- Где вы ходили столько времени? - полюбопытствовала Дебора, когда Тони принес кассету. - Вас не было целую вечность.
- Простите, но я не сразу разыскал свою машину. Ее почему-то отогнали на самый край стоянки.
- Папочкины ребята дело знают туго, - грустно улыбнулась Дебора, - но не сердитесь на них. Предосторожности. Кое-кто уже пытался преуменьшить папину коллекцию на пару-тройку экспонатов. Так что подозревают всех. Вас, меня... А главное - опять кто-то ухитрился проникнуть на ранчо, и его не засекли папины стрелки Правда, фотоавтомат сработал, и мы теперь знаем, как он выглядит. Шикарный мужчина! Ладно, хватит об этом. Давайте лучше посмотрим ваши красоты...
Материал оказался даже лучше, чем ожидал Тони. Особенно хороши были кадры, снятые с вертолета, летящего по узкому и извилистому ущелью, поросшему густым лесом.
- Ой, что это? - воскликнула Дебора.
- Камень, должно быть...
- Какой там камень! Это человек! Прокрутите еще раз!
Тони отмотал пленку, нажимая и отпуская на дистанционном пульте кнопку паузы, стал внимательно вглядываться в экран и наконец увидел...
- Тот самый, с фотоавтомата... - прошептала Дебора.
4
Гриновский сошел на платформу, вытряхнул из пачки мятую папироску и закурил. В этот поздний октябрьский вечер вместе с ним сошло немного людей - теперь они поднимались на мост. Он же - по старой памяти - подождал, когда электричка тронется с места, а как только мимо него проскочил последний вагон, спрыгнул с платформы, перешел через пути и пошел вдоль полотна. Знакомая ему тропинка начиналась от переезда и кратчайшим путем, через орешник и низкорослые посадки, выводила к цели: к бывшей его даче, проданной в самом начале лета.
...Если бы он не ершился, не отстаивал свою тему, а защищался бы, как и все остальные аспиранты профессора Тимофеева, по заданной теме, не было бы необходимости влезать в долги. И был бы он сейчас наверняка в штате института, и занимался бы спокойно своими "табличками" на досуге. Так нет - попер против всех, доказывая с пеной у рта, что "таблички" - не мистификация. Вот и получил то, что заслуживал: три года прошли, диссертации нет, а потому - иди на все четыре стороны. Тут еще вопрос с квартирой, рождение второго ребенка, болезнь жены... Он так торопился с продажей дачи, что даже не успел вывезти все книги, а кладовку не трогал вообще. И договорился, что заберет книги и вещи из кладовки в удобное для себя время.
Но после того как Витюша растолковал ему смысл всей "простыни" машинной расшифровки "табличек", Гриновский сразу примчался сюда. Если эта огромная Витюшина машина не ошиблась, то по сравнению с его, Гриновского, открытием Шлиман со всей своей Троей - никто, нуль без палочки...
Подметая сегодня утром на своем дворницком участке, он услышал хлопок дверцы машины и увидел Витюшу, издалека уже что-то возбужденно кричащего. Сначала ему пришло в голову, что его "таблички" зациклили Витюшину машину я теперь тот будет зол на него до конца своих дней. Ан, нет! Витюша прямо-таки налетел на него, выбил из рук метлу и заорал, вкладывая в крик всю свою душу: "Знаешь, что ты мне подсунул? Знаешь? Это - программа, то есть часть программы для ЭВМ!" Нет, явных признаков сумасшествия у Витюши не было заметно, покраснел только, но тем не менее пришлось осторожно спросить: "Витюш, а какое сегодня число?" - "Болван! - наконец-то разрядился Витюша. - Об этом меня уже сегодня спрашивали! Это - часть, говорят тебе, часть программы. В этом нет никаких сомнений. Что-нибудь еще относящееся к "табличкам" сохранилось?" - "Сохранилось, - отступая на шаг, сказал он. - На даче, в кладовке. Целый ларь... Постой-постой, какая программа?"
..."Таблички", как и все остальное, что лежало в кладовке, отец Гриновского привез из своей первой, оказавшейся и последней, экспедиции в труднодоступный район Каракумов. Здесь, судя по персидским источникам V века до нашей эры, находились развалины крепости древнего народа, чье имя не помнили даже персы.
Отец нашел крепость, начал раскопки. Он потом рассказывал сыну и, судя по всему, вполне серьезно, что аксакалы отговаривали его от раскопок; говорили, что если он откроет развалины дневному свету, то произойдет что-то страшное на земле. Саркофаг, из которого были извлечены "таблички", откопали двадцать первого июня сорок первого. В октябре отец ушел в ополчение и вернулся без ноги. Материалы экспедиции в те тревожные дни не были сданы в институт и остались у него на руках. А после войны от отца все начали буквально шарахаться: седой, пожелтевший, с дергающейся шеей, на костылях, он убеждал коллег хотя бы взглянуть на привезенные находки, но даже старые друзья - в лучшем случае - лишь вежливо его выслушивали. Перед смертью было составлено нечто вроде завещания, но похоже было, что отец все-таки действительно нездоров: он просил быть предельно осторожным при работе с какими-то металлическими пенальчиками.
...Сзади послышались чьи-то шаги. Гриновский подождал немного, потом обернулся и увидел, как в кусты вдруг порскнула какая-то сутулая фигура. Необычность ситуации сначала позабавила Гриновского, но потом ему стало как-то не по себе: не понравилась ему эта чрезмерная сутулость. Ну, да осталось всего ничего до дачи.
На улице было уже совсем темно, и Гриновский немало удивился тому, что на даче не увидел ни единого огонька, а ведь он по телефону договорился, когда придет за вещами. Осторожно открыв калитку, Гриновский тихо, почти крадучись, стал пробираться к дому. Неожиданно где-то в глубине дачи прозвенел звонок, потом громыхнула дверь, и на крыльце возникла чья-то тень. В лицо Гриновскому ударил луч света, раздался щелчок, и кто-то крикнул:
- Убирайся, гадина!
Гриновский поначалу едва не рассмеялся, но, приглядевшись, понял, что на него наставили двустволку.
- Э-э, поосторожней! Уберите ружье! Я - бывший хозяин дачи!
Когда ружье опустилось, он с обидой сказал:
- Я - Гриновский Алексей Аполлинарьевич. А кто вы?
- Я? - человек на крыльце даже растерялся. - Я... сторож. Михаил Кузьмич меня нанял до весны, когда начались все эти безобразия. - Сторож нервно хихикнул. - Кто-то все время шарит по даче и в кладовке...
Не слушая больше сторожа, Гриновский выхватил у него фонарь и бросился к кладовке. Замок был сорван. Коробка с пенальчиками лежала почему-то на виду. Гриновский приподнял крышку, и ему стало не по себе: четырех пенальчиков на месте не было...
5
Уже позже, когда тело пострадавшего лежало в вагончике медчасти, накрытое простыней, капитана Баранова осенило: пальцы и татуировка. Пальцы были непомерной длины, и в каждом - по четыре фаланги, а татуировка на тыльной стороне ладони изображала спираль. Спираль как-то странно поблескивала, фу-ты, черт! Баранов даже вздрогнул: померещилось ему, что ли? Вот и опять... Он еще раз внимательно посмотрел на татуировку - даже в сумраке полярной ночи был заметен ее мерцающий свет. Баранов поежился. То-то и оно... Выходит, не зря он тогда засомневался, у труб-то.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});