Читать интересную книгу Алые буквы - Эллери Квин

— Вы мне не верите. Этого следовало ожидать. Повторяю: если бы у Дерка было при себе оружие, он бы вас убил.

— У него для этого имелся отличный повод, — сказал Эллери. — Не хочу казаться бесчувственным, но взгляните на это с его точки зрения…

— Взгляните сами, — холодно отозвалась Никки.

— Вы рассказали ему, Марта, весьма сомнительную историю о встрече в отеле с женщиной-драматургом. Поэтому Дерк последовал за вами. Он видел, как вы вошли в парк и заняли скамейку в темноте. Потом появился я — очевидно, по предварительному сговору. Я тоже сел, и Дерк увидел, как вы склонили мне голову на грудь, и я вас обнял. Ваш плач только ухудшил положение — выглядело так, будто между нами что-то было, но я нашел себе новое развлечение, а вы стараетесь меня удержать. Что еще он мог подумать? В конце концов, все мужчины одинаковы.

Марта закрыла глаза.

— Вроде вас? — ехидно вставила Никки. — Такие жены, как Марта, встречаются только в викторианских романах, и мужа, который этого не понимает, следует кастрировать.

— Может, вы перестанете вмешиваться? Кроме того, Марта, Дерк был пьян. Возможно, будь он трезвым…

Марта открыла глаза.

— Когда он трезв, все еще хуже.

— Хуже? Что вы имеете в виду?

— Когда Дерк трезв, я не могу успокаивать себя тем, что он говорит эти ужасные вещи, потому что пьян.

— Вы хотите сказать, Дерк в самом деле верит, что вы ему изменяете?

— Он пытается не верить. Но это превратилось в навязчивую идею, которую ему не удается контролировать.

— Иными словами, он рехнулся, — уточнила Никки.

— Ты не любишь его, Никки, а я люблю.

— Будь он моим мужем, я бы живо вытряхнула из него такие идеи!

— Он болен…

— Так все-таки, — осведомился Эллери, — болен он или здоров?

Никки вскочила на ноги.

— Марта, я сейчас же отвезу тебя к себе.

— Сядьте и заткнитесь, Никки. Или отправляйтесь в другую комнату. Если Марта нуждается в моей помощи, я должен знать, в чем заключается ее проблема. Я не намерен читать проповеди, так как видел куда худшие преступления, нежели адюльтер. Поэтому, Марта, скажите откровенно: вы в самом деле нимфоманка, как назвал вас Дерк?

— Если и так, то он до сих пор меня на этом не поймал. — Лицо Марты по-прежнему ничего не выражало. — Слушайте, ребята, я — женщина, которая пытается спасти свой брак. В противном случае меня бы здесь не было.

— Touche,[10] — усмехнулся Эллери. — А теперь расскажите мне все, что вам известно о Дерке и что могло бы объяснить его комплекс ревности.

* * *

О детстве Дерка Марта знала мало. Как и она, он был единственным ребенком в семье. Предки Лоренсов жили в штате Мэриленд на Восточном побережье, во время Гражданской войны симпатизировали южанам. Мать Дерка происходила из Южной Каролины, из семейства Ферли: некогда рабовладельцев, потом обедневших аристократов.

Если Дерку чего-нибудь недоставало в детстве, то отнюдь не материальных ценностей. Лоренсы унаследовали свое состояние от прадеда, который после Аппоматтокса[11] отправился на Запад, разбогател на приисках и строительстве железных дорог и вернулся в Мэриленд, чтобы наполнить семейные сундуки.

— Отец Дерка никогда в жизни не работал, — продолжала Марта. — Дерк тоже, покуда не надел форму. Отец отправил его в военный институт в Вирджинии, но его через год вышвырнули оттуда за постоянные нарушения дисциплины. Тогда он решил стать писателем. Пёрл-Харбор застал его живущим в Гринвич-Виллидж, носившим бороду и старающимся походить на хемингуэевского персонажа, живущего всего на десять тысяч в год. Дерк пошел в армию — думаю, для разнообразия — и служил офицером парашютного полка в Бельгии, когда узнал, что его родители погибли в автомобильной катастрофе. Вернувшись домой после войны, он узнал еще две вещи: что полиция подозревает, будто мистер Лоренс намеренно сбросил в кювет автомобиль, где находились он и миссис Лоренс…

— Почему? — спросил Эллери.

— Не знаю, если только это как-нибудь не связано с другим фактом, о котором Дерк узнал по возвращении. Его отец растратил все состояние Лоренсов — все до последнего цента — и не оставил ничего, кроме долгов.

Дерк вернулся в Нью-Йорк, имея лишь то, что было при нем. Он снова пытался писать, но после нескольких голодных месяцев начал искать работу. Ему повезло, и какое-то время, пока ему не исполнилось двадцать восемь, он служил в редакторском отделе одного издательства.

Я встречала кое-кого из его сослуживцев, и они рассказывали одно и то же. Дерк выглядел весьма интеллектуальным — как и все недоедающие — и обладал весьма мрачным взглядом на жизнь. Его коньком была ирония, но, несмотря на блестящий ум, он не ладил с сотрудниками, особенно с женщинами.

— По какой-нибудь конкретной причине? — спросил Эллери.

— Вскоре после поступления в редакцию Дерк стал встречаться с одной из работающих там девушек. Я знаю только то о ней, что ее звали Гвлэдис — она писала свое имя с буквой «в». Гвлэдис влюбилась в него без памяти, у них была связь, но вскоре она ему надоела, он перестал с ней видеться, и бедняжка покончила с собой. Конечно, Гвлэдис была законченной истеричкой, и это не вина Дерка, но с того времени он перестал даже подходить к женщинам.

Издательская работа требовала от Дерка чтения великого множества детективных произведений. Они возбудили его воображение, и он вновь взялся за писательскую деятельность — на сей раз за детективный роман.

К удивлению Дерка, его же фирма взялась за публикацию книги. Всего продали менее четырех тысяч экземпляров, но отзывы были хорошими. Книга называлась «Смерть — моя любовь». Что вы о ней думаете, Эллери?

— Для начинающего писателя это удивительная вещь. Сюжет скроен по-любительски, но дело в настроении. Я спросил Дерка, когда впервые встретил его на собрании детективных писателей Америки, откуда эта болезненная атмосфера. Он ответил, что любое убийство — болезненная тема. Тогда Дерк оставил работу и посвятил все время пишущей машинке, верно?

— Да, — кивнула Марта. — В течение следующего года он написал еще три детективных романа.

— На собраниях Дерк почти не раскрывал рта, но со мной был откровенен, — продолжал Эллери. — Он обижался, что его книги расходятся плохо, в то время как куда худшие произведения проходят на ура. Свою обиду он прикрывал вызывающими манерами. Когда я предложил ему пойти на компромисс со вкусами публики и несколько осветлить колорит, Дерк ответил, что пишет так, как хочет писать, а если людям это не нравится, то пусть не покупают его книги. Мне это показалось не слишком похожим на реакцию взрослого человека, и я не удивился, когда он вскоре забросил работу над детективной прозой.

— Боюсь, это была моя вина, — вздохнула Марта. — Я ведь Дерку проходу не давала, так как спустя три дня после нашей первой встречи твердо решила выйти за него замуж.

— Ты никогда мне об этом не говорила, — упрекнула ее Никки.

— Я о многом никогда тебе не говорила, Никки. Каждый день я писала ему любовные письма, потеряв всякий стыд. А после свадьбы я убеждала его попробовать силы в серьезной литературе. Возможно, это была моя самая большая ошибка. Дерк был так счастлив и трудился с таким увлечением, но после выхода книги было продано еще меньше экземпляров, чем в случаях с его детективными романами. Большинство критиков разнесли роман в пух и прах…

— «Звук молчания» действительно плохая книга, Марта, — мягко произнес Эллери. — Гипертрофированный реализм обернулся обычной мелодрамой.

— Мы переживали неудачу несколько недель, — после паузы продолжала Марта, — но в конце концов мне удалось пробудить в Дерке веру в себя и заставить его написать второй роман. Однако результат оказался еще более плачевным…

После второй книги я уже не могла вывести Дерка из депрессии. Чем больше я пыталась, тем сильнее раздражала его. Когда Дерк приступил к работе над третьим романом, он заперся у себя в кабинете. И тут я, очевидно, совершила вторую ошибку. Вместо того чтобы взломать замок и вбить немного здравого смысла в его тупую башку, я… ну, стала искать занятие для себя и осуществила постановку «Вокруг тутового дерева». Провал научил меня многому — я поняла, что театром должна была заниматься до знакомства с Дерком.

Мне казалось, что мое фиаско должно вновь нас сблизить, так как, согласно теории, люди в беде тянутся друг к другу. Но это только сильнее отдалило нас. Дерк обвинил меня в том, что я следую примеру всех богатых дилетантов, и у нас произошла бурная ссора. Я была смертельно обижена во второй раз… Дерк угрюмо сел за машинку, а я приобрела права на еще одну пьесу. И вот тогда-то его ревность и дала о себе знать.

— Как именно Дерк ее проявлял? — спросил Эллери.