Читать интересную книгу Тайна горы, или Портрет кузнечика - Татьяна Шипошина

И вот уже все мы застыли возле окон, наблюдая, как совершенно круглое розовое солнце садится за не замутненный никакими постройками или растительностью горизонт. Горизонт, словно бы прочерченный по линейке.

Мы смотрели, как солнце окрашивает небо всеми оттенками розового, оранжевого, желтого, лилового, фиолетового…

Наверно, не мне одному хотелось нарисовать этот закат. Петрович же, стоя вместе со всеми у окошка, повторял:

– Запоминайте, ребятки! Запоминайте…

Ночь в поезде пролетела незаметно, и вот наконец мы увидели море из окон нашего вагона.

– Ура! Ура! – кричали мы.

Никто из пассажиров нас не останавливал. Ведь именно к нему все и стремились – к теплому и ласковому морю. Ура!..

Мы выгрузились на железнодорожной станции, у въезда в пыльный южный городок, не доезжая до его центра. Нас уже поджидал маленький старый автобус, чтобы везти по назначению – в оздоровительный лагерь.

Мы (наша группа и группа «четвероклассников», то есть старших) погрузились в автобусик, и он запыхтел по узкой дороге со скоростью, едва ли превышающей пятьдесят километров в час.

В автобусе мне досталось место около окошка. Я как прилип к стеклу, так и не смог от него отлипнуть до конца пути.

Какая дорога открывалась передо мной!

Все-таки я недаром учился в художественной школе! Мне казалось, что каждые сто метров этой дороги можно мысленно одеть в рамки и представить в виде картин.

Автобусик, пыхтя от одышки, заползал все выше и выше. Он продвигался по узкому шоссе среди древних фиолетовых камней, поросших вековыми мхами.

Вдруг, прямо с высоты, перед нами открылась огромная синяя чаша.

Море! Море в обрамлении гор…

Кажется, я даже перестал дышать! Просто забыл, что мне надо дышать, и вспомнил об этом только тогда, когда… Ну, в общем, вспомнил.

Автобусик двинулся вниз. Вы не поверите, но временами я даже закрывал глаза, потому что красота переполняла меня через край.

В автобусе установилась тишина. Народ перестал переговариваться и приник к окнам. Ведь мы все были художниками.

Ну, почти художниками.

– Запоминайте, ребятки… Запоминайте…

Глава 5

Наш лагерь находился на берегу Черного моря, под старой, древней горой – потухшим вулканом.

Сама гора давно уже считается заповедником.

Лагерь стоит как раз на границе заповедника и старинного курортного поселка. Не буду описывать свое впечатление от местности. Оно ничем не отличалось от первого, автобусного впечатления.

Какая красота! Я даже предположить не мог, что такое бывает.

Споткнувшись, я остановился, случайно задрав голову. Мой друг Лёнчик наткнулся на меня:

– Ты чо? Окаменел?

Я показал Лёнчику на небо. Лёнчик поднял голову и тоже «окаменел».

Над нами разливалась такая синева… такая голубизна… такая лазурь! Без единого облачка… высоченная и бездонная.

Нас поселили в отдельный небольшой павильон и накормили. После обеда мы сразу отправились купаться и сидели в воде… не буду говорить сколько…

Чем только Петрович и Гимназия ни грозились нам – мы не вылезали. Но пострадал только я один.

Маму надо слушаться. Купаться надо по пять минут. Ну, по десять…

Потому что сразу после пляжа я замерз и даже натянул на себя свитер. Наверно, я глупо выглядел в свитере в жару, да еще после купания. Но мне было наплевать, как я выгляжу. Мне становилось все холоднее. В горле першило. Я едва притопал на ужин.

После ужина я свалился на кровать, закутался в простыню и покрывало, но никак не мог согреться. Пожалел, что теплого одеяла нет. Лето же! Одеял нам не раздали…

– Да ты, кажется, заболел. – Петрович положил руку мне на лоб. – Ступай-ка в изолятор! Сам найдешь дорогу?

– Я его провожу! – вызвался Лёнчик.

– Давай провожай! Только до изолятора – и назад! А то знаю я вас, провожальщиков!

Мы с Лёнчиком направились к изолятору. Меня уже просто колотило. Подбородок трясся помимо моей воли…

Изолятор располагался в стороне ото всех лагерных построек, на возвышенности, под самой заповедной горой. Маленький беленький домик с верандой. В середине – процедурный кабинет. Две палаты для больных, а в третьей палате жила, как я потом узнал, молодая врачиха, Вера Петровна, или Верочка.

Симпатичная, тоненькая, как девчонка, Вера Петровна изо всех сил хотела казаться строгой, но у нее это не очень получалось.

Верочка встретила нас на веранде. Она сразу поняла, кто болен.

– Ох-ох-ох! – всплеснула она руками, глядя на меня.

Мне сунули градусник. Я едва сидел.

– Тридцать девять и семь! – торжественно объявила Верочка, глядя на градусник. – Ну-ка, рот открой!

– А-э-э, – чуть не подавился я.

– Так и есть! Ангина начинается! Ты перекупался!

– Ничего я ни пере… ку… – попытался возразить я. – Я только… о-д-дин разок…

Зубы не дали мне договорить.

– Иди ложись на кушетку да то самое место готовь!

Верочка уже доставала шприц и ампулы с лекарствами.

– М-может, не надо? М-может, таблетку какую-нибудь? – попросил я пощады.

– Да, – поддержал меня Лёнчик, – чего зря дырявить человека?

– Сочувствующих просим удалиться! – Верочка уже стояла со шприцем наготове.

Я закусил губу.

– Ой! Ой-ой-ой!

– Да ладно тебе! Ничего страшного.

– Ага, вам хорошо говорить! – не согласился я с докторшей.

Верочка потрепала меня по волосам.

– Мне хорошо, а ты – терпи! А провожающий еще здесь? Марш в павильон! – повернулась она к Лёнчику.

Он тут же испарился, но не факт, что отправился в павильон. В лагере наверняка нашлось бы немало мест, достойных его внимания и исследования.

Через секунду я уже не думал о Лёнчике.

Я лежал на койке в изоляторе, на чистой, белой простыне, укрытый одеялом в белом пододеяльнике. Мне становилось тепло, и я потихоньку проваливался в сон.

Но я еще не спал… Я смотрел.

В свете заходящего солнца, рядом со стеклянной дверью моей палаты, возвышалась гора. Она была так близко, что мне даже показалось, что моя белая постель стоит прямо на ее склоне.

Я уже не понимал, наяву или во сне вижу эту гору, покрытую желтоватой, выжженной солнцем травой. Не понимал, наяву ли слышу стрекот кузнечиков и жужжание пчел, или это в моей голове что-то гудит и стрекочет. Все вокруг переливалось, блестело, жужжало и стрекотало… Неправдоподобно синяя полоска моря вдалеке казалась нарисованной.

Вечерние ароматы нахлынули на меня и словно унесли в неизведанные края. В края несорванных цветов, непуганых мотыльков, прозрачных стрекоз и свободно прыгающих кузнечиков.

Так, глядя на эту гору, я и заснул.

Глава 6

Я проснулся только на следующее утро. Мне полегчало, перестало знобить, но голова гудела, и болело горло.

Вера Петровна еще разок меня уколола и дала какие-то таблетки. Потом принесла мне в кружке что-то теплое и душистое.

– Полощи горло! Можешь и попить.

– А что это? – поинтересовался я.

– Это я тебе здешних трав заварила. Чудо, а не травы! Максимально возможная экологическая чистота в наше время, учти. Завтра здоров будешь. Давай полоскайся. Я тебе вечерком еще заварю.

Отвар я в основном выпил. Он был терпким и сладковатым.

До обеда я снова дремал.

Лёнчик принес мне еду из столовой. Налетел, как ветер:

– Как дела?

Я только открыл рот, чтоб рассказать, как Лёнчика уже и след простыл.

– Ты выздоравливай! – крикнул он с крылечка веранды. – Посуду я в ужин заберу! Мы идем на этюды! Тут так классно!

Есть мне не хотелось. Странное что-то творилось со мной. Наверно, на меня подействовала эта гора…

Я лежал на изоляторской кровати и смотрел на гору. И на море.

Ничего не было вокруг. Только я, эта гора и море вдалеке. Да, еще синее высоченное небо. И где-то в нем – невидимое, но ощутимое солнце.

Мои мысли текли как бы помимо меня.

Я никогда… Я никогда раньше так не думал…

Гора казалась теплой и живой. Она жила своей, отдельной жизнью, не связанной ни со мной, ни с моей болезнью… Удивительное дело! Среди пожухлой от жары травы цвели маленькие разноцветные цветочки. От того, что я не знал их названий, цветочкам было ни холодно, ни жарко. Они просто цвели… независимо от меня. Независимо от меня жужжали пчелы, цвиркали кузнечики. Над горой летали разноцветные непуганые бабочки по своим, только им известным маршрутам.

Вдали, вообще неподвластное моему разумению, располагалось огромное море, тоже наполненное жизнью, совершенно не зависящей от меня.

Вверху простиралось небо. Голубое, синее – до невозможности. Оно было от меня так далеко… так… как небо… Ослепительно жарко сияло солнце. Я не мог бы даже описать как…

Вот уж что от меня не зависело!

Неужели… совсем?

«Нет, – думал я, – такого не может быть, чтобы я оказался совершенно ни при чем! Слишком несправедливо, если бы я остался в стороне!»

Но как? Где находилась та самая точка пересечения меня и горы? Меня и моря, меня и неба? Меня и всех этих жучков-паучков, кузнечиков, птичек, цветочков?