Читать интересную книгу Почему забыли русских героев? Параллельная история Первой мировой войны - Валерий Евгеньевич Шамбаров

ближние подступы к Кенигсбергу, заняли Фридланд (Правдинск) и городишко Растенбург (пока еще неприметный — он станет знаменитым лишь во Вторую мировую как Ставка Гитлера). А конный корпус Хана Нахичеванского и кавалерийская дивизия Гурко докатились до Алленштайна. Снова увидели чистенький, вполне мирный город. Жители вежливо раскланивались, а на вопросы о русских недоуменно пожимали плечами — вроде, тут их и не было. Жилинский уже направил Ренненкампфу новый приказ. Писал, что Самсонова постигла неудача, требовал вернуть кавалерию из рейда. Но командующий армией рассудил иначе: раз уж его конница очутилась в тылах противника, велел ей погулять как следует, взрывать железнодорожные пути, дамбы, порушить станции и линии связи.

Эти прорывы вызвали у немцев изрядный переполох. Поднимались ложные тревоги — «Русские идут!» Открывали огонь по своим, были жертвы. При ночном шуме в Найденбурге генерал Моргентау удрал босиком, надев ремень с кобурой поверх белья. Зато на окруженцев началась настоящая охота. К солдатам подключились полиция, егеря, штатские добровольцы с ружьями и собаками. Очевидцы описывали, как тяжелораненых пристреливали, забивали прикладами, «стрельба по нашим санитарным отрядам и полевым лазаретам стала обычным явлением». Над пленными измывались, избивали их, впрягали в трофейные пушки вместо лошадей. В плен попало 9 генералов. В штабе 8-й армии Людендорф грубо насмехался над Мартосом. Гинденбург повел себя благородно, пожал руку, сказал: «Я желаю вам более счастливых дней». Приказал вернуть наградную золотую саблю, но так и не вернули. С Клюевым, сдавшим подчиненных, обращались куда лучше.

Германская пропаганда непомерно раздула масштабы победы, трубила сперва о 70, потом о 90 тыс. пленных, о 20 тыс. убитых русских, а число трофейных орудий постепенно росло от 300 до 600. Реальные потери наших войск были скромнее. Погибло 6 тыс. воинов, попало в плен 50 тыс. (из них 20 тыс. раненых), немцам досталось 200 орудий (часть подбитых или выведенных из строя). 20 тыс. окруженных сумели вырваться. Как сообщалось в докладе, «большинство офицеров, пробивавшихся в одиночку или с нижними чинами, выдержали ряд самых тяжелых испытаний и опасностей и выказали незаурядное личное мужество и храбрость, преодолевая на своем пути превосходного по силе противника, борясь с бронированными автомобилями… и даже артиллерией противника, уничтожая то и другое».

Немцы громогласно объявляли о «гибели 2-й армии», но и это было далеко от истины. Им удалось разгромить 5 русских дивизий, и победа обошлась недешево — они потеряли 30 тыс. убитыми и ранеными. Мало того, за успех на Востоке пришлось заплатить стратегическим проигрышем на Западе, откуда снимались подкрепления. А 2-я русская армия была жива, большая часть ее сил просто отступила. Новым командующим стал энергичный генерал Шейдеман. Он очень быстро привел армию в порядок, и всего через неделю она снова вела активные боевые действия.

Для расследования причин поражения была назначена правительственная комиссия. Жилинский пытался свалить вину на Ренненкампфа. Дескать, струсил и вовремя не помог Самсонову. Но великий князь Николай Николаевич представлял истинное положение, хорошо знал командующего 1-й армией и возмутился клевете. Заявил: «Жилинский сам потерял голову и не способен управлять боевыми действиями». Для проверки в 1-ю армию направили генерала Янушкевича, и доклад его был очень лаконичным: «Ренненкампф остался тем, кем был». По результатам расследования сняли командиров корпусов Артамонова, Кондратовича, Благовещенского и самого Жилинского. Его вернули «по специальности» на дипломатическое поприще, послали российским представителем в Париж. Там он оказался на своем месте, неплохо отстаивал интересы страны.

Глава 13.

Львов

Главнокомандующим Юго-Западного фронта стал 63-летний генерал от артиллерии Николай Иудович Иванов. В молодости, будучи поручиком, он отличился в турецкой войне. Но с той поры утратил пыл, талантами не выделялся, его считали в большей степени хозяйственником, чем полководцем. Был близок к придворным кругам, стал крестным наследника престола Алексея. Отвратительно командовал корпусом в Маньчжурии, но 1905 г. сумел утихомирить мятеж в Кронштадте — не оружием, а увещеваниями. Перед войной он командовал Киевским округом.

Зато Иванову достался отличный начальник штаба — генерал от инфантерии Михаил Васильевич Алексеев. Отец его был крепостным, попал в солдаты и дослужился до штабс-капитана. Сам Михаил Васильевич поступил в Московское юнкерское училище, но не закончил его. Началась война с турками, и он ушел на фронт прапорщиком. Под Плевной был ординарцем у Скобелева (а у Скобелева сменилось несколько ординарцев, генерал посылал их с приказами в самое пекло). Алексеев был ранен, награжден орденом Святого Георгия IV степени, но, не имея полного образования, 9 лет не мог дослужиться до ротного. Его трудолюбию мог позавидовать любой, он учился самостоятельно и поступил в Академию генштаба. Великолепно проявил себя, стал профессором военной истории. На япошел генерал-квартирмейстером 3-й армии, был награжден несколькими орденами и Золотым оружием. Потом служил в генштабе и в Киевском округе, на маневрах понравился царю детальным разбором операции.

Брусилов отмечал, что это был «человек очень умный, быстро схватывающий обстановку, отличный стратег». Алексеев был глубоко верующим. В трудной обстановке становился перед иконой на колени, молился долго и истово. Считал, что именно тогда к нему приходят правильные решения. Вот только характер у него был слишком мягким. Он не умел стукнуть кулаком по столу, «нажать». Не любил спорить, убеждать других в своей правоте. Поэтому старался избегать совещаний, всю работу предпочитал делать один. Но Иванов ему, собственно, и не мешал. Разработку Галицийской операции осуществлял Алексеев, он же руководил войсками, а Иванов лишь подписывал документы.

Австрийская территория дугой вдавалась в русскую, и предусматривалось несколько концентрических ударов. С востока, на Украине, 3-я и 8-я армии наступали на Львов. С юга их прикрывал небольшой Днестровский отряд. Второй удар наносился с севера, из Польши. 5-я армия от Ковеля тоже нацеливалась на Львов, а 4-я располагалась западнее и наступала от Люблина и Холма — на Перемышль. В составе фронта должно было собраться 47 пехотных и 18,5 кавалерийских дивизий. Хотя к началу сражения имелось лишь 34,5 пехотных и 12,5 кавалерийских — около 650 тыс. бойцов. Остальные войска ожидались позже.

Но и австрийцы готовились опередить русских, разбить до того, как сосредоточатся все соединения. Силы врага превосходили, у него было 35 пехотных и 11 кавалерийских дивизий (около 750 тыс. шыков и сабель). По мере развития операции должны были подойти еще 250 тыс. Главный удар наносился на север, в Польше. Тут австрийцы создали двойной перевес, против наших 4-й и 5-й армий развертывались 1-я и 4-я австрийские, с левого фланга их прикрывали армейская группа Куммера и германский корпус Войрша. На восточном участке, в Галиции, превосходство было у русских. Против 3-й и 8-й наших армий выдвигались 3-я австрийская и армейская группа Кавеса. Предполагалось, что они измочалят русских в активной обороне и тоже перейдут в наступление.

Дух нашей армии был высочайшим. Прекрасно было налажено снабжение. Пайку русского солдата мог позавидовать боец любой другой армии. На день полагалось 3 фунта хлеба, фунт мяса, полфунта сала (фунт — 400 г), 18 золотников сахара (77 г.). Плюс масло, крупа, овощи. Однажды командиру Каргопольского драгунского полка даже пришлось отдавать приказ: каждый нижний чин обязан съедать выданное продовольствие, «дабы иметь силы в