была стрельба.
Глава 11. Никто тебя не бросит
«Бегите! — скомандовала Юми, и её свет заставил вибрировать их маленькую конструкцию. — Бегите! Сейчас же! Все вы! Не беспокойтесь о конструкции. Немедленно отправляйтесь на место встречи!»
«Место встречи? — подумал Ревик, и его разум оцепенел. — Где оно находится, бл*дь?»
Паника вторглась в его сознание, осознание того, что они намеревались бросить его позади…
— Нет, брат, — твёрдо произнёс голос рядом с ним.
Ревик оглянулся на мужчину, который бежал почти трусцой рядом с ним, и только тогда понял, что тот же самый видящий всё ещё сжимал руку Ревика мёртвой хваткой.
Даледжем. Всегда Даледжем.
Ревик почувствовал такое глубинное облегчение, что готов был обнять его.
Не просто готов был… ему этого захотелось. Ему хотелось обнять Даледжема, прижаться к нему, раствориться в этом свете…
Об этом он тоже не мог думать.
Замешательство боролось с болью, пульсирующей в голове, заставляя его сомневаться во всём. Действительно ли там был Даледжем? Или он принимал желаемое за действительное?
Он, чёрт возьми, ничего не видел. Теперь он, бл*дь, ничего не мог видеть.
Мужчина рядом с ним не смотрел на него, но продолжал тянуть Ревика вперёд, в джунгли, подгоняя его быстрее своим светом и железной хваткой за руку, продолжая успокаивающе говорить что-то Ревику между торопливыми частыми вдохами.
— Не волнуйся, брат… Умоляю тебя. Мы бы никогда намеренно не допустили, чтобы тебе причинили вред. Я обещаю тебе, — затем он взглянул на Ревика и подпрыгнул, словно поражённый чем-то, что увидел на лице Ревика.
Ревик изо всех сил старался разглядеть его, сфокусировать взгляд, но не мог.
— …Мы не могли рисковать, сообщая его тебе, — объяснил Даледжем.
Ибо это был Даледжем. Это должен быть Даледжем. Кто ещё это мог быть? Кто ещё не оставил бы его там, в грязи?
Не могли рискнуть и сообщить это ему?
Не могли рискнуть и сообщить ему что?
— …Мы понятия не имели, что конструкция сделает с тобой, — продолжил другой видящий, всё ещё сжимая его руку. — Мы не знали, сможешь ли ты вообще скрыть от них какую-либо информацию. Как бы то ни было, они могли убить тебя. Они чуть не убили тебя, даже несмотря на то, что мы защищали тебя. Мы должны были это предвидеть. Мы не должны были тебя отпускать…
Он снова посмотрел на Ревика.
На этот раз зелёно-фиолетовые глаза выглядели свирепыми.
— Я доставлю тебя туда, брат, — его голос стал холодным, бескомпромиссным. — Я обещаю тебе, что сделаю это, или же ни один из нас туда не доберётся. Я не брошу тебя. Я обещаю, что не брошу тебя. Ладно? Перестань думать, что я так сделаю, иначе я буду глубоко оскорблён, брат.
Ревик кивнул, прикусив внутреннюю сторону щеки.
Теперь он чувствовал вокруг себя другие света.
Он почувствовал сочувствие, шепот беспокойства.
Он даже улавливал чувство вины.
Это смутило его больше всего на свете.
Кто были эти люди? Почему они вообще заботились о нём? Чего они от него хотели? От этого вопроса у него разболелась голова, внутри всё сжалось.
Никто никогда не был добр к нему без причины.
Он понял это много лет назад. Это всегда было ловушкой.
Всегда имелась своя цена.
Серебристый свет продолжал скользить вокруг Ревика, притягивая к себе, усиливая тошноту, заставляя его сдерживать подступающую желчь, заставлять ноги двигаться, а тело — устремляться вперёд.
Тот же самый металлический свет нашёл точку входа, где-то за пределами осознания Ревика, в какой-то структуре, которая жила в его свете, над его головой. Прежде чем Ревик смог остановить это или даже послать предупреждение остальным…
Свет устремился вниз через ту же самую конструкцию, окутав его железом.
Боль от этого заставила Ревика споткнуться.
Она чуть не заставила его рухнуть на колени.
Тошнота усиливалась, пока всё его тело не содрогнулось в рвотном позыве. Он понятия не имел, стошнило ли его чем-нибудь. Его зрение по-настоящему затуманилось, вызвав такую сильную дезориентацию и усталость, что он споткнулся во второй раз. В тот раз он упал… на дерево. Он быстро схватился за ствол, задыхаясь, но те пальцы ещё сильнее сжали его руку.
Теперь он едва мог их чувствовать.
Серебристый свет всё ещё лился на него дождём.
Боль в голове и груди начала усиливаться.
Потом стало намного хуже.
Затем всё стало так плохо, что Ревик понял — Даледжем был прав.
Он уже мёртв — Шулеры убьют его здесь. Ему некуда уйти достаточно далеко, чтобы Шулеры и Галейт не последовали за ним. Они нашли его. Они снова заполучили его свет.
С их точки зрения это был вовсе не его свет.
Его свет принадлежал им.
Может быть, они даже правы. Может быть, его свет правда принадлежал им.
Они, вероятно, сделали больше, чтобы изменить его свет, вырастить, культивировать и придать ему форму, чем сам Ревик, что бы он ни говорил себе в то время. По сути, когда дело касалось света, тебе принадлежало то, чем ты пользовался. Когда ты утратил это право собственности, некому было плакаться.
Теперь они просто закончат начатую работу.
Они сломают в нём всё, покроют его расплавленным металлом и холодным огнём.
Уже слишком поздно. Он уже у них в руках.
Если остальные останутся, их тоже тупо поймают. Если они попытаются вынести его отсюда, их поймают. Если они попытаются бороться с Организацией, их поймают. Что бы они ни сделали, чтобы задержать свой вылет отсюда, их поймают вертолёты, набитые оперативниками «Чёрной Стрелы», вдобавок с Мировым судом, со всем СКАРБом, Зачисткой и руководством лагеря.
Их поймают, и они исчезнут… и они будут потеряны.
Это будет вина Ревика.
Разведчики Организации, которые спикируют, как стервятники в темноте.
Даледжем сказал, что не бросит его.
В то время эти слова успокоили Ревика.
Теперь воспоминание о них повергло его в панику.
Мысли путались в мозгу Ревика с такой силой, что он не мог говорить, даже сказать им, чтобы они ушли от него, бросили его там…
Затем, откуда ни возьмись, вмешалось что-то ещё.
Не что-то.
Кто-то.
Кто-то, кто внезапно ощущался ужасно похоже на…
— Балидор, — пробормотал Даледжем рядом с ним.
Ревик мог его слышать. Он снова смог слышать другого видящего.
Он смог слышать его и чувствовать на себе его руки, движение его пальцев.
Это было такое облегчение, что он мог лишь закрыть глаза.
Видящий рядом с ним продолжал бормотать себе под нос, и его слова звучали воинственно, почти сердито, но в то же время источали облегчение,