевой орден «просвистел» мимо моей груди. А мои ребята очень даже на это обиделись.

Но, к сожалению, ничего уже доказать было не возможно.

Неожиданно приполз долгожданный подносчик пищи. Термос у него опять был пробит осколками. Значится, каша будет по-флотски, с железками.

А кипяток, вместо чая опять придётся в котелке варить. Крутой кипяток будет, он так называется, кто не знает. От раскуроченных и переломанных винтовок отдерём приклады, стружки «начешем», костерок разожжём на дне траншеи, ну и вскипятим, естественно.

Ложки достанем из кармана шинельки.

А хлеб, как всегда, уже замёрзшим будет, его-то теперь точно придётся сапёрным топором рубить. Льдинки внутри него будут «хрусткать, а сам он будет белого цвета, словно салом намазанный-это вода в нём заиндевела.

Случалось, что снаружи он был весь покрыт инеем.

А тут ещё старшина хозвзвода Софронов подфартить решил. Посыльный вытряхнул из своего сидора (солдатский вещмешок) несколько банок кильки. И ничего, что она была промёрзшей насквозь. Радости-то было. Окрыляла уверенность, что нас не забыли и не бросили, если на «передок» кильку прислали. Во дела. Настоящий праздник!

Но голод не тётка. Однако, вкуснее, пожалуй, ничего не бывает…

Вестовой из штаба доставил приказ выдвинуться с миномётами на остриё прорыва. Они посчитали, что так будет лучше для более эффективной поддержки пехоты. Идиоты, куда? Они что, рехнулись? Неужели не видели, какой кровавый замес на «передке». Там и ползком-то смертельно опасно.

Приказы в бою не обсуждаются. Приказ есть приказ!

Первый миномётный взвод пошёл.

Второй пошёл…

Я уже обрадовался. Посчитал, что немцы проспали наше выдвижение. Для общего руководства атакой рванул следом за бойцами.

Третий взвод покатил свои миномёты…

Низко пригнувшись, бойцы отчаянно торопились, насколько позволяла пересечённая местность.

Но, как гром среди ясного неба! Вдруг, страшный грохот! Взрыв! Огненный смерч!

Меня подняло в воздух и швырнуло в соседний блиндаж. Когда очнулся от контузии, ездовой сообщил мне, что мы на своё противотанковое минное поле зашли. Вначале первый фугас рванул, потом от детонации следующий. Затем ещё, ещё.

Кое-как, постанывая, собрал себя в «кулак». А бойцы стали подбирать то, что осталось от боевых товарищей. На кусок брезента скидывали то ногу, то кусок головы, то внутренности живота, то колено, то локоть или часть плеча с торчащей из мяса ключицей. По частям разорвало бойцов. За сорок метров подобрали планшетку взводного и его грудину с куском гимнастёрки. Она как раз упала на зёмлянку комбата.

Провели перекличку и в общей сложности не досчитались 23-х человек.

Отморозки командиры! Гниды! Неужели не могли согласовать с сапёрами схему прохода в своём противотанковом минном поле.

Столько людей своих ни за что, ни про что и понапраслину положили. Идиоты! Полководцы хреновы!

После того, как мы подорвались на своих же противотанковых фугасах, в эту брешь, приоткрывшую нашу оборону, ломанулась парочка немецких танков. Мимо сразу же пробежали красноармейцы с противотанковым ружьём.

Оно напоминало старинную базуку, было тяжёлым, длинным и неудобным. Поэтому с ним управлялись два бойца. Первый и второй номер.

За первым было закреплено само ружьё, на марше он всегда таскал его и отвечал за работоспособность. Второй номер носил 30 штук бронебойных увесистых патронов. На его плече ещё болталась пятизарядная трёхлинейка, а к ней полагалось ещё сотня патронов. Плюсом были две противотанковые гранаты, шинельная скатка и вещмешок с солдатским барахлом. По возрасту, силе духа, уму, страсти, характеру они бывали как братья.

Вот и сейчас, заняв удобную позицию, они открыли прицельный огонь по гусеницам бронемашин. Однако, промах следовал за промахом. От брони слетали искры. Немецкая бронированная разведка без поддержки пехоты откатилась обратно на свои позиции.

Крепкий орешек обороны противника выглядел следующим образом. Передний край плотно прикрывала густая сеть проволочных и минных заграждений. Тут были рогатки, ежи, спираль «Бруно», проволочные заграждения в два кола. В 30—50 метрах за ними располагалась линия дзотов, глубиной размещения до 50—300 метров. Стены у них были двойные деревянные, между ними насыпана земля. Между дзотами были сооружены открытые площадки и окопы с одетыми крутостями.

В дзотах располагались лишь дежурные подразделения. Основная часть гитлеровцев пряталась в блиндажах, построенных в 75—120 метрах от них. Между дзотами проходил забор из колючей проволоки в три кола. По обе его стороны были лесные завалы высотой более двух метров, засыпанные снегом. Далее возвышался почти на два метра деревянный забор с амбразурами, напоминавший крепостную стену. С фронта забор прикрывал земляной вал толщиной 1,2—1,5 метра у основания. По валу тянулись рогатки из колючей проволоки и спираль «Бруно». Казалось, неприступная линия обороны!

Однажды мне довелось услышать разговор полкового комиссара и командира нашего стрелкового батальона

– Ты главное имущество и технику береги. Людишек нам всё равно подкинут. Еще денька два повоюем, добьём оставшихся солдатиков и поедем в тыл на переформировку. Вот тогда-то погуляем, попируем. Баб тыловых пожамкаем. Ха-ха-ха!

Как же так, командиры? Мы же вам беспрекословно и без всяких рассуждений верим!

Что касается меня, то я не относил бы себя к числу храбрецов. Конечно, всем участникам сражения бывало страшно. До онемения рук, до холода в сердце. Всё дело в том, как этот страх проявлялся у людей. С одними случались истерики, и они плакали, кричали, пытались убежать и спрятаться. Другие переносили внешне спокойно. Но убитых при мне, на глазах однополчан невозможно было забыть.