– А чего пробовать? И так же видно.
Матрена Даниловна возражать не стала. Не первый год баба замужем была…
Домовые относятся к своим женам и дочкам свысока. Бабий ум им доверия не внушает. Они в свое время нахватались от людей поговорок о том, что у бабы-де волос долог, а ум короток, а еще – бабьи умы разоряют домы. И плевать, что у иного матерого домового шерстка по полу мела! Из поговорок они составили то, что Лукулл Аристархович назвал однажды мудрым словом «концепция». И держались ее неукоснительно.
А домовихи, соответственно, не придают большого значения таким концепциям и при нужде умеют заставить мужей поступить по-своему. Или же действуют, вовсе их не спросясь.
Так что вскоре Лукьян Пафнутьевич застукал супругу за нехорошим делом – она утаскивала из дому узелок с печеньем и кусочком дорогого сыра.
– Куда поволокла?! – осведомился он.
– А нужно!
– На что?
– В гости иду, без гостинца нехорошо!
– К кому это в гости ты наладилась?!
Не то чтобы Лукьян Пафнутьевич был шибко бдителен, но ведь мог же пронюхать про хождения к Евсею Карповичу. И Матрена Даниловна, засуетившись, стала путать след.
– А к соседке, к Таисье Федотовне! Давно обещалась! Я только к ней и хожу, да еще к куме, к Степаниде…
– Не великоват ли гостинец? – Лукьян Пафнутьевич бесцеремонно отнял узелок и вскрыл. – Ого! Вот же бесстыжая баба! Сыр-то ты еще совсем свежий уволокла! Не поплохеет ли твоей Таисье Федотовне от такого сыра?
– Так иного ж не берет! – выпалила домовиха.
– Как это – не берет?
– Ой…
– За что это она у тебя сыр и печенье берет?!
– А она, она… Деревенским делам учит, заговорам, наговорам, шепоткам…
– Тьфу! – только и сказал на это Лукьян Пафнутьевич. А сам в тот же день полюбопытствовал у Ферапонта Киприановича, не случилось ли у того в хозяйстве пропаж.
– А ты откуда знаешь? – удивился сосед. – Хозяева блюдечко со сливками нам с женой выставили – половины блюдечка как не бывало. Я уж девок своих тряс – не признаются!
– Сдается мне, эта деревенская Таисья Федотовна воду мутит…
Пошли разбираться.
Деревенская домовиха, как обжилась в городской квартире, стала зубки показывать.
– Скажите спасибо, что еще деньгами не беру!
Тут Ферапонт Киприанович с Лукьяном Пафнутьевичем и вовсе обалдели.
– За что?!. – только и спросили в ужасе.
– А это уж наши бабьи дела, – туманно отвечала Таисья Федотовна. С тем незваных гостей и выпроводила.
Тогда пошли к Евсею Карповичу.
– Может, она их лечит? – предположил было Лукьян Пафнутьевич. – Но от какой такой хвори? Моя дура отродясь даже соплей не утирала, на ней пахать можно!
– И моя дура точно такова.
– Разберусь, – пообещал Евсей Карпович. – Посмотрю в Паутине.
На Интернет он ссылался всякий раз, когда хотел уйти от ненужного разговора, так что соседям в конце концов стало казаться, что именно там можно найти ответы на все вопросы.
Разумеется, шариться в Паутине Евсей Карпович не стал, а учредил некоторый надзор за Матреной Даниловной. Оказалось, что ходят они с кумой Степанидой к Таисье Федотовне поочередно и в трудные минуты жизни. Остальное уже было делом техники.
Евсей Карпович прокрался вслед за Степанидой Прокопьевной и сам видел, как она передала Таисье Федотовне немалый узелок.
– Тут и орешки для твоего младенчика, как ты просила.
– Орешки, это хорошо.
– И для предка тоже…
– Ну, тогда, – ознакомившись с содержимым узелка, сказала Таисья Федотовна, – пошли, но ненадолго. Тут у тебя гостинцев на пять минут.
– Да мне хватит!
Далее домовихи выпали из поля зрения Евсея Карповича, потому что скрылись в Илюшиной комнате. Он подкрался к дверям, заглянул в щелку и увидел такую картину.
– Милый ты наш предок! Солнышко наше ясное! – нараспев заговорила Степанида Прокопьевна, стоя на коленках перед клеткой. – Помоги ты нам сыскать беглого охальника Тимофея Игнатьича, чтобы он на дочке Маремьянке женился! И чтобы ей в богатом хозяйстве домовой бабушкой быть! А еще, предок миленький, сделай так, чтобы сантехник Валерка из запоя вышел! Мой-то старик в этих новомодных унитазных бачках все никак не разберется!
Евсей Карпович так и разинул рот.
Он полагал провести серию экспериментов, чтобы доказать происхождение домовых и Васьки от одного-единого предка, а тут вон что вышло!
Поразмыслив, он решил, что на бабьи глупости обращать внимания не стоит, и постарался выкинуть их из головы.
Но, когда домовые дедушки собрались, как это стало входить в привычку, потолковать о предках, Лукьян Пафнутьевич огорошил честное собрание новостью: Матрена Даниловна раздобыла где-то картинку, на картинке – мохнатая рожа вроде Васькиной, и повесила в укромном уголке их апартаментов на антресолях. Теперь вот, как возникнет в жизни сложность, на эту рожу поглядывает – ответа ждет, не иначе.
– Знать бы, как предки в таком случае с бабами управлялись… – пожелал Ферапонт Киприанович.
– Вот, помню, при государе императоре вольностей не было, – встрял домовой дедушка Аникей Фролыч, про которого думали, что он приходит в мужскую компанию подремать. – Смолоду и детишек, и баб к порядку приучали. Упустил ты время, Лукьян Пафнутьевич.
– А вот если бы предка Ваську смолоду к труду и порядку приучать – был бы прок? – вдруг спросил Евсей Карпович, но как спросил!
– Может, и речи бы удалось обучить! Мы же вот научились! – Лукьян Пафнутьевич подхватил мысль на лету.
– Так нас – сколько поколений было? – начал было критику мысли Ферапонт Киприанович, но тут вылез Лукулл Аристархович. Давно не вылезал – а тут свой шанс учуял.
Он неожиданно быстро сообразил, как ответить на вопрос Евсея Карповича.
– Предок имеет право на личную жизнь! – воскликнул Лукулл Аристархович. – Теперь это, правда, называется «секс», но разницы никакой! И предок имеет право на потомство!
– Ишь, до чего договорился! – возмутился Ферапонт Киприанович. – Кто же ему то потомство рожать будет? Я своей бабе не позволю!
Лукулл Аристархович задумался, и тут ему на помощь неожиданно пришел Евсей Карпович.
– А что? Все верно! Родится детеныш, а мы его сразу начнем к труду приучать. Вот и будет разумный…
– Точно! – Лукулл Аристархович взвизгнул и высоко подпрыгнул. – Надо искать ему бабу!
– ГДЕ?!? – не столь спросил, сколь прорычал Ферапонт Киприанович.
– Ну… Водятся же они где-то…
Ещше несколько дней домовые так и сяк поворачивали этот важный вопрос. С бабами его не обсуждали – зачем?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});