Незлобин, который не был здесь десять лет тому назад и не имел никакого понятия ни об этом домике, ни о самом Полярном.
– А почему так быстро меняется цвет воды?
– Черт ее знает! Мне она напоминает цвет бутылки от темного пива.
Прошел буксир, и за ним потянулись два уса, один длинный, второй почему-то покороче.
Таля сказала, что больше любит слушать, чем говорить, и Незлобин с удивлением подумал, что никогда в жизни он не говорил так много. Мостик рядом с Домом флота он назвал местом любовных и деловых свиданий. Он рассказывал забавные, а иногда не очень забавные истории, происходившие у него на глазах: на некоторых эсминцах были ручные медведи, и один из них, молодой, удрал ночью и, побродив по городу, наткнулся на артиллерийские установки. Вахтенный крикнул: «Кто идет?» Медведь заревел и, не испугавшись холостого выстрела, продолжал подниматься вверх. Растерявшийся вахтенный побежал к начальству. За любознательным мишкой гонялись всю ночь – это было зимой, – и только когда стало посветлее, он, смирившись, вернулся на корабль.
…Говорили о Чехове, которого оба любили, о значении красоты, о том, что человек, который влюбляется в дурнушку, влюбляется со всей силой страсти, потому что это говорит не о прихоти вкуса, а о тайне любви.
– Да есть ли она, эта тайна? – спросила Таля. – И в чем она заключается, хотелось бы мне узнать. Вот я, например, дурнушка, похожа на монголку, скулы торчат, волосы некрасивые, слишком черные, и вообще все лицо как будто покрасили сажей, а потом вымыли, но небрежно, кое-как.
Суха, как палка, Черна, как галка, Увы, весталка, Тебя мне жалко, —
продекламировала она и засмеялась. – А Мещерский любит меня со всей силой страсти, как вы говорите. Значит, в равнодушии к внешности – тайна любви?
– Вы дурнушка? – с изумлением спросил Незлобин. – Вы похожи на Марию Стюарт. Но Мещерский… Дело в том, что только рядом с вами он чувствует себя человеком. Ведь любить – это значит чувствовать себя человеком. Как это ни странно, люди почти никогда не вспоминают о том, что они люди, а некоторые за всю свою жизнь так и не догадываются об этом.
Они прошли до конца Первой линии и, обогнув последний домик, добрались до прудика, сверкавшего под весенним солнцем.
– Впрочем, в его жизни бывают минуты, когда он забывает о вас.
– Я догадываюсь. Когда он видит немецкий корабль и командует: «Аппараты, товсь!» Кстати, что такое это знаменитое «товсь»?
– Морское слово, которое вы не найдете ни в одном словаре. Вероятно, некогда оно звучало полностью: «Приготовиться!» Как «есть» произошло от английского «yes».
Они помолчали.
– Иду и думаю, что вы хотите о чем-то важном мне рассказать. И не решаетесь.
– А вы не догадываетесь?
– Нет. Я только хочу уверить вас, что вы ничего не должны от меня скрывать.
– А если это очень трудно?
– Почему же трудно? Все останется между нами.
Таля вздохнула:
– Не могу.
– Ну, тогда я скажу: мне жаль Мещерского, и в особенности теперь, когда вы рассказали мне о его юности и я понял, что все его обиды, странности, дикие выходки не упали с неба. Всем известно, что адмирал командовал морскими силами в Испании, а он спрашивает у него, был ли у республиканцев флот. Приятель не встретил его у пирса после похода, принимал ванну. Он пришел и бросил в ванну уличную собаку. Этот приятель был, кстати, ваш покорный слуга.
Таля рассмеялась:
– Откуда он ее взял?
– А прямо с улицы. Первую попавшуюся собаку.
– Это на него похоже!
– Вы знаете, что такое а`ура?
– Нет.
– По-латыни это кажущееся дуновение ветерка перед припадком эпилепсии. Но теперь это слово употребляют в более широком смысле. Ведь люди живут среди других людей, и у каждого свой строй мыслей и чувств, своя душевная атмосфера. Мы связаны в положительном или отрицательном смысле. Так вот, Мещерский ни с кем не связан, кроме вас, разумеется. У него своя аура, он одиночка. И вы для него – путь к другим людям. Вот почему я сказал, что не знаю, друзья мы или нет.
Они поднялись по лестнице, вырубленной в скале, и спустились по другой лестнице в Старое Полярное. Это был небольшой поселок – рыбачьи хижины, перед которыми на стойках были протянуты сети. Рыбный промысел – Незлобин рассказал и об этом – в годы войны неожиданно упростился: морские охотники бомбили подводные лодки противника, и местные жители подбирали всплывающую, оглушенную взрывами рыбу.
– Вряд ли мы достанем что-нибудь, кроме трески, – сказал Незлобин.
Таля взглянула на его озабоченное лицо и засмеялась. До сих пор о покупке рыбы, разумеется для Эммы Леонтьевны, не было сказано ни слова.
– Ага! – по-детски сказала она. – И надо купить ей огромную рыбу. Мне хочется, чтобы она удивилась.
Огромную рыбу купить не удалось. Купили две среднего размера, да и те завернуть было не во что, и пришлось купить на почте старые газеты.
Таля не ждала письма, а Незлобин ждал – мать давно не писала. И действительно, письмо до востребования лежало на почте уже