Читать интересную книгу Учитель жизни - Владимир Ноллетов

Изба была довольно просторной. В середине стояла русская печь. На ней кто-то сопел под пледом. Правый дальний угол был отгорожен дощатой перегородкой. В ней была сделана дверь. На полу справа лежали свернутые спальные мешки. На стене над ними висели на гвоздиках какие-то коренья, пучки трав, цветов. Слева стоял длинный стол со столешницей из грубо обструганных досок, две скамьи; у торца стола – табуретка. В ближнем углу висел умывальник. Под ним стоял таз. На левой стене висели часы и лист ватмана с надписью крупными красивыми буквами «Спешите делать добро». К дальней стене были прибиты полки, На них стояла посуда, лежали вещи. С потолка свисала керосиновая лампа. Стройная девушка положила поленья перед печкой. Все сели за стол. Одна, в очках, представилась Ирой, другая – Юлей.

– Я хотела бы пожить здесь несколько дней, приобщиться к его учению, – произнесла Даша заранее приготовленную фразу.

– Думаю, Учитель не будет возражать, – сказала Ира. Благоговение послышалось в ее голосе.

Чувствуя отвращение к самой себе, Даша рассказала свою легенду.

Она вдруг поймала на себе подозрительный, враждебный взгляд: из-под пледа на нее смотрели серо-зеленые глаза. Плед отлетела в сторону, и под ним оказалась девушка лет семнадцати, крепко сбитая, с короткими рыжими волосами и веснушчатым невзрачным лицом. Губы, брови и ресницы были густо накрашены. На ней была розовая блузка, толстые красные колготки и, если можно так выразиться, максимально укороченная зеленая мини-юбка. Она сползла с печи, не отрывая от Даши взгляда.

– Оксана, подмести бы надо, – мягко сказала Ира. – Урок скоро. Твоя очередь.

Девушка взяла с недовольной гримасой веник.

– Вы живете здесь вчетвером? – спросила Даша.

– Нет, с нами еще Семеныч, – ответила Ира. – Он за грибами отправился. И Анюта. Она погулять пошла.

Оксана подмела, огляделась.

– Совка не вижу.

– Может быть, в сарае, – сказала, вставая, Ира. Она вышла. И тут же раздался её взволнованный голос: – Анюта, что с тобой? Что случилось?

В ответ послышалось лепетанье:

– Ничего… не случилось…

– На тебе лица нет! А с рукой что?

– О сучок поцарапала.

В избу вошла та самая девушка, за ней – Ира. В больших глазах Ани были страх и смятение. Увидев Дашу, девушка резко остановилась. Потом перевела глаза на Юлю. Несколько секунд они смотрели друг на друга одинаковым испуганно-вопросительным взглядом. Наконец, Аня села на скамью и опустила голову. Казалось, она вот-вот разрыдается. Оксана глядела на неё с недоумением и подозрением, Ира – с жалостью. Юля лишь украдкой бросала на Аню изучающие взгляды.

– Перебинтовать надо, – сказала Ира. Она взяла с полки йод и бинт, развязала платок на Аниной руке. – Да это не царапина, а порез глубокий! Как же, Анюта, так получилось? – Девушка молчала.

Только Ира закончила перевязку, как в дверь постучали. Вошел низенький пожилой мужчина с сумкой в руке. Его маленькие глазки смотрели из-под низко нависших косматых бровей настороженно. Поздоровался, сел на край скамьи. Вскоре пришел юноша с благообразным лицом. Девушки встретили его приветливо, ласково называли Валериком. Это, очевидно, и был внук Петровны. Затем появилась женщина лет пятидесяти с синяком под глазом. В руке она держала сверток.

Ира беспокойно поглядывала на часы. Они уже показывали без пяти три. Она встала, подошла к окну.

– Что-то задерживается Учитель, – заметила Юля.

– Пришел! – облегченно вздохнула Ира.

4

Даша с волнением глядела на дверь. Она распахнулась, и в избу быстро вошел высокий, стройный человек лет под сорок, в берете. Он запыхался, от быстрой, очевидно, ходьбы. Его лицо с тонкими, правильными чертами было озабоченным, движения – порывистыми.

Он поздоровался и остановил свой взгляд на Даше.

– Я хотела бы пожить здесь несколько дней, приобщиться к вашему учению. Можно?

– Хорошо, – сдержанно ответил он. – А Семеныч где?

– За грибами пошел, – сказала Ира.

Волков скрылся за перегородкой. Вышел аккуратно причесанным, в отглаженном костюме, в свежей рубашке, в галстуке. Он преобразился: выражение лица стало значительным, движения – степенными. Он сел на табуретку – самое, очевидно, почетное место за столом. Даша с трудом сдержала улыбку: Волков восседал на ней как на троне. Юноша достал тетрадь, ручку и с безграничным доверием устремил на него свои ясные серые глаза. Даша незаметно вытащила из кармана сотовый телефон. Чувствуя себя преступницей, положила его под столом себе на колени и включила диктофон.

– Поговорим сегодня о морали, – веско заговорил Волков. – Одно из самых мучительных противоречий – противоречие между человеческой натурой и человеческой моралью. Сколько желаний досталось нам от наших предков: дикарей, первобытных людей, человекообразных обезьян, млекопитающих. Наша природа требует их удовлетворения, требует полноты жизни. Какие только желания мы не унаследовали! В том числе – властвовать, подавлять, причинять боль другим. Что должен делать человек? Дать полную волю своим желаниям? Это неизбежно приведет к конфликтам с другими людьми, к безнравственным поступкам, к преступлениям. Подавить их? Это значит: обеднить свою жизнь, выхолостить себя, убить в себе творческое начало. Человек должен ощущать в себе эту необузданную силу. Он должен быть непредсказуем, прежде всего для самого себя. Тогда интересно жить. Аскетизм – эта выдумка больных умов. К слову, аскеты редко бывают добрыми людьми. Как всегда и везде, единственный выход – разумный компромисс. Усмирять надо только те желания, которые вступают в противоречие с моралью, причиняют вред другим людям.

Ира и Юля смотрели на Волкова с обожанием, Оксана – с каким-то вызовом. Аня думала о чём-то своём. Выражение испуга не сходило с ее лица. Волков несколько раз внимательно поглядел на нее.

– А нетрадиционная любовь? – неожиданно для себя самой спросила Даша. В ней пробудилась журналистка. Ира с укоризной посмотрела на нее. Даша смутилась, подумала, что совершила, наверно, большой проступок, перебив его. Волков бросил на нее беглый и недовольный взгляд.

– Она разрушает самые основы человеческой морали, естественной, здоровой морали. Ее пропаганда должна оставаться под запретом.

Пожилой мужчина вдруг поднялся.

– Извиняюсь, мне пора. – Он поднял с пола сумку. – Моя вот тут передала. – И стал вынимать из сумки яйца. (Ира осторожно складывала их в миску.) – Я что пришел… Пацан наш слег. Простудился, видать… Знобит его. А лекарств дома нет.

– Сколько ему лет? – спросил Волков.

– Семнадцать.

– Жар – это хорошо, это полезно. (Мужчина подозрительно покосился на Волкова.) Так организм с возбудителем болезни борется. Градусник у вас есть?

– Найдется.

– Измеряйте температуру. Если не выше 38 – ничего не предпринимайте. Если начнет подниматься выше – дайте парацетамол. И вызовите врача.

Он взял с полки таблетки.

– А вообще-то таблетками не злоупотребляйте. Всякая таблетка в чем-то помогает, а в чем-то вредит. Безвредных таблеток не бывает. Лучше принимать природные средства.

Низенький человек сунул таблетки в карман и стал прощаться.

– Гаврилыч, меня подожди, – сказала женщина с синяком (тот присел) и обратилась к Волкову: – Опять мой в запой ушел. Сил моих больше нет! Помогите, Вадим Кириллович! – Она говорила просительно, однако смотрела на Волкова цепко и недоверчиво.

Волков снял со стены какой-то корешок.

– Это любисток. Надо настоять его вместе с четырьмя лавровыми листьями в полулитре водки. Настаивать две недели.

– Две недели! Ох…

– Алкоголик выпивает такой настой и начинает чувствовать к водке отвращение. Но это не на всех действует.

– Дай вам бог здоровья… Еще у нас одна беда. Дочка у нас задурила. К мужику одному на шею вешается. Ей – семнадцать, только-только исполнилось, а ему – двадцать пять. Из них два отсидел.

– Это Серега что ли? – поинтересовался Гаврилыч. Юля вся напряглась. Аня тоже пробудилась от своей задумчивости и прислушалась.

– Ну. Первый парень на деревне! – Она зло усмехнулась. – Гонит ее от себя, материт, а она все равно… И мы не пускаем. А она: «Жить без него не могу»… У них еще до его женитьбы началось. Но когда он женился, она к нему и близко не подходила. Людка у меня порядочная. А как Юльку выгнал…

– Я сама ушла! – перебила Юля.

– … так она совсем голову потеряла. При каждом случае шасть к нему. Он ее иногда и отлупит. Придет домой в синяках, в слезах, а отец еще добавит…

– Никакая женщина в мире так не достойна уважения, как русская женщина, и ни к какой женщине не относятся с таким неуважением, как к русской женщине, – с глубокомысленным видом произнес Волков.

Валера записал. Гаврилыч буркнул: