Читать интересную книгу Псы войны - Фредерик Форсайт

Рядом с ним развалился Марк Вламинк, Крошка Марк, прозванный так благодаря своим необъятным размерам. Фламандец из Остенде был ростом шесть футов и три дюйма, а весил восемнадцать стоунов.[5] Некоторые могли бы посчитать его толстым. Но это было не так. Он приводил в трепет полицейских в Остенде, людей в основном мирных, предпочитающих скорее избегать проблем, чем решать их, а вот стекольщики и плотники этого города взирали на него с любовью и уважением за то, что он регулярно снабжал их работой. Говорили, что можно безошибочно угадать, в каком баре Крошка Марк разыгрался накануне, по количеству мастеров, вызванных для восстановительных работ.

Сирота, он воспитывался в церковном учреждении, где святые отцы столь настойчиво пытались вколотить в мальчишку-переростка чувство уважения к старшим, что даже Марк однажды не вытерпел и в возрасте тринадцати лет уложил одним ударом увлекшегося поркой наставника на каменные плиты пола, с которых тот так и не встал.

После этого последовала череда исправительных колоний, потом специальная школа, тюрьма для малолетних и, наконец, ко всеобщему облегчению, вербовка в десантные войска. Он был одним из тех 500 парашютистов, сброшенных над Стенливилем вместе с полковником Лораном для спасения миссионеров, которых местный вождь, Кристоф Гбонье, грозился зажарить живьем на главной площади.

Не прошло и сорока минут после того, как они приземлились на аэродроме, а Крошка Марк уже нашел свою дорогу в жизни.

Спустя неделю он ушел в самоволку, чтобы избежать репатриации в Бельгию, и завербовался в отряд наемников. Помимо крепких кулаков и широких плеч, Крошка Марк славился своим необычайным умением обращаться с базукой – своим любимым оружием, которым он орудовал так же весело и непринужденно, как мальчишка трубочкой для стрельбы горохом.

В ту ночь, когда они летели из анклава к Либревилю, ему было только тридцать лет.

Напротив бельгийца, прислонившись к стене фюзеляжа, сидел Жан-Батист Лангаротти, погруженный в свое привычное занятие, помогающее скоротать долгие часы ожидания. Небольшого роста, крепко сбитый, подтянутый и смуглый корсиканец, родившийся и выросший в городке Кальви. В возрасте восемнадцати лет он был призван Францией в числе ста тысяч appeles[6] на алжирскую войну. К середине полуторагодичной службы он подписал постоянный контракт и позже был переведен в 10-й Колониальный десантный полк, в пресловутые «красные береты» под командованием генерала Массю, известные под названием «les paras». Ему был двадцать один год, когда наступил раскол и некоторые части профессиональной французской колониальной армии встали под знамена идеи «вечно французского Алжира», проповедуемой в то время организацией, называемой ОАС.

Лангаротти ушел вместе с ОАС, дезертировал и после неудавшегося путча в апреле 1961 года ушел в подполье. Тремя годами позже его поймали во Франции под чужим именем, и он провел четыре года в заключении, томясь в мрачных и темных камерах сначала в тюрьме Санте, в Париже, затем в Туре и, наконец, в Иль-де-Ре. Заключенным он был неважным, о чем у двух надзирателей остались отметины на всю жизнь.

Несколько раз битый до полусмерти за нападение на охрану, он отмотал весь срок от звонка до звонка и вышел в 1968 году, боясь лишь одного на свете: закрытого пространства, камер и нар. Он давно дал себе зарок ни за что больше не попадать в камеру, даже если это будет стоить ему жизни, и прихватить с собой на тот свет не меньше полудюжины тех, кто снова придет его забирать. Через три месяца после освобождения он на свои деньги прилетел в Африку, ввязался в военные действия и поступил в отряд Шеннона как профессиональный наемник. В ту ночь ему был тридцать один год. Выйдя из тюрьмы, он не перестал неустанно совершенствовать свое искусство владения оружием, которое было ему знакомо еще с мальчишеских лет на Корсике, и благодаря которому он позже приобрел себе репутацию в закоулках города Алжира. Левое запястье у него было обычно обмотано кожаным ремнем, таким, которым пользуются старые парикмахеры для заточки опасных бритв.

Ремень крепился на запястье двумя металлическими кнопками.

Когда было нечего делать, он снимал его с запястья и наматывал на кулак левой руки гладкой стороной кверху.

Именно этим он и занимался теперь по дороге в Либревиль. В правой руке у него был нож с шестидюймовым клинком и костяной ручкой, которым он умел орудовать так лихо, что тот оказывался на своем месте в спрятанных в рукаве ножнах быстрее, чем жертва успевала сообразить, что наступила смерть. В размеренном ритме лезвие двигалось вперед-назад по натянутой поверхности кожи, и, заточенное как бритва, становилось еще острее. Эта работа успокаивала нервы. Правда, раздражала всех остальных, но никто никогда не жаловался. Как никто, кто знал этого низкорослого человека с тихим голосом и грустной улыбкой, никогда не решался затеять с ним ссору.

Зажатым между Лангаротти и Шенноном оказался самый старший из компании. Немец. Курту Земмлеру было сорок, и это именно он еще в начале действий на территории анклава придумал эмблему в виде черепа со скрещенными костями, которую носили наемники и их африканские помощники.

И ему же удалось очистить пятимильный сектор от федеральных войск, обозначив линию фронта шестами, на которые были надеты головы федеральных солдат, погибших днем раньше.

Спустя месяц его участок фронта оказался самым тихим из всех.

Родился в 1930 году, воспитывался в гитлеровской Германии.

Сын мюнхенского инженера, который погиб на русском фронте, сражаясь в дивизии «Мертвая Голова». В возрасте пятнадцати лет, пламенный последователь Гитлера, как почти все молодые люди страны в последние годы гитлеровского правления, он командовал небольшим отрядом детей младше него и стариков, кому было за семьдесят. В его задачу входило остановить колонны танков генерала Джорджа Пэттона при помощи одного фауст-патрона и трех винтовок. Неудивительно, что это ему не удалось, и он провел отрочество в Баварии под американской оккупацией, которую ненавидел. Ему досталось немного и от матери – религиозной фанатички, которая мечтала сделать из него священника. В семнадцать он убежал из дома, перешел французскую границу в районе Страсбурга и завербовался в Иностранный Легион на призывном пункте, расположенном в Страсбурге для того, чтобы перехватывать беглых немцев и бельгийцев. После года в Сиди-бель-Аббесе он ушел с экспедиционным корпусом в Индокитай. Спустя восемь лет, в правлении Дьен Бьен Фу, с легким, вырезанным хирургами Турана (Дананга), лишившись, к счастью, возможности наблюдать окончательный позор в Ханое, он был отправлен обратно во Францию. После выздоровления его послали в Алжир в ранге старшего сержанта самого элитного во французской колониальной армии Первого иностранного парашютного полка. Он был одним из немногих, кто уже дважды пережил полное уничтожение 1-го ИПП в Индокитае, когда тот разросся от батальона до полка. Он уважал только двоих: полковника Роже Фолька, который служил в Иностранной парашютной роте еще в те времена, когда их разбили в первый раз, и командующего Ле Бра, другого ветерана, который теперь возглавлял Республиканскую Гвардию Республики Габон, храня для Франции богатую ураном страну.

Даже полковник Марк Роден, под началом которого ему довелось служить однажды, потерял в его глазах авторитет после окончательного крушения ОАС.

Земмлер был в составе 1-го ИПП, посланного на верную погибель во время путча в Алжире, после чего полк и был распущен раз и навсегда Шарлем де Голлем. Курт следовал повсюду за своими французскими командирами и позже, арестованный в Марселе в сентябре 1962 года сразу же после получения Алжиром независимости, два года просидел в тюрьме.

Четыре ряда нашивок за участие в боевых операциях сослужили ему дурную службу. Очутившись на улице в 1964 году, впервые за последние двадцать лет, он повстречал своего сокамерника, который предложил принять участие в контрабандной афере на Средиземном море. В течение трех лет, не считая года, проведенного в итальянской тюрьме, он переправлял спирт, золото и изредка оружие с одного конца Средиземного моря на другой. В конце концов он уже начал сколачивать состояние на контрабанде сигаретами между Италией и Югославией, когда его напарник, обманув одновременно и покупателей, и продавцов, подставил Земмлера и смылся со всеми деньгами. Спасаясь от весьма воинственно настроенных джентльменов, Земмлер на попутном корабле махнул в Испанию, пересаживаясь с автобуса на автобус добрался до Лиссабона, нашел приятеля, торгующего оружием, и оказался на африканском фронте военных действий, о котором читал в газетах. Шеннон взял его к себе сразу, потому что, имея за плечами шестнадцать лет военного опыта, он больше всех подходил для войны в джунглях. Теперь на пути в Либревиль он мирно дремал.