Заканчивая вступление, я ставлю не точку, а запятую, понимая, что у меня не получилось высокой литературы, писал я весьма неравномерно. Скорее всего, у меня получился своеобразный репортаж о делах, результатах и, конечно, сомнениях, которые я невольно передаю всем, кто прочитает эту книгу.
Я не ставлю точку и потому, что освоение океана не прекращается и время продолжает дописывать книгу о последователях «Северянки».
И здесь мне хочется выразить сердечную признательность и живым, и, увы, ушедшим коллегам–морякам, всем, кто помогал поднимать научную «подводную целину» и продвигать общее дело во благо отчизны, и низко им поклониться. Они были первыми.
Кроме того, за конкретную помощь в создании книги искренне благодарю Александра Борисовича Королева (ВНИРО), Александра Александровича Рогова (Союзмор НИИ проект), Лидию Михайловну Морозову (Уфоцентр), Аллу Тарасовну Белоконь (Уфоцентр) и Аллу Борисовну Ажажа (школа «Базис»).
Итак, приглашаю идти на глубину. Плавают разными стилями, тонут — одним. Шутка.
ПОДВОДНАЯ ЖИЗНЬ
(к 100–летию подводного флота России)
Век назад прописались на флотеНепонятные многим тогда,Неприметные в общей работе,Потаенные наши суда.
Вся наша жизнь подводная,Мужская, благородная,Крутая и походная,Широка, глубока, сильна.
На «Барсах» наши юные деды,Словно в банках консервных для шпрот,Ставя мины, пуская торпеды,Создавали невидимый флот.
И война обозначила резко,Кто хозяин просторов морских:Это Лунин, Щедрин, МаринескоИ десятки, и сотни других.
А когда заработал реакторИ ракеты пошли с глубины,То возник стратегический фактор,Отодвинувший фактор войны.
Как подлодки, плывем мы по жизни:То всплывешь, то погрузишься вновь,За спиною — родная Отчизна,В сердце — вера, надежда, любовь!
Вся наша жизнь подводная,Мужская, благородная,Крутая и походная,Широка, глубока, сильна.
ЧАСТЬ 1 - ПОТАЕННОЕ СУДНО НАУКИ
(Записки 50—60–х годов прошлого века с комментариями сего дня)ДОРОГАМИ ПОИСКОВ
Наступление на Атлантику. — Сельдь имеет характер. — Возрождение идеи. — В хронологическом порядке. — Перед стартом.Где‑то за горизонтом под развевающимися лентами полярного сияния скрылись скалистые берега Кольского полуострова. Бесконечной чередой, словно стараясь догнать друг друга, катятся зеленоватые волны. Порывистый студеный ветер срывает с них пелену пара, завивает белыми призрачными языками: курится зимнее море.
Но вот как будто чуть просветлел сумрак полярного дня. Что это — блик северного сияния, отблеск луны? Нет, пятна света выступают на волнах все ярче и ярче. Что‑то большое, с каждой секундой растущее над поверхностью моря, с шипением показывается из‑под воды. А мгновение спустя в пляшущей пене волн рке чернеет длинное веретенообразное тело подводной лодки. Сноп света бьет из прожектора, установленного на ее носу. Зеленое зарево невидимых светильников горит по обе стороны подводного корабля. Это «Северянка» — подводная лодка, идущая в первый рейс на поиски атлантической сельди…
Но расскажем обо всем по порядку.
Хорошо посоленная сельдь, жирная и вкусная, не нуждается в комментариях — она достаточно популярна в нашей стране с давних пор. «Побольше бы ее ловить!» — скажет, должно быть, каждый и будет, конечно, прав. Но выполнить это пожелание нелегко.
Дело в том, что «выжать» из Каспия и Азовского моря, которые в свое время были основными поставщиками сельди для страны, больше, чем они дают сейчас, нельзя, а то недолго и совсем истребить рыбу в этих морях. Что же делать?
Давно уже считали, что где‑то в северных морях привольно бродят несметные стада сельди. Но пока только у берегов Кольского полуострова добывалось немного мелкой, так называемой мурманской сельди. Где же живет взрослая сельдь, где она нерестится? Не зная этого, нельзя развить крупный морской промысел. И вот в 1930–х годах в Мурманске сотрудники Полярного научно–исследовательского института морского рыбного хозяйства и океанографии (ПИНРО) занялись изучением жизненного цикла — «биографии» северной сельди. После долгих поисков нерестующая сельдь была найдена. Установили, что мечет икру она у берегов Норвегии, в районе Лофотенских островов, что на нерестилища собираются сельди всех возрастов, в том числе и глубокие двадцатипятилетние «старики»[1]. Выклюнувшихся здесь из икринок беспомощных мальков бережно подхватывают теплые струи Гольфстрима и переносят к Кольским берегам, где они постепенно подрастают, превращаясь в уже известную «мурманскую сельдь».
Однако такие сведения не могли удовлетворить науку и промышленность: на нерестилища сельдь приходит истощенной, ее жировые запасы израсходованы, они пошли на образование икры и молок, и большой пищевой ценности она не представляет. Норвежцы ловят много такой сельди, но перерабатывают ее на кормовую муку и удобрения.
Нужно было продолжать поиски и узнать, где же сельдь нагуливается, найти районы скопления откормившейся жирной сельди.
Снова теоретические предположения и проверка их практикой — ловом. Экспедиции становились все крупнее, и в них участвовали не только научно–исследовательские, но и рыболовные корабли. Дело пошло быстрее — совместные усилия научных работников и рыбаков уже давали обнадеживающие результаты — вот–вот места откорма сельди будут найдены… Но настал 1941 год, и война, внезапно ворвавшаяся в нашу мирную жизнь, прервала эту работу.
В послевоенные годы, по мере тою как углублялись знания биологии сельди, улучшалась техника и методы лова, развивался и ее промысел. Это, в свою очередь, побуждало дальнейшие исследования и в то же время давало для них богатейший материал. Наконец, искания многих лет увенчались успехом. В Северной Атлантике были найдены районы откорма сельди и добыты первые тысячи центнеров прекрасной жирной рыбы. А вскоре уже сотни рыболовных судов, до зубов вооруженных промысловым снаряжением, не считая плавучих баз, танкеров, крупных транспортных и специальных поисковых кораблей, составляли несколько хорошо организованных сельдяных флотилий. Промысел стал круглогодичным, и рыбу ловят там, где она образует наибольшие скопления в то или иное время года. Где когда‑то не было поймано ни одной селедки, сейчас добывают миллионы центнеров!
Конечно, не все шло гладко. Были трудности, справедливо названные трудностями роста; был консерватизм людей, имевших немалые чины. Случалось, что корабли терпели аварии, гибли люди...
Большие затруднения доставляла и сама рыба. Ее успешно ловили летом и осенью, а потом флот терял косяки, они куда‑то исчезали. Зная места откорма и нереста сельди, можно было предполагать и где она зимует, но обнаружить ее там долго не удавалось. И только новым ультразвуковым прибором — эхолотом —смогли наконец установить, что сельдь проводит зиму между Исландией и Фарерскими островами — днем на глубинах 200—400 метров, а ночью выше — в слое 60—80 метров от поверхности океана.
Капитан рыболовного траулера Я. Ф. Тифанов первый погрузил свои сети гораздо глубже, чем это делалось до тех пор. В награду он получил большой улов. Его почин был подхвачен, и зимний лов сельди пошел успешно. Но добывать ее приходилось с глубин более чем 100 метров. А как трудно вытаскивать сети с такой глубины! Часть работы, правда, делает машина — шпиль, который тянет так называемый вожак — канат, соединяющий в одно целое всю линию сетей, или, как ее называют, порядок. Однако поводцы — более тонкие веревки, крепящие сети к вожаку, приходится выбирать вручную, а ведь их длина теперь, при зимнем лове, достигает сотню метров и более. В каждом порядке десятки поводцов, и выбирать их очень изнурительно, особенно в свежую погоду и при морозе! А затем нужно поднять на палубу сети и освободить их от рыбы. Приходилось ли вам вытряхивать у себя во дворе ковер, взявши его за углы? Это намного легче, чем вытряхивать сельдь из дрифтерных сетей[2] на качающейся скользкой палубе рыболовного траулера. А уловы доходят до десятков тонн, на каждый «ковер» — сеть тогда приходятся десятки центнеров рыбы, а сетей в порядке несколько десятков.
Недостаток такого способа лова не только в изнурительном труде, но и в риске потерять дорогостоящие сети при большом улове Вожаки в свежую погоду порой не выдерживают огромного напряжения и рвутся, и сети бесследно теряются в неразберихе океанских волн.
А нельзя ли добывать зимнюю сельдь при помощи орудия лова, лишенного этих недостатков? Почему бы, например, не попытаться сконструировать разноглубинный трал. Обычный трал — донный. В схеме — это большой сетной мешок, идущий по грунту на прочном тросе за судном–траулером. Такое орудие добывает рыбу, находящуюся у дна, — камбалу, треску и т. п. Но скопления в толще воды, в частности, огромные косяки сельди, для донного трала недоступны. Поэтому идея ловить рыбу не связанным с дном тралом, находящимся «во взвешенном состоянии», встречала все больших сторонников. Проводилось немало опытов с этой целью и у нас и за рубежом, но добиться хороших результатов долю не удавалось. Наконец в 1956 году научные работники, специалисты по технике лова рыбы, создали трал для лова сельди на разных глубинах, который стал приносить до 20—30 тонн сельди за несколько минут траления! Это огромные уловы. Иногда при подъеме трала не выдерживала и рвалась даже прочнейшая капроновая сеть.