Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пропуск подействовал, поскольку все караульные посты получили указание: никого не выпускать. Ростов проводил Тюнгена до широкой лестницы центрального входа, здесь постояли, здесь обменялись взглядами, и сказано было Ростовым одно слово — в объяснение того, что происходит на Бендлерштрассе и по всей Германии.
— Гиммлер, — сказал он и быстро простился, потому что увидел подъезжающего Гизи.
Он ждал — неизвестно чего, какого-то невероятного поворота событий, который позволил бы вытащить Клауса из ловушки, — ждал и понимал, что ничего уже произойти не может, а то, что происходит сейчас на улицах Берлина, позорно для вермахта, так и не научившегося уличным боям, а после Сталинграда избегавшего их. Ни одного выстрела не раздавалось в городе, потому что после окриков эсэсовцев пехота и танки вермахта послушно отходили; ни те, ни другие стрелять не хотели и не могли, потому что и СС и вермахт почти одинаково любили фюрера, одни больше, другие чуть меньше; офицеры искали телефоны-автоматы, панические звонки разрывали стены кабинетов на Бендлерштрассе, Штауффенберг носился от одного аппарата к другому, поварята этажом ниже никак не могли понять, почему ничего не получается по рецептам прекрасно написанной кулинарной книги. Вся надежда возлагалась теперь на охранный батальон Ремера, который уже подходил к министерству пропаганды, чтоб арестовать Геббельса, и никто не задался вопросом, зачем для ареста и расстрела презираемого всеми человека понадобился охранный батальон, когда два офицера из адъютантской на втором этаже Бендлерштрассе могли бы сделать то же самое. То, что здесь происходило в эти часы, было позором нации, никогда еще немцы не были такими глупыми и трусливыми, и Ростов не сомневался: потомки, стыдясь этого позора, уничтожат все зримые следы дня сегодняшнего, уничтожат кабинеты Фромма, Штауффенберга и Ольбрихта, если не снесут весь Бендлерблок.
Лишь Гизи (Крюгель метался взад и вперед по коридору и все слышал), лишь дипломат и абверовец сохранял хладнокровную кровожадность, он ходил со сжатыми кулаками и шептал: «Кровь нужна! Кровь!», и Ростову вспомнилась хлесткая фраза Ойгена о Гизи: «Если война такое серьезное дело, что ее нельзя поручать генералам, то доверять мир таким штатским, как Гизи, преступно!»
А со штатскими можно не церемониться. Крюгель под ручку подхватил Гизи и подал его Ростову.
Полковник (китель расстегнут, поза вольная, на столе вино и сигареты) приглашающе повел рукою, предлагая стул и все, что на столе.
— Опять вы?! — едва не закричал Гизи. — И что вы здесь делаете? А кто этот ефрейтор? Почему он…
— Он, запомните, не ефрейтор и он не из гестапо, понятно? А что я здесь делаю? Жду, когда всех на этом этаже перестреляют, о чем я вас предупреждал. И вас могут. Чего мне не хочется. И вам тоже не должно хотеться.
Гизи подергался, походил по кабинету. Сел.
— Вам надо немедленно покинуть Бендлерблок. Немедленно. И поскорее попасть в свою Швейцарию. Все кончено, другого не могло произойти. Я вас предупреждал, и я понимаю, что иного выхода, как все-таки решиться на убийство фюрера, у вас не было.
Стойким и неумолимым солдатиком Крюгель преграждал путь к двери и смотрел на Ростова, понимая, что на его глазах совершается то, что у Гегеля и Маркса называется историей. Задумался, когда услышал вопрос Ростова — каким русско-немецким словом солдаты оценивали в демянском котле свое незавидное положение? Ответил:
— Пиздохершванцихь.
— Вы поняли? Правильно поняли. Мне очень нравится это слово, оно к вам весьма применимо. До конца этого дня мало кто здесь останется живым. А мне надо сделать так, чтоб вы живым добрались до Швейцарии. Бежать пора, эта авантюра завершится арестами сотен и тысяч причастных к заговору. А вы самый боевой из всех, вы ходили за этой дверью, сжимали кулаки и молили: «Кровь! Кровь!» Да, нужна кровь, но ее не будет. Нужна! А стрелять никто не хочет — ни эсэсовцы, ни армия. Неужто вы думаете, что охранный батальон майора Ремера арестует Геббельса?
Как-то вяло, будто нехотя, Гизи ответил, что, возможно, это случится. Батальон уже оцепил министерство пропаганды, доклад об аресте министра пропаганды ожидается с минуты на минуту.
— Вы сами не верите, чего уж мне убеждать вас… Однако, однако… Мне представляется, никогда еще в истории Германии не было так много идиотов на одном этаже. Ну ладно братья Штауффенберги и прочие поэтически настроенные фигуры. Их-то легко обмануть, они и сами склонны к самообману. Но вы-то почему не догадались еще в начале года, что Гиммлер осведомлен о подготовке покушения на Гитлера и делает все возможное, чтоб убийство фюрера состоялось? Он, Гиммлер, не только знает все о заговоре, он, в сущности, руководит им. Убийство Гитлера да еще руками презренных аристократиков входит в его планы, и он все сделал, чтоб покушение удалось, чтоб он стал единственной фигурой в Германии, с которой можно и надо вести переговоры о мире… Пять дней назад арестованы какие-то социал-демократы и коммунист, с которыми вступил в контакты Штауффенберг. К чему бы это, а? Скажу. Они, арестованные, после гибели Гитлера сядут вместе с Гиммлером за стол переговоров с русскими, станут гарантами его вполне просоветских настроений. Он и министром внутренних дел сделал себя заблаговременно. (Гизи затравленно смотрел на него.) Он везде расставил своих людей, проверенных, готовых выполнять только его приказы. Куда вообще смотрели ваши глаза? С начала года Гиммлер готовится к роли нового вождя нации, его люди вхожи в дома отпускников, раненых, несущих службу в армии резерва, и армия эта подчинится Гиммлеру. У вас что, руки отсохли? — Полковник говорил тихо и устало. — Позвонили бы по землям, узнали бы, как Гиммлер принуждает гауляйтеров, старую гвардию, опору партии, подчиняться не фюреру, а СС. Люди рейхсфюрера уже овладели половиною крупных промышленных компаний, а промышленники Германии всегда стакнутся с дельцами США и Великобритании. Они и взрывчатку английского происхождения подкинули заговорщикам, Гиммлеру вовсе не хотелось отрубать головы командованию вермахта, взрыв объяснили бы бомбой с английского самолета. Спуститесь вниз, на узел связи… да нет у вас времени на это, так поверьте мне… Там намеренно отправляют по округам приказы, не имеющие силы. Чем занимались вы, готовя переворот, задумывая заговор? Где были ваши глаза? Почему смещен предшественник Ремера? Об этом думали? Кто постарался повысить Штауффенберга до должности, обязывающей Гитлера звать его к себе на совещания? С опозданием на четыре часа Ольбрихт вводит в действие «Валькирию», но половина командиров частей отсутствует, именно та половина, что посвящена в заговор. Постарались люди Гиммлера. Они же саботируют все. Слепые щенки, вот вы кто! Я вас позавчера спрашивал: некий странный полковник арестован, назвал всех участников заговора, но никого не арестовывают — вам понятно теперь почему? Да чтоб Штауффенберг беспрепятственно пришел к Гитлеру с бомбой. И ваша надежда на охранный батальон лопнет, мечты ваши рассеются. Вам не показалось странным, почему на ударную силу Штауффенберга, на этот охранный батальон «Великая Германия» в марте назначен верный служака, лично преданный Гиммлеру?
Гизи быстро глянул на часы.
— Он вот-вот арестует Геббельса!
— Да хватит вам играть в детство!.. К Ремеру приставлен партийный функционер, офицер по национал-социалистическому воспитанию, Хаген его фамилия, он вчера вечером специально проинструктировал батальон, что делать тому сегодня. Да и сам Геббельс будет участвовать в этом спектакле неудавшегося ареста.
Гизи сделал нетерпеливое движение плечами… Опустил голову. Вздохнул.
— Я догадывался… Я мог бы понять, что все мы — куклы, которых дергают за ниточки… Пешки. Но попробуй я сказать это! Сейчас понимаю весь ужас этого недомыслия взрослых все же людей… Штауффенберг, волк среди этих овечек, обо всем догадывался, потому и хотел Гитлера уничтожить вместе с Гиммлером. Да тот уже не один месяц избегает появления рядом с фюрером. Господи, что делать, что делать?.. Может, вы что-нибудь придумаете?.. Я знаю, кто вы, знаю! Вы полковник Ростов.
Гизи встал, приблизился к Ростову. И тот тоже встал. Они смотрели друг в друга.
— Полковник, я вас умоляю. Придумайте же что-нибудь! Во все воинские части отправлены посланцы Штауффенберга, офицеры, награжденные Рыцарским крестом. Но и у вас тот же крест!
Минута, другая, третья… Глубокий вздох наполнил легкие Ростова подъемным воздухом, ноги его едва не оторвались от пола, все поплыло в глазах — и тихо, тихо, все теплее и горячее начало набухать в нем чувство возвышения над миром и мирными людьми… Что-то всколыхнулось в нем, ему почудился далекий лошадиный топот, рев толп, кожа его уже стала опаляться жаром далеких пожаров… Звон сечи и раздавшийся над ухом разбойничий свист — все незнакомо, все не слыхано и не видано, и все же свое, родное, зовущее…
- Баллада о битве российских войск со шведами под Полтавой - Орис Орис - Историческая проза / О войне / Русская классическая проза
- Чингисхан. Пенталогия (ЛП) - Конн Иггульден - Историческая проза
- Нашу память не выжечь! - Евгений Васильевич Моисеев - Биографии и Мемуары / Историческая проза / О войне
- Жены Иоанна Грозного - Сергей Горский - Историческая проза
- Из варяг в греки. Исторический роман - Александр Гусаров - Историческая проза