Читать интересную книгу Бесенок (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич

— Это как?

— Допустим я у него спрашиваю: Почем продается славянский шкаф? А он в ответ: Шкафа нет, могу предложить никелированную кровать.

— Никелированную? Это как?

— Да никак. Просто слово выдумал. Хотя тут использовать можно все что угодно. Любой набор вопросов и ответов. И менять их скажем раз в неделю. Чтобы если кто подслушал использовать не смог бы. Ну или делал это недолго, да и выявлять таких слухачей через этого его.

— Добро, — покивал Ромодановский. — Хорошая мысль.

— А вообще — глупо как-то вышло. Он подставился только потому, что слишком долго за мной шел. Это заметно.

— Это только ты у нас такой глазастый. Обычно не замечают.

— А те, что чужие были, ты их взял?

— Не всех. Парочку только.

— Чьи были?

— А бес их знает? Их подрядили в кабаке. Платили там же. Но мы того человека взять не смогли. Он не явился на оговоренную встречу. Видно спугнули.

— Ясно. — покивал Алексей. — И ты мне говоришь, что это я такой глазастый? Они ведь всех твоих заприметили. Оттого и разбежались. Не так разве?

И они разговорились.

Ромодановскому очень вся эта история не нравилась. Потому что царевич был прав. Он и сам, время от времени ездя куда-то с Алексеем, научился выявлять наблюдателей.

Парень же, пользуясь эти моментом постарался Федору Юрьевичу пересказать методичку по наружному наблюдению, выстраданную еще во времена КГБ. Само собой — с некоторой адаптацией под местные возможности. Да, не эталон. Но по сравнению с местным уровнем — чуть ли не откровения.

Причем подавал он эту методичку не с менторским тоном, а через вопросы. И, по сути, подталкивал самого Ромодановского к правильным ответам. Лишь изредка высказывая свое мнение. Что было возможным благодаря подготовке. Алексей несколько месяцев обдумывал этот вопрос, никак не решаясь к нему подойти. Все-таки лезть в ведомство Федора Юрьевича и «учить его жизни» хотелось ему меньше всего. А тут такой момент. И вроде как не учит, а просто спрашивает и подводит к мыслям.

Понимал ли визави царевича, что тот им пытается манипулировать — не ясно. Но виду так или иначе не показывал. И вполне адекватно воспринимал беседу, будучи раздосадованный этим эпизодом. Да и вообще — серией провалов именно по линии Преображенского приказа.

Битый час или даже больше беседовали.

Обсуждали.

Наконец явно притомившись, Ромодановский перешел к другому вопросу:

— Сегодня я письмо получил. По твоему Герасиму.

— Удалось выяснить его личность?

— Да. Он действительно шляхтич. Его посчитали мертвым, так как в походе он упал с коня со стрелой, уходя от татар. Подумали — убило. Оттого и не искали его, и не пытались выкупить. Жена за другого вышла. Уже который год живет. Двух сыновей прижили.

— А дети Герасима?

— В младенчестве преставились.

— И все? Других родственников нет?

— Отчего же? Брат родной есть. Уже едет в Москву — будем опознавать. Еще отец его жив и мать. Три сестры.

— А что по татарам? Удалось у них что выяснить?

— Сам понимаешь — сейчас сложно. После Азова.

— Я хочу докопаться — что это за человек. Язык не каждому отрезают. Да и с галеры сбежать дело непростое. Я ему обещал службу при себе, но что ему можно доверить? Как это понять, не зная, что он за человек?

— А что тут гадать? Буйный он.

— Чтобы сбежать с галеры, мню, одной буйности недостаточно.

— И то верно, — кивнул Федор Юрьевич. — Но здесь быстрого успеха не жди. Ни татары, ни турки сейчас особой дружелюбностью не отличаются. Даже те, что торгуют помаленьку несмотря на войну. Кстати, как он? Раны зажили?

— Потихоньку заживают. Гниения удалось избежать.

— Слава богу. У него ведь на спине живого места не было.

— Здоровый. Иной бы и не выжил, пройдя через такое. За ним сейчас моя кормилица присматривает.

— Это которая Арина?

— Да.

— Не боишься? Баба ведь.

— Поверь — Арина не галера, от нее не убежишь, — усмехнулся царевич. — Это не считая того, что она и мертвого разговорит, не то, что немого.

— Да я не про то… Хотя мал ты такое понимать.

— Она дурная баба, не семейная, если ты об этом. И быть при мне, да в столице ей много важнее, чем замуж выйти и детей рожать.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Ой ли?

— Надеюсь, я в ней не ошибся. Впрочем, они не просто по вечерам сидят на лавочке. Они делом занимается вместе с Герасимом. Придумывают язык жестов.

— Что сие?

— Немых немало по земле ходит. Как им общаться? Мычать? А много можно намычать-то? Да и в жизни часто нужно что-то сказать, но тихо — чтобы никто не услышал. Вот и сидят — выдумывают, как это ловчее сделать.

— Интересно… — явно заинтересовался Ромодановский.

— Если дело выгорит, то я мню, твоим ребятам тоже пригодится. Чтобы иной раз не перекрикиваться.

— И как? Дело продвигается?

— Потихоньку. На месте они не топчутся — мал-мало двигаются вперед и уже даже могут переговариваться. По-простому. Что дети малые. Но и это немало. Всяко лучше, чем это несравненное Ы-ы-ы…

Глава 5

1697 год, июнь, 18. Москва

Ромодановский подошел к маленькой мастерской для учебных опытов царевича Алексея. Той, в которой была собрана первая походная печка.

Оттуда доносились странные звуки.

Хлопки.

Федор Юрьевич бы подумал, что выстрелы, только очень слабые.

Постоял немного.

Послушал.

Ничего кроме возни, тихой болтовни и время от времени раздающихся «выстрелов» не разобрал. Посему толкнул дверь и… она открывалась наружу. Из-за чего он чуть носом в нее не вписался со всей дури.

Чертыхнулся.

Потянул ручку на себя. И вошел, перед тем довольно громко «постучавшись» всей своей тушей. Еще чуть-чуть и это выглядело бы так, что рояль уронили. Только мягкий и упитанный. Очень уж громко и сочно он всей тушей влетел в дверь. Чуть вместе с косяками не вынес.

Царевич, оставив опыты, смотрел на вошедшего.

Рядом с ним стоял кузнец и химик — новый персонаж в его окружении. После того, как Алексею начали преподавать химию он выбил себе в дополнении к мастерской для опытов по физики, еще и химическую мастерскую. И нанял туда человечка, чтобы не самолично опыты ставить. От греха подальше.

По роду своей профессиональной деятельности там — в прошлом, царевич был знаком с химией. В целом. Разбирался же более-менее только в двух ее областях, связанных со взрывчатыми веществами и ядами. Скажем так — издержки профессии. И, как следствие, имел достаточно ясное представление как синтезировать различные вещества из этих двух кластеров. Не все. Далеко не все. Просто в силу того, что его знания оставались в плоскости учебных и условно-теоретических. Почему условно? Так во время обучения все это и даже больше он синтезировал самолично. Но это было очень давно… слишком давно…

Химия в XVII веке была… хм… скажем так — занятной.

До появление аналитической химии и какой-то внятной научной системности хватало времени. Столетие или даже больше. А то, чем Алексей начал заниматься отчетливо пованивало какой-то алхимией. Разве что ее чуток причесали и немного вычистили от откровенно магических «тараканов». Впрочем, масса ритуалов все равно осталось.

Странных ритуалов.

Которые дополняли дикие формулировки, больше напоминающие рецепты бабы Яги из замечательной поэму в стихах про «Федота-стрельца удалого молодца». Царевич даже прям предвкушал, ожидая, что во время очередного занятия его учитель начнет рассказывать что-то в пользе заячьего помета, который, как известно ядреный и проймет.

Системности тоже не наблюдалось.

О! С этим вообще было что-то невероятное…

Учитель не начинал с азов, каковых в этой странной области местных знаний не наблюдалось. Из-за тотального хаоса. Он просто брал интересующую его лично тему и начинал ей ездить царевичу по ушам. И медленно, очень медленно, он в ней начинал разбираться.