— А что происходит с автомобилями на Миссисипи? — спросил Хэммонд.
— Дела скверные, — ответил Портер. — Все пути к Гусиному острову мы перекрыли, но собираются толпы. Рано или поздно неизбежны инциденты. Десятка полтора людей уже погибли. Лодка, переполненная страждущими получить машину, перевернулась и затонула. Я уверен, что такие случаи будут повторяться. Невозможно удержать людей, которые рвутся к бесплатной машине. Эти жадные ублюдки принесут нам немало хлопот.
— Это единичная ситуация, — напомнил Уайт, — Нам нельзя тратить время на подобные случаи. Мы должны выработать политику! Когда новости распространятся, у нас уже должно быть хотя бы начало какой-то политики. Мы обязаны объяснить стране и всему миру, что мы намерены делать.
— Нам трудно будет терять положение в мире, — сказал президент. — Что бы мы ни делали, трудно придется. Мы всегда были гордым народом. Мы не привыкли отступать.
— Какой-то чертов идиот распустил на Холме слух, что мы провели эксперимент с оружием и теперь скрываем результаты, — сказал Уайтсайд. — Что у нас что-то наметилось. Очень скоро это дойдет до Ивана. А стоит ему слегка разволноваться — одно нажатие кнопки…
— Этот слух, — сказал президент, — откуда бы он ни исходил, помог нам получить поддержку Конгресса. Если бы не слух, никто не знает, что бы они натворили.
— Все уже позади, — настойчиво перебил Уайт. — Об этом пора забыть. Что сделано — то сделано, тут уж ничем не поможешь, с этим придется жить. Но я говорил вам с самого начала, что мы сами не справимся. Если мы поведем себя разумным образом, то нас поддержит весь мир. Мы не успели зайти настолько далеко, чтобы потерять его расположение.
— Даже России? — спросил президент.
— Я не знаю, что они сделают, чтобы помочь нам. Может быть, гораздо больше, чем мы можем рассчитывать. Если мы будем вести себя разумно, они, по крайней мере, уберут палец с кнопки, о которой говорил Генри.
— Ну и что дальше? Говорите все, что думаете. Каким вам представляется выход из положения?
— Я убежден, что мы должны признать в принципе, что пришельцы представляют собой международную проблему, что мы должны обсудить обстановку, сложившуюся у нас, с другими государствами. Я думаю, большинство крупных государств понимает, что ни одна нация, будь то мы или кто другой, не может удержать такую ситуацию в пределах своей территории, что в конечном итоге она перешагнет любые границы и в конце концов превратится в международную. Я полагаю, что нам пора обратиться за помощью ко всему миру, ко всем, кто готов оказать нам какую бы то ни было поддержку.
— Маркус, вы уже говорили с кем-нибудь из этих людей?
— Неофициально. В основном говорили они, я больше слушал. Те, с кем я разговаривал, убеждены, что все происходящее сейчас у нас в ближайшем будущем ожидает и их, если только проблему — или проблемы — не удастся решить.
— Какого рода сотрудничество вы имеете в виду? Это нам надо знать. Если мы собираемся обращаться за помощью — мы должны знать, на что можем рассчитывать.
— Франция и Британия готовы принять любое участие. Любым возможным способом. В частности, они обещали всеми средствами поддержать доллар. Япония то же самое. Скандинавы ждут только нашего слова. Западная Германия уже подготовила валютную помощь на случай необходимости.
— Иностранная валютная помощь? Для нас?
— Именно так, сэр. Что в этом страшного? Мы долгие годы тащили на себе полмира. Мы восстановили Европу после Второй мировой войны. Это всего лишь возврат долга. Они в такой же опасности, как и мы, и они это знают. Мир не может допустить, чтобы мы рухнули. Нас поддержат даже страны ОПЕК.
Президент оглядел сидящих вокруг стола, осунувшееся лицо казалось лицом больного.
— Боже мой! — простонал он.
— И речь идет не только о том, чтобы спасти нас от гибели, — продолжал госсекретарь, — Речь идет о том, чтобы выработать совершенно новую систему, какой никогда прежде не существовало. Новые политические схемы, новые финансовые концепции, быть может, полная реорганизация всей экономической структуры. Не только для Соединенных Штатов, но и для всего мира. Пришельцы подошли вплотную к тому, чтобы разрушить нашу страну. Но в то же время они изменили обстановку во всем мире, и мы должны найти какой-то способ справиться с новой ситуацией. Поймите, ничего того, что было еще вчера, — никогда уже больше не будет. Вероятно, самое первое, что нам предстоит — и может быть, самое трудное, — честно проанализировать все происшедшее. Прежде чем приниматься за оценку последствий, мы должны осознать, что произошло.
— Вы весьма красноречивы, Маркус, — сказал Хэммонд. — А другие нации — люди, с которыми вы говорили так неформально и неофициально, — осознают все факторы, какие вы сейчас обрисовали нам?
— По всей видимости, да, — сказал госсекретарь, — Во всяком случае, они мыслят в том же направлении.
— Но эксперимент наш! — воскликнул Уайтсайд. — Ведь мы же на пороге… Неужели теперь от всего отказаться? Быть может, мы как-то сможем придержать свои открытия?
— Не думаю, Генри, — тихо сказал президент. — Ты же слышал, что сказал этот человек: новый мир и новый уклад, новые правила жизни в этом мире. Для таких старых, покрытых шрамами волков, как мы с тобой, привыкнуть к такому миру — трудная задача. Но в его словах есть логика. Наверное, кое — кто из нас — а может быть, и большинство — уже думали о чем-то подобном, только не могли заставить себя признаться вслух.
— Но как мы со всем этим справимся, — сказал Хэммонд, — ума не приложу.
— Не только мы, — поправил госсекретарь. — Весь мир. Это не только наше дело, оно касается всех. Если мир сейчас не объединится, то нам конец. Всем.
Глава 57
Миннеаполис
Гоулд читал рукопись Нортона. Подняв голову, он посмотрел через стол на Гаррисона.
— Последний абзац.
— Что с последним абзацем?
— Где он рассказывает, как увидел на кухне тени, будто люди ходят. И он думает: «Боже мой! Неужели они и людей делают?»
— Замечательный абзац! В нем же вся соль, ты пойми. От него же мороз по коже.
— А ты Лэтропу показывал? Именно этот абзац?
— Кажется, нет… Не помню. Там было много другого…
— А Портеру сказал?
— Портеру не сказал. Он бы со страху из штанов выскочил.
— Нортону могло и показаться. Людей он не видел. То, что он видел — или думает, что видел, — всего лишь тени на занавесках. Впрочем, тени тоже могли померещиться.
— Дай-ка, — сказал Гаррисон, протянув руку. Гоулд передал ему лист.
Гаррисон внимательно прочитал абзац, перечитал еще раз, потом взял толстый черный редакторский карандаш и старательно его перечеркнул.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});