несколько лет считался наследником и соперников не имел.
— Гобрий по-прежнему хочет, чтобы наследником стал его внук. — Ксеркса не оставляли сомнения. — И Артобазан не забывает, что когда-то наследником считался он.
— Должен сказать, я об этом почти забыл.
Двор был в Экбатане, когда Дарий вдруг объявил, что отправляется на северо-западные рубежи, а поскольку персидский (на самом деле — мидийский) обычай требует, чтобы во время отбытия монарха из страны объявлялся его преемник, Великий Царь выбрал старшего сына, Артобазана. В то время мне и Ксерксу было по тринадцать или четырнадцать лет. Я совсем не думал об этом объявлении, пока Лаис не спросила, как отреагировал Ксеркс. Когда я сказал, что никак, она покачала головой. Год спустя Ксеркс признался, чего ему стоило скрывать свой ужас.
— Ведь не вернись Дарий из-за границы, Великим Царем стал бы Артобазан и всех остальных сыновей ожидала бы казнь.
Мы опустошали бутылку за бутылкой, и Ксеркс рассказывал о своем брате Ариамене как о возможной угрозе. Ариамен был сатрапом Бактрии, территории, склонной к бунтам.
— Шпионы мне донесли, что он собирается занять мое место.
— Каким образом?
— Яд. Переворот. Не знаю.
— А что думает Атосса об этом… своем сыне?
— Это Атосса меня и предупредила. — Ксеркс задумчиво покачал головой. — Ты знаешь, из всех моих родных и сводных братьев я любил одного Ариамена, который хочет меня убить.
— Если ты не убьешь его раньше.
Ксеркс кивнул.
— К несчастью, Бактрия далеко. Вот почему я надеялся… — он положил руку мне на плечо, — что ты отправишься в Китай через Бактрию.
Ксеркс подмигнул мне кошачьим глазом. Я похолодел как лед.
— Это… страшное поручение.
«Каким образом, — думал я, — возможно убить сатрапа Бактрии в его собственной столице?»
— Ну, пока тебе еще это не поручается. Но держи в уме, что когда-нибудь придется продемонстрировать любовь к своему шурину.
Сквозь пьяный туман я ошеломленно смотрел на него, а он — на меня. Он ликовал.
— Я говорил с законниками, — Ксеркс обнял меня, — и убедил их. На Новый год ты женишься на моей сестре.
— Я недостоин.
Отвечать так — принято. Но в тот раз я в самом деле так считал. Кто я такой, чтобы жениться на дочери Великого Царя? Я высказал это и еще кое-что добавил. Но Ксеркс пропустил мои возражения мимо ушей.
— Мы должны принять тебя в свою семью. По крайней мере, я должен. Атосса в восторге.
— А что говорит Великий Царь?
— Сначала он был недоволен. Но потом начал говорить о Зороастре, о том, как разочаровал последователей твоего деда, которых ценит выше магов. Ты знаешь его красноречие, когда он хочет получить что-то задаром. Как бы то ни было, когда он закончил, то уже убедил себя, что женить тебя на одной из своих дочерей была его собственная идея. Смешать кровь Кира Великого и святого Зороастра. То есть смешать мою кровь, поскольку сам он к Киру имеет отношения не больше, чем ты.
Остаток того дня в борделе несколько расплылся у меня в памяти. Помню, мы поделили с Ксерксом близняшек-индианок. Помню, меня стошнило. Помню, хозяйка дала мне какое-то сильное снадобье, которое сразу прочистило мне мозги, вызвав головную боль.
На закате мы с Ксерксом нетвердой походкой вернулись через толчею улиц в Новый дворец. У подножия зиккурата я спросил:
— На какой из твоих сестер мне предстоит жениться?
— На… м-м-м… — Ксеркс остановился и тяжело задумался, затем покачал головой. — Не помню. Из пяти я сам видел только двух. Все равно, Атосса говорит, что твоя — лучшая из всех. Спроси Лаис. Она знает гарем.
— Я с ней больше не разговариваю.
— Ладно, спроси Атоссу. Или просто подожди и сам увидишь. — Ксеркс ухмыльнулся в свете заката. — В конце концов, какая тебе разница? Ты женишься на внучке Ахеменида, а остальное в этом мире не важно.
4
По неизвестным причинам Великий Царь снова обратил свой взгляд на запад. В его царствование экспедиции на восток не будет. Я с грустью проводил Фань Чи, с радостью женился на дочери Великого Царя и следующие пять лет пользовался удовольствиями различных высоких придворных должностей, включая желанный многими статус царского друга — титул, который я по-прежнему ношу, но которым при нынешнем дворе не смею пользоваться. Я всегда считал, что титул и действительное положение должны более-менее совпадать.
В качестве «царева ока» я совершил инспекционную поездку по ионийским городам. Мне очень понравилась эта командировка. Во-первых, я очень подходил к такому делу по своему высокому рангу, а кроме того, я наполовину грек. Во-вторых, я посетил Абдеру, где встретился со своим дедом, принявшим меня, как единственного сына. Он был богат. И умен. Он был софистом еще тогда, когда про них в Греции и слыхом не слыхали. Протагор был, правда, тогда в Абдере резчиком по дереву, имел свою мастерскую и, возможно, повлиял на моего деда. А возможно, дед повлиял на Протагора. Встретился я также с моим дядей — твоим дедом, Демокрит. Он тогда был восемнадцатилетним юношей, и его интересовали только деньги. Я не буду распространяться на тему, которой ты владеешь лучше.
Из Абдеры я отплыл домой. Плавание прошло без происшествий и закончилось в Галикарнасе, где мы и причалили в свете утренних лучей, хотя на западе еще виднелись звезды. Сойдя на берег, я чуть ли не ожидал увидеть самого себя — молодого, разинувшего рот от впервые увиденного моря и от вида внушительного «царева ока». Однако вместо призрака своей молодости я увидел возмужавшего Мардония. Он сидел на краю мола в окружении разгружавших сети рыбаков.
— Дорогу «цареву оку»! — выкрикнул глашатай.
— Дорога свободна. — Мардоний встал и низко поклонился. — Добро пожаловать в Галикарнас!
— Владыка морей!
Мы обнялись, и я ощутил под толстым халатом бесплотное тело. Прошло два года с тех пор, как Мардония ранили, но он и до сих пор не оправился. Лицо было бледным, по-детски ясные голубые глаза отражали яркий свет морского утра.
— Я совсем удалился от мира, — сказал он, когда мы шли от линии прибоя к стоящему на холме дворцу Артемизии. — Никто меня не видит. Никто не помнит.
— Никто не видит, но помнят все. Чем ты тут занимаешься?
Мардоний остановился у подножия холма. Он тяжело дышал, на висках блестел пот.
— Когда меня отстранили от командования, я сказал Великому Царю, что хочу удалиться от двора.
— Навсегда?
— Как знать? Думаю, навсегда бывает только смерть. Не так ли, дорогой родственник? — Он странно посмотрел на меня. — Кто мог подумать, что ты возьмешь