— Ну, не томи, колдун, спрашивай скорее свою животную, — Хорт стиснул кулаки.
Белый Клык взял крыса в руки и поднес его острую морду к лицу, вглядываясь в блестящие глаза-бусинки. Водянисто-серые глаза старого чародея начали наливаться колдовской чернотой, и рыжий грызун неподвижно затих, показывая своему хозяину немые картинки.
Атаман не обладал склонностями к магии, поэтому ничего не почувствовал, но он прекрасно знал, что сейчас колдуна лучше не тревожить. Впрочем, долго ждать не пришлось. Клык вдруг дернул головой, замотал ею из стороны в сторону, стряхивая наваждение, и бесцеремонно отшвырнул крыса. Впрочем, Рыжему Брату было не привыкать. Шлепнувшись на землю, он лишь отряхнулся и уселся вылизывать лапки, сердито попискивая.
— Радуйся, атаман, обещанная духами добыча скоро будет здесь. Добыча хорошая и легкая, — колдун вытянул вперед руку и посмотрел на свои заметно дрожащие пальцы, — две телеги и никакой охраны. Будут через два-десять минут.
— Две телеги — да без охраны? Может, чародейство какое?
— Не думаю, — усмехнулся старик, — да ты и сам все увидишь.
Он снял с пояса флягу и с видимым удовольствием приложился к горлышку. С каждым глотком колдовская чернота уходила из его глаз, сменяясь хмельным блеском. Хорт нахмурился, но не сказал ни слова. Колдун был единственным членом шайки, которому дозволялось пить перед налетом — любая волшба отзывалась Белому Клыку такой головной болью, что только вино и спасало. За остальными атаман смотрел строго, и стоило ему увидеть или унюхать лишнее, и провинившийся смело мог идти обучаться художественному свисту через новообретенные щели во рту — бил трактирный вышибала точно и сильно.
— Два-десять, говоришь? — Хорт сплюнул сквозь зубы, — Тогда давай, готовь свои чары, а уж мы с ребятками подхватим. Кстати, а где твой пузырь?
— Хм, да еще недавно здесь был! — нахмурился Инош, — Ничего, сейчас найдется как миленький…
Чародей положил на ладонь свои жуткие бусы и начал перебирать нанизанные на нитку зубы. Наконец, отыскав нужный, он крепко сжал его пальцами и начал аккуратно катать между ними, одновременно проговаривая непонятные слова на колдовском языке. На кончиках его пальцев заплясали голубоватые искорки. Колдун тотчас сунул зачарованный зуб в рот и закричал:
— А ну живо ко мне, каббров сын!
Айвен шел по тенистому лесу, наслаждаясь ароматом перегретой хвои и прохладой. Валяться в траве, подставляя спину под палящие лучи солнца? Нет уж, пусть другие траву животами мнут да потеют, а он предпочитает отдыхать в тенечке и слушать щебет птиц. Осторожно ступая по ковру из опавших иголок, юноша внимательно вслушивался в птичьи переливы и свисты. Конечно, романтик из Айвена был такой же, как из деревенского кузнеца придворная швея-кружевница, да и слухом боги его обделили. Просто прислушивался он исключительно в гастрономических целях — ему очень хотелось отведать свежего мясца, и уж совсем замечательно было бы наткнуться на гнездо желтокрылой веретейки, чьи крохотные яйца считались деликатесом и подавались ко столу в лучших столичных ресторациях.
Зазевавшись, юноша не успел пригнуться и со всего маху приложился об низко висящий сук. В глазах потемнело и перед взором Айвена закружились-завертелись звезды, упорно не желая складываться в знакомые созвездия. Раскалываясь от боли, голова гудела не хуже храмового колокола в поминальный день.
— Хватит! — простонал юноша, крепко зажмуриваясь и прикрывая уши ладонями. Обиженные звездочки мигнули и погасли, а вот странный гул в ушах не пропал, а наоборот — стал еще более раздражающим, напоминая жужжание рассерженных ос.
Айвен открыл глаза. Темнота со звездами окончательно пропала, но зрение решило выкинуть новый фокус, размывая очертания окружающих предметов и иногда раздваивая их. Впрочем, после такого удара и не удивительно — юноше разом расхотелось и кушать, и птичек слушать. Зато ему удалось выяснить источник шума, которым оказалось то самое дерево, о ветку которого он ударился.
Жуткая боль в голове притупляла остроту мыслей, но он постарался быть последовательным в рассуждениях:
— Хм. Жужжит снаружи, а не внутри. — Айвен постучал костяшками пальцев себя по лбу, но острая вспышка боли тут же заставила его пожалеть об этом. — Снаружи головы, но внутри дерева, — постучал он по стволу. — Само по себе дерево жужжать не может, а значит, кто-то жужжит вместо него. По-моему так!
Юноша радостно улыбнулся. Потихоньку зрение начало приходить в норму, и он задрал голову.
— Тысяча каббров, это же пчелиный улей! Где есть улей, там есть и пчелы. Где есть пчелы, там есть и мед. А где есть мед, там есть и…э… — мысли всё еще путались, но фразу удалось закончить — …там есть я!
Сладкое Айвен любил. Вообще-то, он много чего любил, впрочем, как и любой другой нормальный человек, гном, эльф и, может быть даже урлак. Хотя, как раз насчет урлаков были вполне обоснованные опасения — кроме как спать, убивать и жрать, урлаки больше ничем не занимались, и обычные человеческие (а также гномьи и эльфийские) радости были им чужды.
Юноша сбросил сумку на землю, проверил, хорошо ли ходит в ножнах кинжал, поплевал на ладони и начал свое восхождение, а точнее — неуклюжее восползание на дерево.
На его счастье, дерево оказалось довольно ветвистым, и добраться до шарообразного улья удалось быстро и почти без жертв: всего лишь пара царапин, оторванная пуговица да распухшее от пчелиного укуса ухо. Улей был огромным и старым. Судя по размерам и многочисленным заплатам, отличавшимся цветом от монотонно-бурой поверхности бугристого шара, он служил прибежищем роя на протяжении многих лет, выдерживая и бури, и разорения. Впрочем, чем больше улей, тем больше меда! Правда, и пчел тоже, но о них Айвен позаботится в первую очередь.
Он аккуратно взобрался на ближайшую к пчелиному дому ветку и уселся на нее, одной рукой ухватившись за свисавшую сверху лиану, а вторую запустив в карман. Там у него лежали огниво, кремень и кусок старой войлочной обмотки для ног, специально припрятанные для выкуривания пчел. Кусок войлока пах настолько мерзко, что, достав его из кармана, юноша каким-то непостижимым образом ухитрился изобразить одновременно радость и отвращение. Гримаса получилась весьма впечатляющая, впрочем, против пчел совершенно бесполезная.
И вот тут у него возникли серьезные затруднения. Во-первых, пчелы весьма удивились, обнаружив на соседней ветке странный и неприятно пахнущий фрукт, выросший с подозрительной скоростью. Летом. На дубе. Судя по поведению пчел, кружившихся вокруг Айвена, они как раз собирались оценить жалопробиваемость его одежды и кожи. Во-вторых, чтобы поджечь с помощью огнива и кремня кусок обмотки, ему было нужны обе руки, но тогда охотник за медом наверняка потерял бы равновесие. Ну и, в-третьих, выпитый с утра кувшин молока начал не вовремя проситься наружу, и юноше срочно захотелось сходить до ветру. Конечно, ветра вокруг было хоть отбавляй, на высоте-то в четыре человеческих роста, вот только справлять нужду в таком положении, да еще и в окружении диких пчел юноше раньше как-то не доводилось, и осваивать прямо сейчас этот без сомнения полезный навык ему не хотелось.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});