Читать интересную книгу Во власти страха - Джеффри Дивер

Неожиданно грудь Билли пронзила боль. Это его встревожило. Он был молод, находился в отличной физической форме, и мысль о сердечном приступе отверг. Но оставался вопрос: не вдохнул ли он что-то, чего не следовало?

Это было вполне реальной и смертельной возможностью. Он ощупал себя, обнаружил, что боль на поверхности. И понял. Когда он только схватил Хлою, она отбивалась. Он был так возбужден, что не заметил, как сильны были ее удары. Но теперь действие адреналина прекратилось, и Билли почувствовал боль. Он опустил взгляд. Никаких серьезных повреждений нет, только разорваны комбинезон и рубашка. Не думая больше о боли, он вновь принялся за работу.

Билли заметил, что дыхание Хлои стало глубже. Действие анестезии скоро закончится. Он приложил к ее груди руку – Очаровательная Девушка не возражала бы – и ощутил, что под его ладонью сердце бьется сильнее.

И тут у него возникла мысль: каково было бы нанести татуировку на живое, бьющееся сердце? Возможно ли это? Для осуществления своих планов в Нью-Йорке Билли месяц назад взломал дверь компании медицинских принадлежностей. Вынес оборудование на тысячи долларов, лекарства, химические реактивы и другие материалы. Смог бы он набраться умения, чтобы положить человека на операционный стол, вскрыть ему грудь, вытатуировать рисунок или слова на сердце и зашить грудь? Чтобы клиент жил всю жизнь с этим измененным органом?

Что бы Билли наколол? Крест. Слова: «Принцип кожи». А может быть: «Билли + Очаровательная Девушка-навсегда».

Идея интересная. Но мысль об Очаровательной Девушке опечалила его, и он, вернувшись к Хлое, стал доводить последние буквы.

Превосходно. Стиль Билли. Но это еще не все. Из темно-зеленого футляра от зубной щетки он достал скальпель, подался вперед и снова оттянул великолепную кожу.

Глава 3

Рассматривать смерть можно двояко.

По правилам криминалистической науки следователь смотрит на смерть отвлеченно, видит в ней лишь событие, требующее целого ряда задач. Хорошие полицейские смотрят на это событие словно бы через объектив повествования: лучше всего видеть в смерти вымысел, а в жертве – человека, который никогда не существовал.

Отстраненность – необходимый инструмент для работы на месте преступления, такой же, как латексные перчатки и альтернативные источники света.

Сидя в красно-сером электрическом кресле-каталке перед окном своего таунхауса на улице Сентрал-Парк-Уэст, Линкольн Райм думал о недавней смерти именно таким образом. На прошлой неделе в центре города грабитель убил человека. Поздним вечером, когда этот человек уходил со службы в городском департаменте охраны окружающей среды, его втащили на безлюдную стройплощадку по другую сторону улицы. Вместо того чтобы отдать бумажник, он предпочел драться и в драке был заколот.

Дело, папка с которым лежала перед Раймом, было обыденным, с немногочисленными уликами, что характерно для убийств подобного рода: дешевое оружие – зазубренный кухонный нож с отпечатками пальцев, которых нет ни в ОАСУЛОП[3], ни где бы то ни было, нечеткие отпечатки ног в талом снегу, укрывшем землю ночью, и никаких следов, предметов или сигаретных окурков, кроме однодневной или недельной давности и потому бесполезных. Судя по всему, это было непродуманное преступление: не имелось никаких нитей, ведущих к вероятному преступнику. Полицейские расспрашивали сослуживцев убитого, разговаривали с родными и друзьями. Не было ни связи с наркоторговлей, ни рискованных сделок, ни ревнивых любовниц, ни ревнивых мужей любовниц.

Поскольку улик почти не нашлось, Райм знал, что это дело может быть раскрыто только одним образом: кто-то неосторожно похвастается, что отнял бумажник возле муниципалитета. А слышавший это, схваченный за наркотики, домашнее насилие или мелкую кражу, заключит сделку с правосудием и выдаст хвастуна.

Это ограбление с убийством представляло собой для Линкольна Райма смерть, наблюдаемую издали. Давнюю. Вымышленную. Это был взгляд номер один.

Второй способ рассматривать смерть шел от сердца: когда человека, с которым ты был крепко связан, больше нет на этой земле. И другая смерть, о которой думал Райм в тот угрюмый ветреный день, глубоко его трогала – не так, как гибель жертвы грабителя.

Близких людей у Райма было немного, и это объяснялось не его физическим состоянием – ниже шеи он был полностью парализован. Нет, он никогда не был человеком общества. Он был человеком науки. Человеком ума.

У него было несколько близких друзей, родственников и любовниц. Жена, теперь бывшая. Том, его помощник. И, конечно же, Амелия Сакс. Но второй человек, скончавшийся несколько дней назад, в определенном смысле был ближе всех остальных, и вот почему: он требовал от Райма усилий как никто другой, вынуждал думать, выходя за границы привычных шаблонов, заставлял предвидеть, вырабатывать стратегию, сомневаться. Заставлял и сражаться за жизнь: ведь этот человек едва не убил его.

Часовщик стал самым интригующим преступником, с каким Райм сталкивался в своей жизни. Менявший фамилии и внешность, Ричард Логан был прежде всего профессиональным убийцей, хотя организовывал всевозможные преступления – от нападения террористов до грабежа. Соглашался работать на всех, кто платил щедрый гонорар, – при условии, что работа будет достаточно интересной. Этим же критерием пользовался и Райм, решая, браться ли за дело в роли криминалиста-консультанта.

Часовщик был одним из немногих преступников, способных его перехитрить. Хотя Райм в конце концов устроил ловушку, приведшую Логана в тюрьму, он все-таки переживал из-за того, что не смог предотвратить его нескольких удачных преступлений. А Часовщик, даже терпя неудачу, ухитрялся причинять зло. Когда Райм сорвал попытку убийства мексиканского полицейского, ведущего расследование деятельности наркокартелей, Логан все-таки спровоцировал международный инцидент, хотя в конце концов решили сделать вид, что этой попытки не было.

И вот теперь Часовщика не стало.

Логан умер в тюрьме – не был убит сокамерником, не покончил с собой, как заподозрил Райм, узнав эту новость. Нет, причина смерти была прозаическая – остановка сердца во время тяжелого приступа. Врач, с которым Райм говорил накануне, сообщил, что даже если б удалось спасти Логана, он бы страдал от необратимого и тяжелого повреждения мозга. Медики никогда не произносят фраз типа «смерть стала для него благом», но по тону врача у Райма создалось именно такое впечатление.

Порыв сильного ноябрьского ветра сотряс окна таунхауса. Райм находился в передней гостиной – это место он считал самым уютным в мире. Построенная как викторианская общая комната, теперь она полностью превратилась в криминалистическую лабораторию с чистыми столами для осмотра улик, с компьютерами и мониторами высокого разрешения, с полками для инструментов, со сложной аппаратурой вроде зондов для анализа дыма и частиц, с камерами для снятия скрытых отпечатков пальцев, микроскопами – оптическим и электронным – и, главное, с газовым хроматографом/масс-спектрометром, рабочей лошадью лаборатории.

Все маленькие или даже средние полицейские управления в стране могли позавидовать этому набору, стоившему несколько миллионов. Райм все оплачивал сам. Расходы после несчастного случая на месте преступления, сделавшего его инвалидом, были значительными; значительными были и гонорары, которые он получал от полицейского управления Нью-Йорка и других правоохранительных агентств, пользовавшихся его услугами. Время от времени поступали предложения и из других источников, которые могли бы приносить доход, например от Голливуда – выступить в роли консультанта для телефильмов, основанных на делах, по которым он работал. Одним из таких фильмов был «Человек в кресле». Другим – «Райм и разум». Том видоизменил ответ своего подопечного на эти предложения, превратив фразу «Они что, спятили?» в «Мистер Райм попросил меня передать благодарность за ваш интерес. Но он боится, что в настоящее время слишком занят для таких проектов».

Райм повернул кресло и взглянул на изящные, красивые карманные часы, стоящие в рамке на каминной доске. «Брегет». Как ни странно, подарок самого Часовщика.

Печаль Райма была сложной, отражавшей его двойственные взгляды на смерть. Разумеется, существовали аналитические – криминалистические – причины для расстройства по поводу этой утраты. Теперь он больше не сможет исследовать разум этого человека, находя в этом некое удовольствие. Как предполагало его прозвище, Логан был одержим временем и часами – даже собственноручно изготавливал карманные и настольные часы – и планировал свои преступления со скрупулезной точностью. С тех пор как их пути впервые пересеклись, Райм всегда восхищался работой мысли Логана. Даже надеялся, что тот позволит навестить себя в тюрьме, чтобы они могли поговорить о его похожих на шахматные партии преступлениях.