вернувшийся из Франции Семен Диманштейн. Евсекция сотрудничала с народным комиссариатом по делам национальностей, который возглавлял Сталин, и отец был в это время с ним связан. Так или иначе, он подписал со Сталиным указ о ликвидации центрального руководства еврейских религиозных общин, факсимиле которого воспроизведено в Encyclopedia Judaica. По рассказам отца, Сталин в это время держался очень скромно и имел привычку подолгу сидеть в Александровском саду, покуривая трубку.
Вскоре отец становится еврейским комиссаром Витебской губернии, что было по тем временам очень ответственным назначением: почти все крупные еврейские центры Украины, Литвы и Белоруссии были тогда захвачены немцами по Брест-Литовскому договору, и Витебск был единственным еврейским центром, оставшимся под советским контролем; кроме того, Витебская губерния была самым западным советским форпостом, а размеры ее были куда больше современной Витебской области. Отец начинает выпускать первую большевистскую газету на идиш в Белоруссии, предназначенную и для распространения на оккупированной немцами территории. В Москве у меня хранился номер витебской газеты на русском языке, где излагалось содержание доклада отца о Ленине, в котором он приводил слова Жореса о том, что величие человека определяется тем, насколько ему удается восстать против законов лжи, управляющих современным ему обществом. Именно поэтому он считает Ленина великим.
В 1919 году Калинин, тогдашний советский президент, приглашает отца в поездку по Белоруссии и западным районам страны, уже освобожденным от немцев, на агитационном поезде «Октябрьская революция». Отец выступал перед евреями с большевистской агитацией. Поезд побывал в Витебске, Могилеве, Минске, Гомеле, Смоленске. С тех пор Калинин на долгие годы оказывается партийным покровителем отца, давая ему личные характеристики при регулярных чистках партии. В 1919 году отца посылают в нелегальную поездку в США для организации Американской коммунистической партии. Отец должен был передать деньги американским коммунистам, открыть первый подпольный съезд компартии от имени Коминтерна, а также передать рекомендации из Москвы о составе ее руководящих органов.
Кремлевский сапожник сделал отцу стоптанные, но прочные ботинки, в один из каблуков которых был искусно вделан очень дорогой бриллиант. Напечатанные на полотне коминтерновские мандаты были зашиты в пиджак кремлевским портным.
«Я уже был готов к отъезду в Америку, — рассказывает отец, — оставалось побывать у Ленина. Он сообщил, что может принять меня 16 августа. Я простился с друзьями, намереваясь сейчас же после встречи выехать. В канун встречи я вернулся домой усталый. Не мог спать. «Удастся ли повидать Ленина? — спрашивал я себя. — Если удастся, то как сложится беседа с ним?..» И вот Кремль, я иду к Ленину. Я его видел и на съезде Советов, когда он гордо ответил Церетели, что большевистская партия может взять в свои руки власть. Я слушал его 4 июля, говорящего с балкона дворца Кшесинской, когда первый минометный полк подошел к дворцу и начал восстание. Я слушал его и когда он говорил перед кронштадтскими матросами. Я слушал его и много раз позже. Однако лицом к лицу я должен был с ним встретиться впервые. Я не язычник, не обожествляю человека и не верю, что отдельная личность может быть движущей силой прогресса человечества. Я убежден, что все ценное, что создало человечество, — результат коллективного труда многих поколений, а социальные перевороты стали возможны благодаря движению масс. И, тем не менее, я вижу в Ленине главного героя великой социальной драмы, происходящей сегодня. Я смотрю на него, как на главное светило, вокруг которого движутся планеты... Каждое массовое движение должно иметь своего вожака. Он видит первым восходящее солнце. Я иду, думаю, спрашиваю себя: «Почему Ленин — наш направляющий, вождь нашей революции? Почему он — центральная фигура, на которую устремлены взгляды всех людей земли? В чем секрет той магнетической силы, которая приковала к нему взоры миллионов?» Я думаю, ищу ответа.
Думая так, я иду по территории Кремля, по коридорам здания законодательных положений, поднимаюсь на третий этаж, прохожу комнаты, встречаю девочку, которая указывает мне на дверь комнаты, говорит: «Вы можете туда пройти». Два слабых удара в дверь, и я слышу знакомый голос Ленина: «Войдите». Открываю дверь, и передо мной Ильич. Он дружески улыбается, протягивает руку. Мы приветствуем друг друга, усаживаемся. — Так вы собираетесь в Америку? — Да, Владимир Ильич. — ...А вас впустят в Америку? — Если я их буду спрашивать, то уверен — не впустят. Однако я попытаюсь проехать без их разрешения. — Хорошо ли вы знаете Америку? — Я жил там... — А с нашей революцией вы знакомы? — Я ее пережил и принял в ней участие. — Какая у вас профессия? — Когда-то я был портным, однако сегодня грешу тем, что пишу в еврейских коммунистических газетах... — Хорошо, таким образом вы сможете ознакомить американцев с нашей революцией.
Мы говорили с ним по-английски. Он прекрасно знал английский язык, и мы свободно объяснялись. Характерно, что, когда я пришел к Ленину, то он стал меня расспрашивать о вещах, которые казались мне не очень существенными: откуда я, что я делал — потребовал целую биографию. Я должен был ему все подробно рассказать, и, когда он узнал, с кем имеет дело, тогда начался разговор по существу. Разговор об американском движении. Ленин прекрасно знал историю американского революционного рабочего движения. Он знал все детали...»
Однако отец не сообщает, что Ленин дал ему инструкцию о том, чтобы американские коммунисты не выбирали своими лидерами бывших русских эмигрантов, что могло дать американским властям повод выслать их из страны.
С большими опасностями он добрался до Голландии. Деньги и оружие вез с собой в буханке хлеба.
В Голландии отец, отличавшийся могучим здоровьем, нанялся кочегаром на океанский торговый пароход. Приехав в Нью-Йорк, отец вышел на пристань и вскоре почувствовал, что кто-то следит за ним. Отец скрылся в кинотеатре с непрерывными сеансами. Прождав несколько сеансов, он вышел на улицу. Тут некто положил ему руку на плечо: «Сэм! Это ты?» Его случайно заметил родной брат, знавший, что отец в России и не ожидавший встретить его в Нью-Йорке. Брат сохранил его приезд в тайне.
На учредительном съезде Американской компартии ее руководителем был выбран Чарльз Рутенберг, высланный все же из США и похороненный у Кремлевской стены.
Отец пробыл в Америке несколько месяцев и, вернувшись, написал Ленину записку. Тот снова принял его, и отец был поражен, как сильно изменился с тех пор Ленин.
Вскоре отец побывал у Ленина вместе с американским гостем.
«Приехал из Америки, — рассказывает отец, — председатель союза швейников, некто Шлезингер. Он очень хотел