— Я знаю, что ничего не выиграю, и я не думал о собственной выгоде, — резко ответил Стив, — я вспоминаю последний вечер: мы с Пэдди пили в трактире у старого Мегги, а теперь Пэдди уже нет, и мы больше никогда не будем пить вместе и вообще никогда больше не встретимся. Неужели вы считаете, что я ему ничем не обязан? Ведь мы были друзьями. Если бы это случилось с вашим другом, неужели бы вы стали молчать, мистер Килдер?..
— Я все сказал вам, Стив, а вы поступайте, как знаете. Спокойной ночи! — Килдер устало поднялся и вышел, а Стив остался сидеть, уныло уставясь в пространство. В комнате, слабо освещенной двумя оплывшими свечами, царил полумрак.
Сильвия спустилась вниз, чтобы взять лекарство, которое ей прислал Мэлоун, и, войдя в комнату, увидела Стива. Он сидел, опустив свою отливавшую золотом голову на руки, и его плечи вздрагивали. Движимая чувством искренней жалости, она подошла к нему и взяла его за руку.
Он вздрогнул и резким движением поднял голову.
— Ах, Стив, я так огорчена, — шепотом сказала Сильвия. — Я отлично понимаю ваше состояние, потому что всего месяц тому назад мой отец погиб на моих глазах… его ударила лошадь… он умер в течение одной секунды. Именно то, что это случилось так неожиданно, делает страдание почти невыносимым… Я понимаю очень хорошо, как вам тяжело сейчас, Стив…
Стив поднялся и подвинул ей кресло.
— Садитесь сюда… — угрюмо пригласил он Сильвию.
— Не беспокойтесь. Я сейчас ухожу. Я пришла сюда, чтобы взять лекарство для щеки.
Стив только теперь заметил длинный порез на лице Сильвии — от виска вдоль всей щеки.
— Однако и вы тоже здорово пострадали!.. — заметил он.
Сильвия отрицательно покачала головой.
— Пустяки. А теперь вам надо лечь спать. Уже очень поздно, и вы, должно быть, устали. Послушайте, Стив, — она наклонилась к нему, — мне хочется чаю. Пойдемте на кухню, я приготовлю чего-нибудь поесть — хлеб с повидлом, например.
Он пошел за ней послушно, как ребенок, и очень покорно исполнял все ее приказания. Они уселись на кухонном столе, поставив перед собой горшок с повидлом из черной смородины и хлеб, и принялись за еду. На очаге кипел старый коричневый чайник.
Стив и не подозревал, что он голоден; однако после того, как съел огромное количество хлеба и выпил пять чашек чаю, убедился в этом.
Он принялся рассказывать Сильвии об Америке, о своих выступлениях там и о предполагаемых матчах в Англии.
— Я бы очень хотел, чтобы вы увидели меня на ринге, — просто сказал он.
Часы пробили три. Они оба вздрогнули от неожиданности.
— Надо идти спать, — шепнула Сильвия.
Сняв туфли, они на цыпочках взобрались по лестнице и попрощались у дверей комнаты Сильвии.
Оба, как ни странно, крепко спали всю ночь.
— Я не знаю, что будет, — сказал Килдер. — Я уговаривал этого парня, пока не свалился от усталости, но все мои доводы оставляли на нем такие же следы, как капли дождя на цементе. Мэлоун, меня бросает в пот от страха, клянусь вам.
— Да, это нехорошо, — мрачно согласился Мэлоун. — Я сделаю все, что смогу, постараюсь отложить допрос Стива на самый конец.
Следствие протекало по установленному порядку.
У О'Кифа каким-то чудом не оказалось родственников; он приехал в Ирландию из Нью-Йорка, а все его родные поселились там уже много лет тому назад.
Был жаркий солнечный день, в открытое окно доносилось жужжание пчел и благоухание жимолости…
— Стивен Френсис Роган!
Стив поднялся и вышел вперед. У Килдера пересохло во рту от волнения. Ведь Сильвия была его родственницей, и он чувствовал, что виноват перед ней, что оставил ее одну в замке и что теперь, по его милости, она подвергалась этой пытке. Ему стало стыдно.
Мэлоун стал допрашивать Стива, который на все вопросы отвечал односложно. За все время он произнес только одну фразу:
— Это была несчастная случайность…
Когда он вернулся на свое место, остались только Килдер, Мэлоун и Сильвия.
Стив подошел к ней.
— Я сейчас уезжаю, — сказал он. — Я никогда не забуду вас… — Он покраснел, но краска тотчас же сбежала с его лица.
— И я не забуду тех часов, которые мы провели вместе минувшей ночью.
Он долго и до боли крепко жал ее руку. Затем внезапно выпустил ее и, не оборачиваясь, вышел на вымощенную булыжником улицу. Шел большими шагами, высоко подняв голову и выпрямив плечи.
Стив заказал автомобиль и, выпив чаю в единственной здешней крохотной гостинице, поехал на станцию. В ту же ночь он был уже в Дублине.
В отеле он застал телеграмму от своего директора:
«Выезжаем пятницу Остенде матч Шарлем Леруа Встретимся сегодня стадионе».
Настроение Стива сразу улучшилось: предстояла трудная работа. Наконец-то он добился матча с Шарлем Леруа, знаменитым французским боксером.
В конце концов, прошлого не воротить, а горевать и плакать совершенно ни к чему — это не принесет пользы… Однако переступить порог бара, где они с Пэдди бывали вместе, Стив не решился…
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Свое первое письмо к Сильвии Родней получил на яхте обратно с печатью о ненахождении адресата.
Он застыл на месте, молча глядя на море и нервно комкая в руке письмо. Только в этот момент он понял, как жадно ждал ответа, как томился и жил этим ожиданием. Болезнь на время притупила в нем тоску по Сильвии. Теперь он был снова здоров и крепок и способен чувствовать и переживать. То, что письмо вернулось к нему обратно, потрясло его до глубины души.
Он понимал, что Сильвия была очень огорчена его внезапным исчезновением и продолжительным молчанием, но в этом письме он ведь все подробно объяснил ей. Он написал его тогда, когда его руки еще дрожали от слабости. Неужели и телеграммы также не дошли до нее?
С Эшли он больше не говорил о Сильвии. Он сознательно избегал упоминать о ней в присутствии брата, находил это лишним, и, кроме того, вначале он так быстро лишался сил, что его душа, так же как и тело, требовала полного покоя.
Однако теперь придется вернуться к этому вопросу, так как ему необходимо очутиться на суше, и как можно скорее, чтобы приняться за поиски Сильвии. Эшли намеревался продлить прогулку, так что ему придется все рассказать брату, чтобы объяснить, почему он не хочет ехать дальше. Родней был уверен, что ему легко удастся найти девушку. Прежде всего он решил повидать Фернанду.
За его спиной раздался голос Эшли, и он быстро обернулся, чтобы поздороваться с братом.
Григс медленно двигался по слегка колеблющемуся полу палубы, толкая впереди себя кресло Эшли. При взгляде на него у Роднея сжалось сердце. Как он ужасно выглядел! Его лицо страшно заострилось и побледнело, и в глазах появилось странное выражение, словно он предчувствовал близкий конец. Его рука, неподвижно лежавшая на ручке кресла, казалась совсем прозрачной.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});