Читать интересную книгу Одинокий голубь - Макмуртри (Макмертри) Лэрри Джефф

— А чего Ньют задержался? — спросил Август.

— Может, заснул на дне колодца, — предположил Пи Ай.

Но тут Август увидел идущего с поля парня. Тот так устал, что еле двигал ногами. Пи Ай успел уже здорово поддать, пока Ньют добирался до фургонов.

— Видит Бог, Ньют, я рад, что ты уже здесь, а осень еще не наступила, — высказался Август. — Нам бы тебя летом здорово не хватало.

— Я в кобылу камнями кидался, — усмехнулся Ньют. — Ты видел, какой шматок она выкусила из Калла? — Ньют задрал одну ногу и аккуратно счистил грязь с сапога, а Пи Ай тем временем продолжал выполаскивать пыль из горла.

Август всегда восхищался способностью Ньюта стоять на одной ноге, счищая грязь с другой.

— Ты только взгляни, Пи, — предложил он. — Уверен, ты так не сможешь.

Пи Ай настолько привык видеть Ньюта на одной ноге счищающего грязь с другой, что он не понял, чего это такого он не сможет сделать. Несколько добрых глотков виски иногда настолько притормаживали его умственные процессы, что мысли его начинали ползти со скоростью улитки. Такое чаще всего случалось на закате после тяжелого дня, проведенного за копанием колодца или подковыванием лошадей. В такие минуты Пи вдвойне радовался тому, что ему приходится работать с капитаном, а не с Гасом. Чем меньше слов, тем лучше настроение капитана, а с Гасом все как раз наоборот. У него имелась привычка выпаливать сразу несколько вопросов и высказывать несколько мнений, которые у него разбегались, как неклейменая скотина, так что трудно было выбрать что-то одно и как следует медленно обдумать. А Пи только так и умел размышлять. В таких случаях ему оставалось лишь ссылаться на свое глухое ухо, левое, которое почти не служило ему после большой драки с индейцами племени кичаи, или, как ее называли, драки у Каменного дома. Там была тяжелая заварушка, потому что у индейцев хватило ума зажечь сухую траву, и поэтому в дыму никто ничего не видел на расстоянии вытянутой руки. Они продолжали в дыму натыкаться на индейцев и стреляли в упор. Один рейнджер[6] углядел индейца рядом с Пи и выстрелил слишком близко от его уха.

В тот день индейцы увели их лошадей, что возбудило в капитане Калле такую ярость, какой Пи еще не приходилось наблюдать. Это означало, что им пришлось тащиться вдоль реки Бразос пехом, а это две сотни миль, и все время тревожиться — что случится, если индейцы узнают, что они идут пешком. Пи Ай заметил, что оглох на одно ухо, лишь когда уже прошел почти весь путь.

К счастью, пока он беспокоился по поводу того, чего это такое он не может сделать, старик Боливар за звонил в колокол, зазывая к ужину, что положило конец дискуссии. Старый колокол давно потерял свой язык, но Боливар отыскал железную махину, которую каким-то образом умудрился обломать, и теперь орудовал ломом с такой силой, что, будь у колокола язык, его все равно не было бы слышно.

Солнце наконец село, и у реки было так тихо, что слышалось, как обмахиваются хвостами лошади в загонах, вернее, слышалось до той поры, пока Боливар не ударил в колокол. Хотя он скорее всего знал, что они все стоят около фургонов, куда вполне можно докричаться, Боливар продолжал бить в колокол добрые пять минут. На то у него были собственные причины, даже Калл ничего не мог с ним в этом смысле поделать. Звук унес тишину заката, что безумно раздражало Августа, и ему хотелось пойти и пристрелить старика, просто чтобы проучить его.

— Похоже, он призывает бандитов, — заметил Август, когда трезвон наконец стих. Они направились к дому, свиньи — за ними, причем хряк дожевывал где-то пойманную ящерицу. Свиньи относились в Ньюту еще лучше, чем к Августу, потому что, когда ему нечем было заняться, он скармливал им кусочки сыромятной кожи или чесал их за ухом.

— Если появятся бандиты, то, может, капитан позволит мне носить пистолет, — задумчиво сказал Ньют. Создавалось впечатление, что он никогда не дорастет до ношения оружия, хотя ему уже почти исполнилось семнадцать.

— Если тебе дать пистолет, то кто-нибудь по ошибке может принять тебя за стрелка и пристрелить, — возразил Август, заметив задумчивость паренька. — Дело того не стоит. Если Бол когда-нибудь призовет бандитов, я одолжу тебе свое ружье.

— Старик и готовить едва умеет, — вмешался Пи Ай. — Откуда он возьмет бандитов?

— Ну как же, разве ты не помнишь ту грязную шайку, с которой он таскался? Калл только потому и взял его в повара. В нашем деле неплохо знать парочку-другую конокрадов, во всяком случае, мексиканцев. Думается, Бол просто выжидает время. Как только завоюет наше доверие, эта шайка ночью проберется сюда и всех нас прикончит.

Сам он ничему такому не верил, просто любил иногда подшутить над мальчишкой. Пи тоже не верил, да и шутить над ним было чрезвычайно трудно, поскольку он почти не умел бояться. У него хватало лишь здравого смысла опасаться команчей, поскольку для этого избыточных умственных способностей не требовалось. Мексиканские же бандиты на него не производили впечатления.

Ньют обладал более богатым воображением. Поэтому он повернулся и посмотрел через реку, где быстро сгущалась темнота. Время от времени капитан, Август, Пи и Дитц пристегивали ружья, садились на лошадей и исчезали в той непроглядной тьме, которая звалась Мексикой, и возвращались на заре с тридцатью или сорока лошадьми или с сотней голов тощего скота. В приграничном районе это был способ развития животноводства — мексиканские фермеры делали набеги в сторону севера, а техасцы — в сторону юга. Определенная часть этого тощего скота всю свою жизнь так и проводила в перегонах с одной стороны Рио-Гранде на другую. Вожделенной мечтой Ньюта было скорее подрасти и поучаствовать в этих набегах. Он многие ночи лежал на своей жаркой верхней койке, слушая храп и бормотание Боливара под собой, и смотрел в окно на Мексику, представляя себе все те страсти, которые там происходят. Иногда он слышал выстрелы, но редко больше одного или двух, доносившиеся снизу или сверху по реке, и это заставляло его воображение работать еще сильнее.

— Пойдешь, когда вырастешь, — сказал капитан, и кончил на этом разговор. Спорить не приходилось, особенно если ты наемный работник. Спорить с капитаном было привилегией лишь мистера Гаса.

Не успели они войти в дом, как мистер Гас принялся вовсю пользоваться ею. Капитан снял рубашку, чтобы Боливар обработал ему рану от укуса. Кобыла цапнула его как раз чуть выше пояса. Порядком крови натекло в штаны, так что одна штанина совсем затвердела. Бол уже собрался было смазать рану своей обычной смесью из машинного масла и скипидара, но мистер Гас попросил его подождать, пока он сам не осмотрит по вреждение.

— Черт возьми, Вудроу, — заметил Август, — если посчитать, сколько лет ты крутишься с лошадьми, то пора бы тебе уже знать, что не стоит поворачиваться задом к кобыле индейца из племени кайова.

Калл о чем-то думал и с минуту молчал. А думал он о том, что луна сейчас стоит в четверти, то, что они называли луной для конокрадов. При полной луне мексиканцы могут видеть далеко на этих плоских равнинах. Те, с кем он многие годы ездил, мертвы потому, что пересекали реку при полной луне. Полное безлунье — тоже ненамного лучше: слишком трудно отыскать скот и гнать его. Вот четвертинка как раз то, что нужно для небольшого путешествия за границу. В тех кустарниках к северу уже полно скотоводов, собирающих свои весенние стада. Не пройдет и недели, и они появятся в Лоунсам Дав. Так что самое время подсобрать скот.

— А кто сказал, что она кайова? — спросил он, взглянув на Августа.

— Я пришел к такому выводу, — ответил Август. — И ты бы мог сделать то же самое, если бы на секунду перестал работать и подумал.

— Я могу работать и думать, — сказал Калл. — Ты — единственный мужик из тех, что я знаю, чьи мозги работают только в тени.

Август замечание проигнорировал.

— Я решил, что это кобыла индейца-кайова, отправившегося украсть женщину, — заметил он. — Твои команчи особой страсти к сеньоритам не испытывают. Белых женщин красть легче, к тому же они меньше едят. Вот индейцы-кайова думают иначе. Эти любят сеньорит.