в тот момент в доме, включая возможных родственников, друзей семьи и знакомых, заглянувших с визитом на момент получения этого приказа. Поясню особо: это не приглашение. Согласие и ответ не требуются.
Чётко, по-военному, отсалютовав, огромная антропоморфная летучая мышь срывается в полёт и исчезает в небе. На том месте, где она только что стояла, кружатся несколько пылевых вихрей.
Ещё раз кивнув с удовлетворением, дон Теймур легко возносит себя в седло и занимает место во главе колонны сопровождения. Бастиан тотчас пристраивается по левую от него руку. Был бы Глава левшой — Тёмный оказался бы справа, дабы не попасться случайно под заклинание, срывающееся с рабочей руки Архимага.
Мы с Элизабет переглядываемся.
— Ты запомнила?
Немного нервничаю: у меня слабая память на здешние имена. Элли кивает:
— Хуан Гарсия Иглесиас. Кажется, он родственник нынешнего бургомистра.
* * *
Человек предполагает, а Бог, в соответствии с известным изречением, располагает. Нашим с Элли планам не суждено сбыться; во всяком случае, немедленно. Но по причине, досадовать на которую я никак не могу.
В окне кареты появляются беломраморные ступени парадного крыльца Эль Торреса. Экипаж замирает. Особо звонко, музыкально бьют правыми передними копытцами все четыре лошади, запряжённые цугом: их здесь специально обучают этому красивому фокусу, знаменующему конец пути и прибытие домой. Мы-то в карете лишь слышим это синхронное цоканье, но представляем, какое это восхитительное зрелище, дополненное ещё и грациозными поклонами лошадок, и колыханием пышных плюмажей из страусовых перьев.
По традиции Тёмный рыцарь, возглавляющий группу телохранителей, открывает дверцу и помогает дамам выйти из кареты; но такой уж сегодня день, что традиции порядком смяты. Раз уж охраной наших прекрасных тел озаботился нынче сам Глава, естественно ожидать, что руку предложит нам именно он. Я уже морально готовлюсь встретить его извечно ироничный прищур, какую-нибудь тонкую шуточку, на которую непременно придётся отвечать, не роняя достоинства; а потому возглас Элли, выходящей первой, звучит для меня неожиданно:
— Мага, неужели это ты? Как я рада тебя видеть!
Сдержанно улыбаясь, он помогает ей сойти.
— И я рад, милая. Хорошо погуляли?
Он говорит «милая» с той же интонацией, что и его брат, называющий меня не иначе как «родственница»: в устах и того, и другого эти слова, в сущности, звучат как «сестрёнка», тепло и по-доброму.
— Прекрасно! — с воодушевлением отзывается Элли, подаваясь в сторонку, чтобы освободить для меня место. — Привезли с собой половину ярмарки!
Он выразительно закатывает глаза:
— Неужели моя жена научилась, наконец, сорить деньгами? Ива, я счастлив…
Завершение фразы перекрывается странным звоном в ушах. Шагнув было вниз, я внезапно теряю опору. Меня накрывает чувство дезориентации: откидная ступенька кажется далеко-далеко, земля отъезжает ещё дальше, словно я смотрю на неё не с высоты своего роста, а из окна небоскрёба. Надёжные вроде бы стены кареты разбегаются в стороны, уворачиваясь из-под рук, я падаю, падаю… По ощущениям — в бездну.
Придя в себя, обнаруживаю, что стою на твёрдой земле, зажмурившись и прижавшись к Маге.
— Так, — говорит он спокойно. — Ива, не волнуйся, у тебя просто закружилась голова. Ты у меня всё-таки северянка; а провести полдня на нашем солнце, даже осеннем, это в твоём положении не шуточки. Ничего страшного не произошло. Давай-ка отправлю тебя сразу в комнату.
Немедленно начинаю отбрыкиваться:
— Подожди, мне надо разобраться с покупками!
— А Элли на что? — удивляется он. — Вот уж кто прекрасно пристроит всё награбленное по кладовкам, так это наша хозяйственная Элизабет. Пойдём, тебе нужно в тень и отдохнуть. Элли, не сочти меня эгоистом, просто я вижу, что ты чувствуешь себя не в пример лучше Ивы, и…
— Конечно-конечно! — так и лучится довольством моя невестка. — Обожаю разбирать покупки и никому этого счастья не уступлю. А если что-то не соображу — обращусь к бабушке Софи!
И незаметно мне подмигивает.
— Я помогу, — внушительно добавляет за её плечом Бастиан. После чего я с неподдельным облегчением позволяю Маге притянуть себя за талию, прикрываю глаза… Он замечательно высверливает порталы, однако в последнее время делает это так быстро, что пространственный переход на несколько секунд превращается в подобие кривого зеркала, где отражения искажаются настолько, что аж глаза ломит.
Но технику переходов я успела освоить. Поэтому бесстрашно делаю шаг вперёд вслепую; за ним второй, третий… На четвёртом тепло окружающего воздуха сменяется прохладой Магиной спальни и едва уловимой горчинкой зимних хризантем.
— Дай-ка я на тебя посмотрю, — озабоченно говорит мой суженый. — Приляг.
А меня вновь ведёт куда-то на сторону. Даже когда лежу, потолок будто уезжает вбок, складки балдахина угрожающе тянутся к лицу, хмурое лицо мужа кажется неимоверно отдалённым и в то же время чересчур близким. Скорее догадываюсь, чем вижу быстрое движение его руки над моей головой. И вдруг всё прекращается.
Мир устойчив и больше никуда не плывёт. Мага рассеянно гладит меня по голове, а другой рукой подносит к глазам булавку — одну из нескольких, которыми я обычно фиксирую шляпку. Длинная, сантиметров пятнадцать, увенчанная крупной жемчужиной в окружении рубиновых крошек…
— Откуда это у тебя? — требовательно спрашивает он. Я в недоумении хлопаю глазами.
— Это же ты мне подарил, не помнишь? Месяц назад, целый набор из дюжины булавок.
— Прекрасно помню. Ива, я дарил тебе розовый жемчуг, а этот белый и какой-то тусклый.
Неуловимым движением длинного ногтя — ох уж мне эти боевые ногти боевых некромантов! — поддевает перламутровый шарик. Тот вдруг легко откидывается, обнаруживая высверленную сердцевину, в которой поблёскивает золотистая капля. Так же быстро Мага сжимает булавку в кулаке. Лицо его каменеет.
Меня начинает трясти.
— Это яд? — тихо спрашиваю я.
— Что? Нет, не уверен. Проанализирую в лаборатории, тогда скажу
Он прикрывает глаза ладонью. Делает глубокий вдох, выдох.
— Ива… Всё хорошо. Всё теперь хорошо. Нет, это не яд, это, похоже, вроде магнита или маячка, притягивающего чужое воздействие даже сквозь защиту. Видишь,