этого. — быстро поправился он, явно не желая рассказывать, у кого обучался до этого.
Поглядев в голубые глазки, запрятанные под темно-бордовой челкой, я пожал плечами:
— А нахрена оно тебе? Нравится кузнечиков по кустам выискивать?
— Я... Я просто желаю научится быть таким же как вы. Сир.
Нет, это уже не голубизна, это содомия натуральная!
Я подозрительно оглядел красавчика. Воротник рубашки идеально выглажен, а рожа подозрительно гладкая — это минус. Он то и дело кидает вороватые взгляды на грудастую барышню за прилавком — это плюс.
Ладно, сомнения в его ориентации отложим до другого раза. Но в баню с ним пока лучше не ходить.
— В любой военкомат зайди, там с тобой и не такое сделают! Кузнечики раем покажутся.
Парень, конечно же, нифига не понял и принялся заливать о чести и доблести. Мол, что такого удивительного, что он желает научиться воинскому искусству и стать настоящим мужчиной?
Ох уж эти местные сопляки! Вроде и живут среди всякой нечисти, колдунов и демонов, а поди ж ты, все героями мечтают стать. В принципе, нормальное желание для молодого пацана, но пример он берет явно не с того, с кого надо. Да и дабы стать «настоящим мужчиной», чтобы это не значило, вовсе необязательно уметь убивать себе подобных.
Объяснив ему эти незамысловатые истины, я расправился с завтраком и двинул обратно на улицу.
На площади происходило что-то непонятное. Лоточники, прохожие, водоносы и даже человек-газета толпились плотной кучей возле фонтана. Заинтересовавшись причиной, я подошел поближе.
— Те кто верит, налетай, а кто жадный, убегай! — задорно распевал странного вида мужик в огромной серой шляпе с высоким колпаком.
Стоя перед раскладным столом, он тыкал длинным посохом в наложенный на деревянную дощечку здоровенный холст из ткани. На холсте красовались прилепленные картинки — то какие-то звери, то фигуры в плащах, то всякие башни с молниями.
Короче, крайне мрачные каракули.
— Отделяем мух от котлет, а тех, кто мне верит, от тех, кто нет! — покачивая длинной седой бородой, мужик указал на холст короткой железной палкой. — Волшебство без изъяна, предсказание без обмана! Кто желает судьбу узнать, должен лепестков подать!
Рядом с красавчиком прошел высоченный бородач в железном нагруднике под длинным плащом и, кинув на стол пяток медных монет, как-то не особо уверенно буркнул:
— Ну гадай давай... — задумавшись, он добавил. — Доходяга.
— Кручу-верчу, судьбу узнать хочу! — легкое движение посоха у холста и толпа разразилась восторженным гомоном.
Все картинки разом пришли в движение, одни шуршали от палки, другие следовали за ней. Наконец, когда в центре выстроился парад из рисунков, седой объявил:
— Ждет тебя дорога дальняя, судьба печальная да кончина скверная... Но! — он воздел палец вверх. — Коли «розой» угостишь, то и горя избежишь!
Блестя железным нагрудником, бородач захлопал глупыми глазками, полез под плащ и извлек серебряную монету. Приняв розу, мужчина развернул посох другим концом и вновь ткнул в холст.
— Верчу-кручу, нити судьбы распутать хочу! — картинки зеркально повторили свой ход.
Те, что раньше убегали, теперь следовали за посохом, а те, что следовали, бросились наутек.
— Ныне выпала дорога живописная! Подвиги прекрасные и девицы разные! Золото горою да счастья с лихвою!
Просиявший бородач принялся раскланиваться и раскатисто благодарить спасителя. Судя сбивчивой речи и глупой роже — умом он не отличался.
Остальные зрители нет-нет, да потянулись к кошелькам. Даже красавчик.
— Ой дурак... — хлопнул я себя по лбу. — Ладно, считай, что твое обучение началось. Плата за пирожки, так сказать. — под недоуменным взглядом мальца, я нагло протиснулся к столу.
— Не стой как мальчишка у борделя, узнавай судьбу скорее! — обратился ко мне гадальщик.
— Сейчас я тебе покажу, мальчишку... — я бросил пару потертых лепестков на столешницу.
Чуть напрягшись, седой демонстративно погладил длинную бороду, и, вновь развернув посох, принялся тыкать им в холст.
— Мухи зловонные, колодцы темные, тропы обреченные... — гадальщик удивленно уставился на свои пустые руки.
Прокашлявшись, я крутанул украденный тяжелый посох и упер его в холст. Под благоговейный шепот зрителей, картинки вновь ожили и принялись бегать по натянутой ткани. Небось они решили, что я тоже дофига колдун. Сразу видно, интеллигенция!
— В магнитах уличенные, шарлатанами нареченные, по жопам... Отлупленные? — я раздраженно опустил посох. —Блин, с рифмой вообще туго! Гена, а ну подскажи чего посмешнее!
Едва я повернулся к самозваному оруженосцу, как в грудь впечатался огромный кулак. Выпучив глаза и разломав своей задницей стол, я едва успел перекатиться в сторону, прежде чем грязный сапог размозжил бы мне голову. Трофейный кинжал вылетел из-за пояса и зазвенел куда-то к фонтану.
Огромный бородач в нагруднике с легкостью отшвырнул кинувшегося красавчика и схватился за оброненный посох.
— Мое!!! Не трогай!!! — проревел здоровенный идиот, исходя слюнями на густую бороду.
Судя по злобным поросячьим глазкам, он явно вознамерился вогнать эту железку мне по самую глотку. И не он один — отбросив смешную шляпу, горе-гадальщик, уже несся с ножом наперевес.
До чего обидчивые жулики пошли!
Глава 10: Лелик и Болек.
Едва я вскочил на ноги, как снова чуть не рухнул. Спасибо глашатаю, чья неловкость и необъятные жирные телеса, приняли на себя весь гнев бородача. Получив от огромного идиота сапогом по заднице, человек-газета покатился колобком к фонтану.
— Жезл! Жезл гони! — завопил мужик в рясе, уже метя ножом мне в ногу.
То ли не заметил, что магнит уже у бородача, то ли ему отчаянно захотелось ощутить мой жезл власти на своих губах. Третьего не дано…
Подобрать свой кинжал я никак не успевал, а потому подобрал чужую бороду. С забавным чпоканьем, седая волосня отделилась от подбородка. Поглядев на болезненно трущего небритую морду мужичонка, которому и тридцати не было, я, покрепче схватился за накладную бороду и, на манер веревки, обвил его руку с ножом.
Последнее что увидели лукавые глазки, — длинный шрам через весь лоб, доставшийся от гранатного осколка. Приняв башкой в нос, псевдо-волшебник зашатался и попятился назад. Запнувшись о пытающегося подняться глашатая, он рухнул прямо в фонтан, увлекая за собой свою же накладную бороду.
Ощущение триумфа было прервано резким ударом в плечо. Бородач, очевидно, метил в голову, но блеснувшая на солнце рапира, помешала смертельному удару. Держась за отбитую руку, я в который раз помечтал о крепком панцире, а не мягкой стеганке.
Недоделанному оруженосцу же,