Читать интересную книгу Страх (сборник) - Эдуард Хруцкий

Десять лет назад Данилов так же ехал по этой дороге на ручной дрезине. Но неслась она в полной темноте, и воздух был другой. Заросшие болота пахли сыростью и неведомыми цветами.

И бил в лицо упругий ветер, и ощущение опасности, реальное и близкое, словно вернулось из той стремительной ночи, когда ехал он к этому дому на ручной дрезине.

Кажется, десять лет – огромный срок. Но переплелись воспоминания и явь, и остались только ночь, тяжесть кобуры на боку да холодок опасности.

А трудолюбивый тепловоз тянул смешные платформы и вагончики через ночь. Через болотную гниль, через сладковатый запах торфа, через клокочущие голоса неведомых птиц.

Наконец застучали буфера, задрожала площадка под ногами, начал тормозить состав.

Глаза Данилова привыкли к темноте и различили светлый дощатый перрончик и человека с сигнальным фонарем.

– Это Банин, – сказал за его спиной кондуктор.

Данилов вынул пистолет из кобуры, вогнал патрон в ствол и спрыгнул на землю.

Банин поднял фонарь, стараясь различить, что за люди приехали сюда в такую пору.

– Опусти фонарь, Банин, – Данилов поднял пистолет, – и не дергайся. Ты меня помнишь?

С двух сторон к Банину подошли оперативники.

– Оружия у него нет.

– А зачем оно ему? – Данилов сунул пистолет в кобуру. – Он его напрокат дает.

Он подошел к Банину вплотную, осветил лицо карманным фонарем:

– Узнаешь?

– Узнаю, – мрачно ответил Банин.

– Тогда пошли, покажешь, где твои лабазы каменные.

– А если не покажу?

– Тогда сами найдем, но в лагерь – а это я тебе обещаю – калекой уедешь.

Они пошли к дому, смутно различимому в темноте.

– Ишь, окна занавесили, – сказал за его спиной Шелков.

Поднялись по ступенькам, и вдруг грянул в доме аккордеон. И до боли знакомая мелодия зазвучала.

Музыкант играл прекрасно. И оперативники остановились на крыльце – не хотели мешать, хотели слушать нежный голос аккордеона.

Данилов толкнул дверь, вошел в темные сени, и память услужливо и стремительно подсказала ему, что справа – лестница на второй этаж, а чуть левее – дверь в большую комнату.

И всхлипнул, словно подавился, инструмент. Данилов вошел в комнату.

За большим столом, уставленным бутылками, сидели шестеро, в углу, прислонившись спиной к стене, стоял молодой парень с аккордеоном.

Данилов вошел и словно натолкнулся на взгляд, тяжелый и недобрый.

Лицом к нему за столом сидел Славка Аникин по кличке Шкаф, налетчик с Покровки, которого Данилов лично брал в сорок пятом году.

– Так, граждане бывшие уголовники, попрошу предъявить документы. А ты, Аникин, на меня глазами не зыркай, здесь тебя никто не боится. И проясни мне: почему ты отдыхаешь в этой приятной компании, вместо того чтобы заготовлять для страны древесину?

– Меня по зачетам выпустили.

– Ты встань, не со шнырем разговариваешь.

Аникин неохотно поднялся.

– А ну, всем два шага от стола. Шелков, посмотри, что они туда сбросили. Учтите, откатаем пальцы и всем предъявим 182-ю. Конечно, если найдем что-то.

Данилов оставил оперативников разбираться с задержанными, а сам с Никитиным отвел Банина на второй этаж. В маленькой комнате, где он когда-то брал Горского, где чуть не пристрелил эту мразь, стоял обшарпанный однотумбовый стол, висел дистанционный телефон с зеленой трубкой, рядом какой-то постоянно гудящий прибор, расписание и чехол для флажков.

– Садись, Банин, – Данилов присел на край стола, – разговор у нас будет серьезный.

– А я с тобой, – Банин опустился на табуретку, – говорить без начальника райМГБ не собираюсь…

Договорить он не успел: Никитин выбил из-под него табуретку, и Банин грузно рухнул на пол.

– Чекист, значит. – Никитин от души ударил его ногой.

Банин со стоном поджал ноги к животу.

– Чекист, – продолжал Никитин, – а помнишь, что советская власть Ягоду и Ежова расстреляла, а сейчас Абакумова посадила, а с тобой-то мы как ее представители на месте разберемся.

– Слушай меня, Банин, – Данилов с интересом разглядывал гудящее устройство на стене, – времени у нас мало. Мы Матроса в сберкассе повязали, сейчас тебя с одним из его подельников залепим, и ты кончил на 59–3, а это статья подрасстрельная, и на нее указ прошлогодний не распространяется.

Банин с трудом поднялся, сел на топчан.

– Чего надо?

– Сдашь оружие – я тебе вменю 183-ю, за хранение. Ты меня знаешь, я слово держать умею. В сорок втором мог убедиться, а на чекистов не рассчитывай, они тебя первые закопают.

– А если не сдам? – Банин погладил рукой живот, отдающий тупой болью.

– Тогда, – спокойно сказал Никитин и достал из кармана наган, – я тебя сейчас пристрелю, а потом мертвому эту штуку в руку вложу. Убит при попытке нападения на сотрудников угрозыска. Смекнул?

– Чего тут не смекнуть. Ты, видать, шустрый сыскарь, – зло выдавил Банин, – тебе человека шлепнуть – что муху прибить.

– На темы нравственности, Банин, поговоришь со следователем. – Данилов встал. – Где оружие?

– А вы меня потом не кончите?

– А какой нам смысл? – сказал Никитин. – Крови наших ребят на тебе нет, сдай примуса и гуляй себе в камеру.

– Пошли. – Банин встал, внимательно поглядел на Данилова.

Тот словно прочитал в его глазах вопрос: «Не обманешь?»

– Не обману, Банин. Мое слово крепкое. Ты не меня бойся, а своих дружков из госбезопасности.

Они спустились на первый этаж. Оперативники закончили проверку документов и составление протоколов.

– У всех документы в порядке. Аникин, Рубцов, Калганов и Рябов сосланы на сто первый, Бондаренко и Степанов – местные жители, а музыкант Мозаев раньше привлекался по 58-й.

– Оружие нашли?

– Нет.

– Всех отпустить.

– А притон? – удивился Шелков.

– А вы, лейтенант, разве не собираетесь с друзьями выпить, музыку послушать?

– Но…

– Никаких «но». Отпустить.

И Шелков, и Данилов разыгрывали этот спектакль, прекрасно зная, что отпустят этих людей, так как среди них был прекрасно законспирированный агент.

А рассвет пока не приходил. Ночь еще висела над болотом. И в этой ночи болото, остров и торфяники жили своей, отдельной жизнью. А угадывалась она по звукам непонятным и поэтому тревожным.

– Как ты, Банин, здесь живешь? – Данилов закурил. – Тут прямо как в сказке о Змее Горыныче.

– Какая уж здесь сказка, начальник, сплошная дурацкая быль.

– Ты, видать, Банин, на этом острове философом стал. Ну ладно, ты лучше скажи: как немецкий вездеход достал?

– А очень просто. Меня из тюряги освободили аккурат в августе. Я, конечно, домой. Туда-сюда. А тут и немцы пришли. Я в подвале отсиделся, а когда наши-то напирать стали, гляжу, немцы на вездеходе этом подъехали. Я не знаю, куда они делись, но я машину эту спер и в сарае спрятал. Потом с Музыкой связался. Дальше вы знаете. А машинка-то эта стояла. Ну, я ее Матросу за две косых и продал.

– Силен, – рассмеялся в темноте Никитин.

Они, подсвечивая фонарем, шли по высокой траве, сырой от росы.

– Далеко? – спросил Данилов.

– Пришли. Светите.

В свете фонарей глянцево блестела листва густого орешника. Банин раздвинул ветки, разбросал какие-то доски, и они протиснулись на маленькую полянку в густых зарослях орешника.

Банин снял дерн – под ним была крышка люка. Он дернул за кольцо, и она без скрипа поднялась. Видимо, хорошо смазывал Банин петли. Данилов наклонился, посветил фонарем. Вниз уходила маленькая лесенка.

– Свети, – скомандовал он Никитину и осторожно начал спускаться.

Данилов очутился в подземном сооружении, напоминающем немецкий дот, который он видел в сорок первом под Москвой.

– Давай, давай, – раздалась веселая скороговорка Никитина.

– Я сейчас свет зажгу. – Банин чиркнул спичкой и зажег керосиновую лампу под потолком.

И теперь Данилов увидел, что стоит в достаточно широком коридоре, обшитом потемневшими от сырости досками.

– Кто же этот дворец построил?

– Немцы, – хмуро ответил Банин. – Они Музыку навроде партизана здесь оставляли, да только тому война до феньки была. Он пограбил, как нужно, и хотел сначала в Ташкент свалить, а там через границу в Иран пробиться.

Банин толкнул одну из дверей.

Данилов посветил фонарем и обмер. В пирамиде стояли хорошо смазанные автоматы ППШ, в ящиках на полу – патроны и пистолеты.

– Значит, ты на следствии об этом умолчал? – повернулся он к Банину.

– А чего говорить. Я об этом блиндаже случайно узнал. Проследил Горского. Думал, здесь деньги да рыжевье.

– Зови, Никитин, понятых, протокол писать будем. А ты, Банин, решил стволы в деньги обратить?

Банин ничего не ответил, только безнадежно махнул рукой.

* * *

Все, кто ранним утром находились в райотделе, высыпали во двор. Ящики с оружием и патронами накрыли брезентом. Вызвали из дому следователей, и они начали допросы.

– Я пойду посплю пару часов, – сказал Данилов Ефимову, – вы уж тут без меня задокументируйте все.