Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мальчик рассмеялся веселым, звучным смехом.
— Знаешь, старый Симон гораздо разумнее их. — Он погладил и потрепал косматую голову, лежавшую на его колене. — Он знает, что было бы нехорошо смотреть на меня, как будто он меня любит, и потом не сделать того, что я ему скажу.
Он набил свою трубку и закурил ее.
— Я готов был бы поверить, если бы увидел, что они действительно верят, — добавил он.
Энтони Джон любил посещать низенький домик в Мурэнд-лайн. Его мать очень опасалась последствий этих посещений, но миссис Плумберри смотрела на дело иначе, она говорила, что тот, кто громче всех кричит, не всегда еще самый опасный человек.
— У мальчика лошадиные мозги, — говорила миссис Плумберри, — и если Эмили Ньют не знает ничего о небе и о том, как туда попасть, то это вообще не заслуживает разговора, насколько я понимаю. Из них двоих он, пожалуй, менее способен сделать что-нибудь дурное, хотя не сделает и много хорошего.
Собаки были главным развлечением для Энтони Джона. Ему никогда не позволяли играть на улице с соседскими детьми. Впервые он узнал, что такое игра, в конце дядиного сада, где стоял снятый с колес старый железнодорожный вагон. Дядя как-то взял племянника туда с собою. Там жил прежде всего старый Симон, крепкая и сильная овчарка. Остальные появлялись и исчезали, но старого Симона дядя не продавал. Следующий по старшинству обитатель вагона был мохнатый ретривер, сука, она была главной помощницей старого Симона, всегда готовая вступиться, когда нужно было пресечь драку. Замечательно, как обе собаки тонко чувствовали момент, когда игра превращалась в грызню. Но тогда уже нельзя было терять ни минуты. Бесс была всегда готова, но она никогда не вмешивалась, покуда Симон не издаст совершенно особого лая, который должен был показать, что он в ней нуждается. Он привык не звать ее, если мог справиться один.
— Никогда не приглашай женщину принять участие в драке, которую можешь завершить сам, — сказал хозяин. — Женщина никогда не знает, когда ей остановиться.
В тот день, когда Энтони Джон впервые посетил Бесс, она была в добром расположении духа и радушно принимала посетителей. Ее четыре щенка как раз вступили в тот возраст, когда можно начать бороться друг с другом. Мать была непомерно горда, и ей очень хотелось похвастаться своими детьми. Они скопом набросились на Энтони Джона. Дядя уголками глаз наблюдал за ним. Но мальчик только рассмеялся и начал теребить щенков; это были терьеры самого разнообразного вида; их выращивали как умных и сильных псов, а не как премированных красавцев, их покупали главным образом владельцы небольших ферм, которыми они были нужны как сторожа и как истребители крыс, при этом предпочиталась сила, но не происхождение. Специальностью своей мистер Ньют считал бульдогов, для которых у него была и специальная клиентура в лице окрестных горняков. Бульдоги жили в обособленном углу вагона, и раз или два раза в неделю мистер Ньют бросал им одну на всех мясистую кость, после чего, облокотившись на ограду собачьего помещения, внимательно следил за собаками. Та собака, которая чаще других схватывала кость, оставляя остальных голодными, была предметом его особых забот. Дядя ласкал и гладил эту собаку, припасал для нее самые лакомые куски.
Собаки скоро привыкли к мальчику и встречали его радостным лаем. Он охотно ходил вместе с ними на четвереньках и валялся в соломе. Было так приятно чувствовать на себе мягкие собачьи лапы и ощущать прикосновение к рукам и к лицу холодных носов. Устраивались замечательные поединки: собаки пытались таскать мальчика за волосы и грызть его ноги, а он хватал их за пушистые уши и всей пятерней зарывался в мягкую шерсть. Сколько смеха, лая, рычанья было в такие минуты!
Жизнь в старом, низком вагоне была прекрасна, можно было дать волю своим ногам и своим легким, и никому это не казалось странным.
Но иногда, без всякого повода, веселая игра грозила превратиться в серьезную драку. Укусы делались болезненнее, и в обычном собачьем рычании слышалась угроза. Мальчик вскакивал с диким криком, сжимал кулаки, и вся компания была готова начать драку. Тогда старый Симон моментально оказывался тут как тут. Он никогда не рассуждал. Косматая голова двигалась с такой быстротой, что никто не знал, где она очутится в следующую секунду. Симон быстро создавал внушительное расстояние между собою и кольцом окружавших его разъяренных морд, но, правду сказать, никто не отваживался нарушать создавшийся паритет сил. Часто мальчик был недоволен вмешательством старого Симона и охотно бросился бы сам на ту собаку, которую ему хотелось одолеть, но он мог хитрить сколько угодно, — огромный пес, справиться с которым было невозможно, ни за что не хотел пропускать мальчика. Пять минут спустя все были снова друзьями и зализывали друг другу раны. Старый Симон лежал где-нибудь поблизости и делал вид, что спит.
Выдался плохой год. Целый ряд мелких предприятий должен был остановиться. К тому же началась забастовка среди горняков, и нищета постепенно увеличивалась в округе. Миссис Ньют воспользовалась этим и приобрела по случаю надгробный камень. Он был заказан одним рабочим для могилы его матери, но, когда началась забастовка, монументщик потребовал платы за проданный в рассрочку камень и, так как текущий взнос не поступил, камень остался у мастера. К несчастью, на камне уже была высечена надпись: «памяти Милдред», а имя Милдред было не особенно распространено в Мидлсбро.
Случайно оказалось, что было как раз имя миссис Ньют, хотя она обычно пользовалась своим вторым именем — Эмили. Прослышав об истории с памятником, миссис Ньют вызвала монументщика и, умело использовав его затруднительное положение, купила памятник приблизительно за треть стоимости. Она велела добавить свою фамилию и оставила только место для даты смерти. Памятник был довольно внушительный, и миссис Ньют им очень гордилась. Она часто ходила любоваться на него в мастерскую и однажды взяла с собою Энтони.
— Как печален мир, — призналась она Энтони Джону, стоявшему в умилении перед памятником, на котором теперь был высечен стих, говоривший о том, что Милдред Эмили Ньют отправилась из мира юдоли в царство бесконечной радости.
— Ты не можешь себе представить, как мне было бы горько покинуть этот мир, — прибавила она.
Потом ее заботой стала могила. Ей очень нравилось одно место, под плакучей ивой. Оно принадлежало булочнику, который купил его, узнав от доктора, что у него больное сердце. Но теперь, когда началась безработица среди текстильщиков и забастовка у горняков, он нуждался в средствах, миссис Ньют очень надеялась, что предложение небольшой суммы наличными склонит булочника продать место.
Зима обещала много горя беднякам Мидлсбро. Стачка углекопов только что закончилась, как начались волнения на сталелитейных заводах. Где-то, на другой стороне земного шара, случился неурожай. Хлеб рос в цене с каждым днем, и на улицах можно было встретить много угрюмых и вытянувшихся физиономий.
Дядя отправился куда-то для того, чтобы продать терьера. Тетка сидела у плиты и вязала. Маленький Энтони зашел, чтобы погреться перед тем, как идти домой. В железнодорожном вагоне, где было много питомцев, было холодно. Он сидел, обняв колени руками.
— Почему Бог не прекратит ее? — спросил он внезапно. Его познания несколько расширились с того дня, когда он подумал, что сэр Уильям Кумбер был Богом.
— Прекратит что? — спросила тетка, продолжая свою работу.
— Забастовку. Почему он не приведет все в порядок. Значит, он не может?
— Конечно, он может, — объяснила тетка, — если он захочет.
— А почему же он не хочет? Разве он не хочет, чтобы все были счастливы?
Оказалось, что Бог и хотел бы, но для этого имелись препятствия. Мужчины и женщины дурны, дурны от рождения, все дело в этом.
— Но почему же мы родились дурными? — настаивал мальчик. — Разве нас создал не Бог?
— Ну, конечно, Бог. Бог создал все на свете.
— Почему же он нас не сделал добрыми?
Оказалось, что он нас сделал добрыми. Адам и Ева были вначале добрыми. Если бы только они остались добрыми, если бы не ослушались Господа Бога, съев запрещенный плод, все бы мы были до сего дня добрыми и счастливыми.
— Он был первым мужчиной, не правда ли? Адам-то? — спросил мальчик.
— Да, Бог создал его из праха и увидел, что он добрый.
— А когда это было? — спросил он.
Тетка точно не помнила.
— Давно.
— Лет сто назад?
— Нет, раньше. Тысячи и тысячи лет тому назад.
— Почему бы Адаму не извиниться? Бог бы его простил.
— Поздно, — объяснила тетка, — он уже совершил проступок.
— А зачем же он съел, если был добрый и Бог сказал ему, чтобы он не ел?
Ему объяснили, что дьявол смутил Адама или, вернее, — Еву. Впрочем, это безразлично, раз дело касается потомков того и другого.
- Цветы для миссис Харрис - Пол Гэллико - Классическая проза
- Атлант расправил плечи. Книга 3 - Айн Рэнд - Классическая проза
- Бабушка - Валерия Перуанская - Классическая проза
- Солдат всегда солдат. Хроника страсти - Форд Мэдокс Форд - Классическая проза
- Кипарисы в сезон листопада - Шмуэль-Йосеф Агнон - Классическая проза